Страница 56 из 75
Я вспорол одну из них, заставив брызнуть фиолетовой, давно стухшей кровью. Ее товарку встретила та же участь — попытавшаяся ухватить меня пятерня мигом лишилась всех пальцев разом. Крюк разил зловонную, мертвую плоть, словно бумагу.
Хрип вырвался из недр мрачного жнеца. Здравый смысл лупил меня по щекам от неизбывного счастья, вопрошая, знал ли я, что не ухну в недра пустого скелета, провалившись насквозь, что внутри меня поймает мягкая пелена мглы?
Мне нечего было ответить. Импровизация лишь лениво поплевывала в потолок, говоря, что ее дело воплотить, а уж рассуждать о безрассудстве она доверяет другим. Запоздалый ужас еще только спешил влиться стылой водой в душу, как на меня накинулись воплощения погибели.
Глаза — зеркало души человека.
Какая душа у смерти?
Уверен, поэты не раз и не два задавали этот до обидного простой вопрос. Словно лелеяли надежду в самом деле узреть печаль людских страданий вкупе с гробовой тоской потери.
К черту все, здесь было совершенно иначе! Воздушными змеями вспорхнув со своих незримых насестов, ко мне скользнули призраки. Тусклый, едва пробивавшийся сквозь пелену самого забвения свет выхватывал лишь силуэты очертаний, воображение спешило нарисовать им лица.
Первый выпорхнул передо мной прямо из-под земли. Я слышал стук своего сердца в ушах, отскочив назад и полоснув крюком наотмашь. Мрак вспорол сдавленный, едва слышный вскрик, призрак мокрой тряпкой бухнулся наземь.
Мне казалось, что ноги утопают во тьме, что липкой тиной она утаскивает меня в пучину, навстречу смерти. Отчаянно молил всех богов, каких только знал, чтобы Славя была цела. Здравый смысл принялся вопить в ухо, что это всего лишь транс, что ангел не может умереть внутри него, а вот я как раз могу, так что требуй помощи для себя.
Я знал.
Но просил для нее.
Двое призраков юркнули ко мне в надежде обойти со сторон. Закружились в дивном танце, прячась в тенях, скрываясь из виду. Третий нырнул в отчаянной атаке, лелея надежду взять меня сверху.
Покрывало его халата взлетел над моей головой, словно парашют, опускаясь на меня сетью. Я не успел, а потому тотчас же оказался в холодном плену. Призрак надеялся сдавить меня, цеплялся за руку, норовил связать — и у него прекрасно получалось. Едва почуяв, что добыча ослабла и не способна к сопротивлению, отвлекавшие меня до того момента призраки воронами устремились к моей связанной тушке. Я вскрикнул, когда один из них силой разинул мой рот — его руки зябко коснулись моей души, стиснули мертвой хваткой, пытаясь выудить ее наружу.
Гремящий удар вонзился в невидимые стены, зашаталось само основание тьмы. Призраки, до того властвовавшие надо мной, дрогнули — сквозь проявившиеся трещины ударили разящие лучи света. Пытавшийся вытянуть из меня душу дух был раскромсан им в клочья — рваные обрывки его былого тела закружились, спеша прочь.
Я не терял времени даром, тотчас же оказавшись на ногах — пришло время воздать паршивцам за покушение. Удивленные и обескураженные, будто забыв обо мне, они не ждали, что я распорю одного из них крюком со спины. Оставшийся призрак запаниковал, от былой уверенности не осталось и следа. Юркнул в сторону, заметался, будто ища выход. Новый удар сотряс основание, чуть не повалив меня с ног, перекрыв противнику путь к отступлению. Яркий луч света вспорол мглу сквозь открывшуюся пробоину, отрезав руку призрака: охнув, тот подался назад, прямо в мои горячие объятия. Крюк полоснул его по горлу — не знаю, убивает ли подобный прием духов, но очень на это надеялся.
Сквозь открывшуюся почти надо мной расщелину я видел только полное ярости лицо Слави. Ангелица, оскалившись, нахмурившись, заносила кулак для нового удара. Божественное сияние окутывало ее руку, обращая нежную ладонь ангела в полную шипов дубину. Я выставил руку перед собой, будто своим ударом она вот-вот должна была расплющить меня, но вместо этого само нутро мрачного жнеца выплюнуло меня прочь, едва ее кулак снова врезался в черепушку воплощения смерти.
Я вскрикнул, нелепо перебирая ногами по воздуху. Импровизация в этот раз была бессильна — что она могла сделать, когда я был отдан на откуп потокам воздуха?
Заметив мою копошащуюся фигурку, Славя успела выставить руку — я врезался будто в подушки. Мягкость ее кожи благоухала цветами, ладонь казалась бесконечно воздушной. Удивленный взгляд фиалковых глаз смотрел на меня, не ведавшие помады губы желали что-то сказать. Ее горячее дыхание едва не сбивало с ног — если это и транс, то какой-то слишком уж странный. Мечется от невозможного к жестким рамкам реальности и обратно. Мне казалось, что, озвучь она желаемое. у меня лопнут барабанные перепонки. А мой писк она попросту не расслышит…
Жнец лежал под ней — словно страстная любовница, Славя оседлала его мрачную фигуру, словно в самом деле все это время пыталась выбить из его недр меня. А сейчас, когда получилось, попросту не знала, что делать дальше. А вот наш противник знал.
Коса монументом торчала в земле, вонзившись лезвием прямо в некое подобие склепа — каменная твердь усыпальницы обратилась в крошево. Череп великана под нами разинул пасть — из пожелтевшей челюсти, минуя кривые зубы, вырвался поток мглы. Славя от неожиданности широко раскрыла глаза, подалась прочь. Ее снесло, швырнуло прочь: в последний миг она успела сжать ладонь, защитив меня от падения.
Ее тело грузно рухнуло наземь — мое воображение взорвалось от одной только мысли о том, сколько копашащихся под ногами скелетов были раздавлены ее шикарной задницей.
Она разжала пальцы, даруя мне свободу. В детстве я представлял, что муха, которую я держал в кулаке минут пять, вылетает на свободу с радостью — меня же швырнуло вверх. Поток воздуха ударил, закрутил в воздухе. Перед глазами все вращалось, я почуял, как к горлу подкатывает тошнотворный ком. Отчаянно, не помня самого себя, размахивал крюком в надежде зацепиться хоть за что-то.
Удача, столь долгое время являвшая мне свою улыбку, и сейчас была рада прийти на помощь. Я шлепнулся на мягкое белое покрывало. Тьма ручьями разливалась по Славе, липла мерзким месивом к золотистым волосам, противно лезла в глаза. Я видел, как новые призраки, те же самые, что пытались выудить из меня душу, рождаются из черных капель этого поганища.