Ранний старт

— Ещё чего! — От моего уверенного тона все ощутимо веселеют. — Все идёте домой и подробно рассказываете родителям, что и как. Не только родителям. Соседям, друзьям, прохожим и расхожим. Всё ясно?

— И что? — Валерик не понимает, как и остальные, зато Виталик задумывается.

— Сами посмотрите, что. Ещё бегать за нами будет и уговаривать деньги взять. Только мы ещё посмотрим, брать или не брать.

И хорошо, что сомневаются. С тем большим пылом будут рассказывать своим, что случилось. И я от них отставать не собираюсь…

— Прикинь, Басим! — Возмущённо пучу глаза бабушке. — Полдня всей толпой на неё горбатились, а она говорит: хрен вам, а не деньги. Плохо, говорит, пропололи!

Басима легка на подъём, чего не отнять, того не отнять. Мчится на поле проверять мои слова. Мне есть, чем заняться. Например, инструмент наточить, снарядов для рогатки наделать.

Алиска утешает меня баночкой малины.

— И зачем вы к ней пошли? — Мягко пеняет девочка. — Всё село знает, что она…

— Жлобяра?

— Да… — Алиска смеётся.

— Теперь будут знать, что она детей обворовала, — одной фразой выдаю свой план, чего Алиса не замечает. Не понимает, как это в среде взрослых осуждается. И если она…

Возвращается Басима, явно взбудораженная.

— Вот сучка хренова, — догадываюсь, кому она такое имя-фамилию приделывает.

— Басим, ты что, поскандалила с ней?

— А что я, молчать должна?! — Вызверяется уже на меня. Я ржу, и стар и млад глядят с недоумением.

— Вы зачем с ней связались?! — Накидывается уже на меня и всерьёз. Э, нет, мы так не договаривались.

— Бабушка, меня в школе так учили. Пока человек не сделал тебе плохого, он — хороший, — наставительно объясняю прописные истины. — Это же правильно. Большинство-то людей хорошие.

— Всё село знает!

И этот аргумент не убеждает.

— Мало ли что, вдруг оклеветали. И так бывает…

Басима машет рукой и отстаёт. Она быстро сдаётся в спорах со мной.

— Тебя не переговоришь, балабол…

На следующий день выясняется, что с Нюркой Краёвой вчера разругались ещё пятеро. Видать, не во всех семьях есть энергичные бабки и тётки. Дальше — больше. Её слегка оттаскали за волосы в нашем магазинчике. Не повезло очутиться в компании старших родственниц моей команды. И как-то раз сам вижу, с каким лицом ей бросают на прилавок затребованные товары. Даже не думал, что та самая брюнетистая продавщица, которая с тёплым сочувствием отнеслась ко мне в первый раз, способна разговаривать через губу. Тётю Лену всегда держал за очень приветливого человека. Прямо тётушка Аксал из Королевства Кривых Зеркал. И тут на тебе! Фокус-покус-чирвирокус и улыбчивая симпатичная дама превращается в злобную мегеру.

Тётку Нюру все село принимается травить с какой-то готовностью. Догадываюсь, что не только в нас дело. Видать, раньше себя проявляла, только повода не давала, как-то выкручивалась. И с нами бы выкрутилась, если бы я эти пятьсот рублей взял. Но не взял, и её попытки что-то объяснить выглядят жалким оправданием. Мало кому хочется вдаваться в подробности. Работа сделана? Сделана! Оплачена? Нет! Всё остальное — от лукавого. Обворовала детей — такое клеймо ей поставили.

Через три дня.

Уже остывшие от той истории и в результате купания, наслаждаемся отдыхом на пляжике. Тяжёлая тренировка позади.

— Моя бабка ходила смотреть, как мы пропололи. Хвалила нас, — рассказывает Федя из второго отделения.

— И моя! Моя мама тоже смотрела! — Галдят остальные.

— Во, парни! — Показываю большой палец. — Это называется реклама! Теперь всё село к нам повалит, все знают, что мы чисто работаем.

Сам думаю, что брать теперь деньги от тётки Нюры нельзя ни под каким видом. Рискуем обелить эту стерву. Всё село будет разочаровано. Поэтому нельзя, даже если пять или десять тысяч предложит. Нет, пусть живёт проклятьем заклеймённой.

Делюсь своими мыслями с друзьями. Многие не понимают, приходится давить авторитетом.

