Ложь (ЛП)

Это большой скачок — доверять этому человеку. Он облажался со мной. И все же… мое сердце может быть смущенным и настороженным из-за нашей истории, но оно также становится мягким при мысли о нем. Несмотря на укус. Он это вполне заслужил. Я хочу больше его запаха, его прикосновений, звука его голоса. Мне это нужно.

Так что, по правде говоря, я больше не хочу его бросать.

— Понятия не имею, сработает это или нет, — говорю я. — Но я хочу, чтобы мы попытались остаться вместе.

Он с облегчением выдыхает.

— Хорошо.

— Но больше никакой лжи. Серьезно. — Я приподнимаюсь на локте, показывая ему самое серьезное лицо. — И мы не собираемся бежать. Мы не собираемся так жить, всегда оглядываясь через плечо. Мы собираемся остаться. Мы будем бороться и все исправим.

Глава 6

— Это нехорошо.

Когда я выхожу из душа, Медведь уже пришел. Они с Томом стоят перед телевизором, не отрывая глаз от экрана. Это репортаж о смерти английского лорда, его тело нашли всего несколько часов назад в особняке в Лондоне. Их полная сосредоточенность на новостном репортаже в сочетании с полной неподвижностью придает комнате резкую атмосферу.

Я хватаюсь за полотенце, мокрые волосы свисают по спине. Фена нет, так что я просто заплету их и буду надеяться на лучшее.

— У него был сердечный приступ?

— Именно так я бы и поступил. Достаточно легко подделать или вызвать.

Том уже принял душ и одет в черные брюки, водолазку и ботинки. Разумно для такой погоды, но все же демонстрирующее большую часть своей скрытой горячности. Или, может быть, я все еще разгорячена сексом. По крайней мере, если мы умрем, то у нас уже был примирительный секс. Хотя это не очень-то утешает. Моя тревога с ревом возвращается к жизни вот так просто. Но я изо всех сил стараюсь этого не показывать; у Тома и без меня хватает забот.

— Ты уверен, что он был одним из них? — спрашивает Медведь, скрестив руки на груди.

Том кивает.

— Ага. Он один из трех боссов. Я знаю о нем уже несколько лет.

— Значит, кто-то пытается убить не только оперативников, — говорю я. — Они убирают и главных боссов.

Том поворачивается, оценивая мой растрепанный вид. Его взгляд на мгновение потеплел при виде меня, мокрой, в одном полотенце. Затем он быстро поворачивается, понимая, что он не один наслаждается таким положением дел.

Почти уверена, что Медведь и раньше видел женщин в разных стадиях раздевания, но Том все равно стоит между мной и нашим гостем точно так же, как он сделал это с Вороном. Это все равно что иметь собственную личную охрану.

Он кивает подбородком в сторону стола.

— Возьми свежую одежду, детка.

Несколько сумок стоят на полу, а на столе ноутбук и еще какие-то технические штучки. Может быть, подслушивающие устройства. Не знаю.

— Раз уж ты остаешься дома, надень что-нибудь поудобнее, — говорит он. — Ты голодна? Я заказал пиццу. Должна быть здесь в ближайшее время. Но если хочешь, я могу раздобыть тебе что-нибудь еще.

— Пицца звучит неплохо.

— Волк, кто сменит его после смерти босса? — спрашивает Медведь.

— Его сын наследует свою долю, — отвечает Том. — Насколько я знаю, типичный богатый парень, живущий своей лучшей жизнью на Ибице. Вообще-то у меня на него не так уж много инфы. Я не осмеливался подойти слишком близко, на случай, если кто-то пойдет по моему следу.

— Ладно. Звучит плохо. Что тебе известно о двух других?

— Сейчас для нас важна только Элен Синклер. Насколько мне удалось выяснить, она самая доступная из оставшихся боссов.

Медведь хмурится.

— Мне знакомо это имя. ООН, верно?

— Среди прочего. Ее пальцы во многих пирогах, — говорит Том, сжимая губы в тонкую линию. Выражение его лица было мрачным. — Достаточно денег, чтобы финансировать такую операцию, как наша, с ресурсами, чтобы остановить любое дерьмо, летящее в ее сторону, если нас разоблачат.

— Что именно ты собираешься делать? — спрашиваю я.

