Лучезарное Завтра

— Человек, Георгий Верхазов. Комсомолец, — представился я, прикидывая, как из сектора огня ПСЗДцов выходить, если что.

— Аж комсомо-о-олец, — протянуло из-за ворот. — А что тебе в Грязях понадобилось?

И тут я задумался. Прямо выкладывать что как и чего я сейчас не хотел. И гостеприимства особого колхозник не проявлял. Но и враждебности особой тоже нет — вопросы задаёт, даже стволами не ведёт. Непонятно, в общем.

— Чего молчишь? Что соврать думаешь? — раздалось из-за ворот уже угрожающе-ехидно.

— А не видно? — нашёлся я. — Изгваздан весь. И есть охота, — признал я. — Я, в принципе, что-то починить могу, или просто вскопать…

— Технарь, что ли? И шутник, — ржанул голос. — Копать вздумал. С тягачом потягаться решил, ха-ха! Ну смешно, повеселил. А чем докажешь?

— Да не буду я ничего доказывать, — отрезал я.

Ну серьёзно — нашёл себе развлечение, надо мной ржать. Может, конечно, смешно. Но я не понимаю, и даже обидно немного. А доказывать… не знаю, дорога есть, можно по ней до какого-нибудь места погостеприимнее добраться.

— Если что-то починить надо — смотреть надо. А что ещё доказывать? Не пустите, так пойду по своим делам, — закончил я.

— Ну, представился ты. Ве-е-ежливый, — протянуло из-за ворот. — И с оружием, — дополнил он, задумчиво. — И здоровый ты какой! Сам-то откуда?

— Из Омска, — не стал скрывать я.

— А это где?

— В Омской области, — резонно ответил я, хотя из-за ворот опять ржануло.

— Шутник, хах. Ладно, Георгий-шутник, жди, сейчас старосту позовём, он решит.

Я чуть не ляпнул “Хомыча, что ли”, но вовремя удержался. Пока мне не говорить надо, а смотреть-слушать. И на “комсомольца” этот завратный странно отреагировал. Не враждебно, но как будто и вправду шутку услышал. Ждём и смотрим, подтвердил я свои первоначальные намерения.

За воротами послышался топот, а через несколько минут раздался знакомый по радиопереговорам голос Хомыча:

— Кто такой? По какому делу в Грязи?

— Отвечал уже, — буркнул я. — Георгий Верхазов, техник, комсомолец. Что ещё-то?

— Из кооператива? — послышался голос.

— Нет, — не стал я врать.

— Это хорошо, — неожиданно подобрел голос. — Что врать не стал. Ладно, накормить накормим, не жалко. А хочешь переночевать — отработаешь. Если ты те-е-ехник. И комсомоле-е-ец, — так же глумливо протянул Хомыч, как и привратник. — Или десять жоп.

Я чуть не переспросил — но слышно было отчётливо. И в радиопереговорах про жопы говорилось, я думал — ругань. А теперь до меня дошло.

Буржуи то свои подлые агрессивные и империалистические намерения не скрывали: Союз и Советский Человек у этих мироедов костью в горле. Но и мы не идиоты — понятно, что воевать придётся, возможно. И уже… точнее — с 2001 года по всему Союзу вводилась подготовка к программе “чрезвычайного положения”. Если буржуи всё таки на нас нападут. Во всех населённых пунктах Союза ставились ЦРППН — центры хранения и распределения предметов первой необходимости, сразу обозванные “царапинами”. Для ситуации, если централизованная доставка будет невозможна.

И ставились не просто, а работали с момента установки. Нужна лопата, деталь для трактора, ещё что-то такое — можно получить у автоматизированного раздатчика. Но у нас, хоть советские, но всё же люди… в общем, понятно, что если бы содержимое складов, пусть даже пополняемое, раздавалось — ничего бы там вскоре и не было. Да и склады бы разобрали на нужды какие-нибудь. Шутка, конечно, но в каждой шутке есть доля шутки.

Поэтому была запущена программа выдачи ЖП — жетонов подготовки. Этакая параллельная рублям система, работающая только с ЦРППН. Не зарплата, а довольствие, в зависимости от положения, общественной полезности. В общем, я толком не вникал — не до того было, но мне тоже жопы “капали”, хотя я к ЦРППН и не подходил-то никогда, кроме одного раза, на учебной тревоге. Но анекдоты распространились со скоростью лесного пожара, а жетоны, кроме как жопами, никто и не называл кроме как по телевизору.

