Страница 68 из 73
Глава 20
Весь вечер Виктор посвятил времяпровождению с Ольгой. Сначала они прогулялись к набережной, попили кофе в одном из китайских кафе, а вернувшись в консульство, она пригласила его к себе в комнату порепетировать.
Часа полтора она негромко наигрывала различные мотивы на его стихи. Виктор, как мог, старался ей пояснить и даже напеть, какое должно быть звучание на эту песню, но выходило пока плохо.
— Не знаю, милый. У тебя какие-то очень необычные музыкальные предпочтения. Я таких мотивов и построения мелодии нигде не слышала, — отвечала она ему.
— Считай это проявлениями модернизма в музыке, — смеялся парень. — Продолжаем играть...
В конце концов, дело закончилось несколькими поцелуями и пожеланиями спокойной ночи. Виктор ушёл спать в свой кабинет.
Утром он позавтракал с ней — их флирт с каждым днем становился всё более откровенным, девушка его очаровала, в её обществе он чувствовал себя легко и спокойно. Ей он тоже нравился.
Вернувшись в кабинет, он ответил на несколько звонков — из управления дороги, из штаба округа, обычная служебная рутина. Часам к десяти подпоручик Смирнов принёс свежие газеты и сплетни из первых рук.
— В городе очень неспокойно, — доложил он, войдя в кабинет. — Китайцы опасаются беспорядков и заявили об этом Хорвату.
— Какие могут быть беспорядки? — удивился Виктор.
— Главный исполнительный комитет выпустил призывы к забастовке, — Смирнов протянул ему газету. — Хорват очень обеспокоен.
Главный исполнительный комитет, он же ГлИК, как выяснил за это время Виктор, состоял из местных меньшевиков и эсеров, поскольку его большевистские члены ещё в начале года были вынуждены перейти на нелегальное положение. Этот орган через свою довольно массовую газету — «Голос труда», обвинял Хорвата в реакционности, антиреволюционной деятельности и считал именно себя единственным законным представителем власти в полосе отчуждения КВЖД.
Виктор пробежал передовицу свеженького «Голоса труда». Хорвата обвиняли в сдаче русских интересов в пользу китайских мандаринов, в подрыве престижа, в потворстве реакционной военщине и в угнетение рабочих. Передовица заканчивалась требованиями к Хорвату подать в отставку и передать власть над дорогой назначенному ещё Временным Правительством комиссару полосы отчуждения КВЖД Луцкому, довольно известному в городе эсеру.
— Н-да, сильный слог, — констатировал Виктор после прочтения. — А что Хорват?
— Как сказал мне Белянов час назад — он был на утреннем совещании в управлении, генерал был бы и рад разогнать к чертям собачьим ГлИК и выслать его членов за пределы Маньчжурии, да только боиться испачкать свою демократическую репутацию подобными методами. Адмирал заявил, что готов взять это дело на себя, но Хорват велел ждать.
— Чего ждать? — хмыкнул Виктор. — В общем, всё как-то дрябло. А что с расследованием убийства?
— Это точно не наши, сказал мне Белянов, — взволнованно ответил Смирнов. — Скорее всего, что калмыковцы. У атамана сейчас служит почти взвод хабаровских кадет, половина из них сейчас в городе.
— Нам от этого не легче, — взмахнул газетой Виктор.
Вообще сам факт существования по сей день ГлИКа был если и не удивительным для него, то довольно тревожным явлением — члены этого органа были довольно известны в рабочих кругах Харбина и имели серьёзное влияние на массы.
Смирнова он отправил в штаб-квартиру стражи в качестве связного-наблюдателя, а сам достал свои документы и заметки и принялся оценивать все известные ему на данный момент сведения — ситуация с каждым днём становилась всё более запутанная, а в чисто правовом аспекте всё более размывалась легитимность и субъектность прежних властных органов.
Де-факто в городе были несколько разных группировок, называющих и считающих себя законными властями, то бишь преемниками Временного Правительства. Наиболее сильной и влитятельной фигурой из них считался и был на данный момент генерал-лейтенант Хорват, управляющий КВЖД. Виктор последнее время слышал в разговорах орловцев, что его надо выдвинуть на пост диктатора всего Дальнего Востока.
«Японцы на такое не пойдут, им сейчас совершенно невыгодна подобная комбинация», — раздумывал Виктор. — «Кроме того, генерал не способен на решительные действия и выполняет по сути функцию кошелька для офицерских организаций — сначала семеновцев, теперь орловцев».
Про Семенова вообще говорили довольно многое, и с каждым днем слухи обрастали новыми подробностями.
«До восстания чехословаков все эти мечтания и планы — ерунда, а потом уже никого не будут интересовать местные деятели-проходимцы. Конечно, можно переговорить с тейтом и попробовать что-нибудь сделать, может, получится снять какие-то пенки», — этот вариант Виктор решил оставить как запасной пока что.
Собственно, силовое крыло представляли весьма разные по своему составу офицерские организации под началом есаула Семенова, который провозгласил себя атаманом, полковника Орлова и такого же самочинного атамана Калмыкова. Орловцы, при всех к ним симпатиях Виктора, были организацией с малопонятными перспективами.
«Сколько у них сейчас в Харбине людей, сотен восемь? Еще четыре роты на дальних станциях. То есть полк легкой пехоты с батареей орудий и конной сотней. С такими силами идти на Владивосток — красиво и смело, конечно, но закончится всё быстро, если красные окажут мало-мальски организованное сопротивление. Учитывая, что во Владике склады неприкосновенного запаса на двести тысяч человек и довольно много солдат и рабочих, чем это кончится, угадать не сложно. А когда начнут восстание чехи, ценность организации резко пойдёт вниз — это сейчас они главная надежда всех местных дельцов и политиканов», — вынужден был признать Виктор объективное положение вещей.
Далее имелся преемник старых военных властей, самоорганизованный весной «Штаб российских войск на Дальнем Востоке» в лице Плешкова, Хрещатицкого и Акинтиевского. На основе бывших частей пограничного округа они учредили штаб отдельного корпуса охранной стражи с большим штатом и хорошим содержанием из кармана того же Хорвата.
«Поскольку генерал Плешков — типичный царский военный чиновник, блистающий на парадах и раутах, ничего путнего от него в такой ситуации не ждали и не дождались, а потому и вынуждены были при посредничестве англичан пригласить сюда Колчака. Теперь орловцы формально вошли в подчинение этого штаба, но подчиняться они будут, пока есть ручеек финансирования из закромов железной дороги».