Страница 63 из 74
Глава 21
Эрфурт расцветал. Набухшие почки превращались в светло-зеленые листья, увитые плющом, дома зеленели, грязь высохла, воздух наполнили запахи приближающегося тепла, и дышать стало легче.
— Себастьян, я должна тебе кое-что сказать?
Я отвлекся от созерцания природы.
— Ты беременна? — моя бровь картинно взлетела вверх.
Изящный кулачок больно ткнул меня под ребра.
— Фон Ронин, ты неисправим.
— Ну, тогда не тяни, а говори прямо, что за тайны мадридского двора? — я мягко улыбнулся.
Виктория помрачнела.
— Мне нужно будет уехать. Отец настаивает, чтобы я вернулась с ним в Ганновер. Тебя с собой я пока не зову, знаю, у тебя впереди самая сложная выпускная часть.
Действительно, я твердо рассчитывал получить заветную учёную степень, которая давала большие преимущества и привилегии, в частности, право обучать на всей территории Европейских государств. Чем не счастье? Устроился бы в Ганновер преподавать частные уроки для богатеньких отпрысков известных родов и никогда бы уже не думал о наличии золотых монет в карманах. Да, может деньги и не большие, но зато доход стабильный, к преподавателю дворянину всегда очередь.
Однако степень магистра искусств получало менее половины эрфуртских студентов, записавшихся на артистический факультет, а некоторые учатся уже больше десяти лет. У меня этого времени не было. Значит сдавать надо было с первого раза.
— Дорогая, не забивай себе голову, уезжай спокойно с отцом. Просто найду себе другую даму сердца. — я заливисто расхохотался.
— Негодяй. — сквозь смех, задыхаясь выдавила девушка. На нас неодобрительно оборачивались степенные фрау, степенно вышагивая по мостовой.
Отсмеявшись я взял красавицу за руку.
— Все дороги так или иначе приведут меня к тебе. Что бы не случилось. Так, что можешь не переживать.
— Да я и не переживаю, — отмахнулась девушка. — Не хочу тратить время впустую без тебя. Ты не представляешь какая скука в Ганновере.
— Во-первых, не знаю, никогда там не был, во-вторых, ты что, рассматриваешь меня только лишь как лекарство от скуки? — я сурово сдвинул брови.
— Ой, все. Себастьян, это все сильно похоже на такое?
Я молча поцеловал девушку.
— Что думаешь делать, когда получишь степень?
— Если. — поправил я.
— Когда, фон Ронин. Ты лукавишь и принижаешь свои возможности. — ухмыльнулась ганноверская красавица.
— Конечно же приеду в Ганновер. Буду преподавать, а может и начну писать пьесы для театра.
— Слава Гуттена не дает покоя? — девушка проявляла недюжинную эрудированность, к моему удовольствию. — Веет духом свободы?
Ульрих фон Гуттен, как настоящий рыцарь родившийся в крепости Штекельберг, был одним из первых, кто осознал крайнюю необходимость объединения сил графств, княжеств, баронств и прочих земель Германии против папского Рима в решительной борьбе за независимость и свободное развитие культуры. Гуттен был предтечей Реформации, развивая тему изменения церкви в своих диалогах, стихах, а также в речах и посланиях. Да, изначально он посчитал выступление Лютера грызней между монахами, но потом понял важность идей Мартина, хотя в своих высказываниях был еще более резким. Рыцарь выступал за прямую войну против римского папы, за вооруженное объединение Германии и независимую церковь. Вышло в полной мере только последнее, но и это было великой победой. А сам Ульрих остался в памяти германцев как борец за язык и единение.
— Главное не закончить как он. — я улыбнулся.
Прославленный рыцарь объявил войну бездуховному духовенству, присоединился к Францу фон Зиккингену в его рыцарском восстании, но тот был разбит и убит. Фон Гуттен, уже умирающий от сифилиса, был вынужден бежать из-за имперской опалы в Швейцарские кантоны и умер на острове в озере, словно герой Круглого стола.
— Я серьезно. — девушка нахмурилась.
— И я. Сейчас ремесло драматурга приносит хорошие деньги. Тем более, что это легко можно совмещать.
— Неужто ты настолько тщеславен, фон Ронин? — прищурилась девушка.
— Писать можно и не под своим именем, дорогая. На величине оплаты это не скажется никак. Лишь бы было талантливо написано. — я притянул девушку к себе. — Слышала о мистере Шекспире?
— Абсолютно ничего. — Виктория легко коснулась своими губами моих и отстранилась. — Рассказывай, интересно!
— А нечего рассказывать. Знаю только, что этот господин из английского Стратфорда приехал в Лондон и вызвал настоящий восторг не только в высоких кругах, но и среди городского населения с пьесой про одного из местных королей прошлых столетий. Получает большие деньги, а, говорят, был сыном простого хлебопашца.
— Не думаешь, что ему просто улыбнулась удача? Или у этого Шекспира высокий покровитель?
— Ни один покровитель не сможет заставить толпу рукоплескать театральной постановке. Но ты права, уверен, что без покровителя, как и удачи здесь не обошлось. Просто все это помогло таланту донести свое слово для простых, и не очень, людей. Идеи и слова должны жить, а значит я полностью за участие удачи и покровителей. Но мне такое не светит. — я поцеловал Викторию в благоухающую травами макушку. — Буду рассчитывать только на себя и свой талант. Это жизнь.
Девушка серьезно кивнула.
Я залюбовался ей, и невольно поймал себя на мысли, что с ее появлением в моем сердце поселилось настоящее ежедневное счастье. Я не был рад, что моя Виктория уедет, но еще неделя-две и я не смогу уделять ей столько времени, сколько я хочу. А это все время. Так, что будет лучше ей не расстраивать отца, а мне сосредоточиться на учебе. Может разлука вдохновит на написание того, что войдет в историю. И если это тщеславие, то я немного тщеславен. Совсем немного.
— Кстати… — я резко сменил направление и потащил девушку за собой в подворотню.
— Фон Ронин! Ну не здесь же! — возмутилась девушка.
— Сударыня, о чем вы? Я о пище духовной, а не о плотских желаниях грешного тела. — улыбнулся я.
Карие глаза красавицы недоуменно смотрели на меня.
— Наш разговор о театре напомнил мне о том, что в трех кварталах отсюда должно проходить представление итальянского театра. Или нашего театра, играющего в итальянской манере, не помню точно, Фернандо говорил. В любом случае, нам должно быть интересно.
Мы немного попетляли по узким улочкам и оказались в проходе между домами, за которыми уже толпились люди. Стоять в очереди я не стал. Терпение — это не та добродетель, которой одарил меня Господь.