И шутки, пусть чернушные, на тему того, что “будет жопа — перейдём на жопы”... были. В каждой шутке есть доля шутки, да уж. Дошутились.

— Техник. И да, отработаю, — ровно озвучил я.

— Ну заходи тогда, техник Георгий, — послышалось в ответ.

И я вошёл в ворота. с интересом оглядываясь. Первое, на что обратил внимание — это на ПСЗДецы. И странно: не стационарная, с ленточным боепитанием и проводным электропитанием, а полевая модификация. С аккумулятором и прямоугольным бронекоробом на две тысячи патронов. Ну ладно, полевая и полевая, хотя деревянные треноги, придерживающие пулемёты над уровнем стены смотрелись довольно комично.

Далее, встречающие: дядька средних лет, без бороды, но с шикарнейшими, завитыми чуть ли не до бровей усами. Держал в лапах… двустволку-переломку. Откуда он этот раритет вырыл — не знаю, вроде только в музеях уже лет пятьдесят… двести пятьдесят, мда. Ладно, с антиквариатом и антиквариатом. Любитель, может быть. Но это было… ЕДИНСТВЕННОЕ огнестрельное оружие, кроме ПСЗДецов. На виду, конечно. А пара ребят помладше, рядом с усатым дядькой, держали, слегка на отлёте, полунатянутые спортивно-игровые рогатки. Даже названия не помню, но популярная была в двухтысячных у пионеров вещь. И у стёкол домов, а особенно школ — тоже очень популярная.

И топоры на поясах, с ножами, чуть ли не мечами. Это… ну ладно, положим, с огнестрелом тут проблемы. Но ПСЗДцы же! Это ж не двустволки и даже не моя аварийная пукалка! Эти вещи на уровне моей лопаты! И индикаторы питания и готовности зелёные, видно! Ничего не понимаю.

Но ничего не понимать можно долго, так что стал я разглядывать Хомыча. Довольно молодой дядька, помоложе усача. С ухоженной бородкой, не лопатой, а эспаньолка этакая. И щурится на меня так ласково, и щурится благожелательно.

И странно: вся видимая четвёрка людей… маленькая. Не карлики, конечно, но самый высокий усач — метр восемьдесят где-то. Ну не всем высокими быть, все не я. Но они ещё и субтильными были. Не истощённые, у Хомыча и молодых даже щачла отъевшиеся, у Хомыча даже с перебором… хотя он Хомыч, ему положено. Но субтильные, по конституции. Я бы их даже за несоветских людей принял, если бы не вполне советские, наши, морды. И мутаций вроде нет. Ну, просто невысокие, хотя странно — центральный Союз. Разберёмся.

— И здоров же ты, — подкрутил ус Хомыч. — Я — Александр Хомяков, староста села Грязи. И председатель совхоза, — дополнил он. — Правда меня больше Хомычем называют, — под ухмылки пареньков помоложе выдал он.

Хотя и усач в ус усмехнулся. Ну, в общем, пока вроде нормально. И село как село, хотя кроме ПСЗДцов ничего особо техничного, даже уличного освещения, нет. Колодцы, коттеджи. В центре поселения, кстати, не площадь, а как раз бункер ЦРППН, о котором я и думал. Ну и барахло на рогульках-верёвках сушится, пристрои, видно амбары-коровники всяческие. И улицы, обе, не замощёные, а застеленные пластиковыми листами. Не худший вариант — пластик прочный, плотный, и грязищи в дождь не будет. А то в некоторых сёлах в Сибири приходилось чуть ли не плавать, припомнил я.

— Меня Жорой называют, — ответно представился я.

— Хорошо, Жора-техник. Ты пилу Союз-10 знаешь? Починить сможешь? — всё с тем же благожелательным прищуром уточнил Хомыч.

— Знаю, — кивнул я.

Самая распространённая пила — атомная батарейка, турбина замкнутого типа и вибролезвие. Их везде использовали, да и поломки там бывают только от хренового обращения — неубиваемая вещь, вроде СЛУшки.

Конец ознакомительного фрагмента.