— Репутация, парни! — Силюсь объяснить. — Она стоит намного дороже. Даже не так. Её ни за какие деньги не купишь. Именно это она захочет сделать. Не заплатить нам за работу, а вернуть репутацию, понимаете? А это стоит намного дороже. Намного!

— Сколько? — Валерика интересует только конкретика.

— Я бы на её месте и десяти тысяч не пожалел. И даже больше, — сказав, понимаю, что не то говорю, но правильные слова найти трудно. — Дело не только в этом. Если мы возьмём от неё деньги, тем самым предадим всё село. Односельчане за нас заступились, а мы их предадим.

Кажется, выруливаю на правильную дорогу. Сельчане натурально не требуют от Краёвой нам заплатить, они её чихвостят за то, что она детей обворовала. Если мы деньги возьмём, то получится, что нет, не обворовала. Немножко задержалась с оплатой и всё.

— Она ведь не только нас обманула. Никто бы нас не слушал, если бы она много кого до этого не обманывала. Пусть по мелочи. Понимаете? Мы как бы с остальными в одном строю встали. Возьмём деньги — предадим остальных обманутых. Мы же перестанем ими быть, если нам плату отдадут, правильно?

Поднимаю голову, сажусь, чтобы всех видеть.

— Поэтому никто из вас деньги от неё не возьмёт. Делайте, что хотите. Убегайте от неё, из рогатки отбивайтесь, родителей предупредите. Если она от жадности с ума не сошла, она по всему селу за нами гоняться будет, чтобы эти жалкие полторы тысячи отдать.

Гордости и достоинству тоже надо учить. И случившееся даёт к тому отличный повод.

— Всё-таки жалко, что денег не получили, — кручинится Валерик.

— Мы получили намного больше, дубина! — Не выдерживаю, ругаюсь. — Полсела посмотрело на нашу работу, это ж какая реклама! К нам теперь очередь выстроится из желающих нанять. Деньги будут платить без всяких, и знаешь, с каким чувством? Типа, мы не эта курва Нюрка, мы — порядочные и честные люди в отличие от неё. То есть, ещё гордиться будут, что платят.

Я оказался прав. Очередь не очередь, но желающие появляются. Всё-таки не всем надо. Колхозникам бесплатно трактором опахивают, у кого-то большие дружные семьи, сами справляются. Но семь участков для нас находится. И у нас появляется первая большая палатка-пятиместка. Через полмесяца.

Дурная тётка Нюра и, правда, к нам припёрлась. В смысле к дому Басимы. Как-то вечером.

— Чо надо?! — Очень «приветливо» встречает её Басима.

— Забери деньги, что твой внук заработал, — хмурая тётка суёт руку в карман.

Хорошо, что в этот момент я был дома.

— Бабушка, не вздумай брать! — И нахожу, нахожу нужные слова! — Это проклятые деньги, несчастье принесут.

Басима даже отскакивает от калитки и хватается за какую-то палку. Суеверна моя Басима и слегка набожна, легко её на такие вещи поймать.

— Деньги мы брать не будем. Наш договор не состоялся, — объясняю, а сам вытаскиваю и заряжаю рогатку. — Сопливых вовремя целуют.

Алиса смотрит на меня сбоку со смешанным выражением лица. Ужасом и восхищением.

— Малец, хватит выделываться, — устало просит тётка. — Забирай свои деньги, и закончим на этом.

Она делает движение войти, вздрагивает и останавливается. С глухим стуком о столб разбивается глиняный цилиндрик.

— Входить вам не разрешали! — Перезаряжаюсь.

Ведомая непонятным чутьём на запах конфликта подтягивается публика. Уже человек восемь стоит поодаль и наблюдает за нами горящими любопытством глазами. Среди них и пара мужичков, что не совсем обычно.

— Деньги брать не буду. Потому что с вами дел никаких иметь нельзя. Вы снова меня обмануть хотите. Не прокатит, — объясняю этой дуре высокую политику.

— Всё без обмана, — не соглашается тётка, — все полторы тысячи здесь.

— Какие ещё полторы тысячи? Вы сказали, что мы только на пятьсот наработали?

Тётка морщится, но не сдаётся. Не хочет признаваться про пятьсот рублей. Толпа внимательно нас слушает.

— Мы договаривались на полторы, столько и принесла, — смотрит с плохо скрываемой ненавистью.