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше, — отвечает мой идиот жених. — Вообще-то, закрой уши, пожалуйста.

Как будто я это сделаю…

— А как насчет разведа в отеле? — спрашивает Медведь.

— Мы прочешем окрестности и проверим это место, прежде чем пытаться проникнуть внутрь. Я не хочу рисковать и откладывать слишком надолго.

— Она придет поболтать?

— Хороший вопрос. Мы понятия не имеем, кто нарушил связь, когда все пошло наперекосяк. Если это была она…

— То мы в дерьме.

Я с интересом наблюдаю за ними.

— Инфа? Развед? Что это за язык — на котором вы говорите?

— Инфа — разведданные. Развед — разведка. — Том оглядывает меня. — Почему ты все еще раздета? Я думал, ты одеваешься.

— Ну, я не могу одновременно заткнуть уши и одеться.

— Да, — говорит он. — Но ты не делаешь ни того, ни другого.

— Как грубо с моей стороны. Я не поздоровался как следует, — говорит Медведь, наклоняясь в сторону, чтобы увидеть меня за Томом. Учитывая, что Медведь видел меня раньше в самолете, эта вежливость кажется мне, мягко говоря, излишней. И все же этот человек кажется решительным. — Как поживаешь, Бетти?

— Хорошо, спасибо.

— Рад снова тебя видеть.

Взгляд Тома ожесточается.

В какую бы игру они ни играли, они могут играть в нее и без меня. Я подхожу, чтобы осмотреть сумки. Первые две сумки полны мужской одежды. Вторая сумка — это женская одежда и нижнее белье.

— Все, что у нас есть, черное?

— Ага, — говорит Медведь. — Это просто практично. Единственный цвет, который действительно скрывает кровь.

— А как насчет красного? — спрашиваю я с любопытством.

— Кровь высыхает более темным красновато-коричневым цветом и становится видимой. — Медведь качает головой. — Никто не хочешь, чтобы враги знали, ранен ты или нет. Кроме того, так будет труднее смешаться с толпой, если пытаешься быстро сбежать. Основа в бегстве — надо слиться с толпой.

— Умно.

Теперь, когда я об этом думаю, это имеет смысл.

— Не то чтобы ты куда-то идешь и рискуешь получить травму, — добавляет Том. — Не пугай ее, парень.

— Я просто спросила, и не испугалась, — говорю я. — Ну, не больше, чем нормальный текущий уровень, боже, мы, вероятно, все равно все умрем ужасной, насильственной смертью. — Но знаете, я уже почти привыкла к этому. Поддерживать состояние постоянного ужаса труднее, чем вы думаете.

Том стоит, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдает за своим другом. Или чуваком, который я думаю, может быть, его другом. Однако по его нынешнему взгляду этого не скажешь.

Тем временем Медведь ухмыляется.

— Видишь? Она не испугалась.

Ничего от Тома.

— Мне не терпится попробовать настоящую нью-йоркскую пиццу, — говорю я, в то время как мой желудок урчит, и я игнорирую их тупое соревнование глаз. — Что ты заказал? Потому что я была бы не против пепперони, но с другой стороны, я могла бы съесть ветчину и ананас прямо сейчас. Или что-нибудь другое, например фрикадельки.

От Тома по-прежнему ничего не было.

Однако ухмылка Медведя становится еще шире. В этот момент она занимает все его чертово лицо. Он похож на рекламу зубной пасты для людей с чрезмерной растительностью на лице.

— В принципе, все, что ты мне дашь, я съем, в данный момент я так голодна, — говорю я. — Но на самом деле ты меня не слушаешь, так что я замолчу.

— А? — спрашивает Том, глядя на меня через плечо. — Черт. Прости, детка. Что ты сказала?

— Приношу свои извинения, Бетти. — Медведь смеется. — Он был слишком занят тем, что молча сообщал мне, что если я буду продолжать смотреть на тебя в твоем нынешнем раздетом состоянии, то он медленно убьет меня. Сделает так, чтобы было больно. Разрежет меня на куски и спрячет в лесу. Что-то в этом роде.

— Ему удалось передать все это одним взглядом? — спрашиваю я.

— Это был очень интенсивный взгляд. Он приложил к этому много усилий.

— Ах, — говорю я мудро. — Перестань его заводить, пожалуйста. У нас и без этого достаточно забот.