Страница 30 из 76
Мурка подумала, что, наверное, он действительно поселился в самой престижной гостинице Израиля потому, что хотел быть рядом с ней, и ее снова захлестнула теплая волна влечения.
— А ты сильно устал, или хочешь куда-нибудь пойти?
— Пойдем куда-нибудь обязательно. Я немного поспал в пути, и меня еще джет-лег поддерживает, да и к тому же, я ведь не приехал сюда сидеть в номере гостиницы. Надо бы только бросить вещи в номер и принять душ.
Они подъехали к «Кинг-Дэвиду», и Мурка, которая до сих пор была в этом отеле только на каких-то очередных конгрессах, с любопытством впервые прошла в номер. Комната была не очень большая, но и высокая кровать, и мягкие кресла с обивкой, и столики с гнутыми ножками, и красивые картины на стенах, все воплощало роскошь и комфорт. Или, во всяком случае, так показалось Мурке, именно этого и ожидавшей от «Кинг-Дэвида». Окна выходили на бассейн, вокруг которого росли гигантские пальмы. Сергей бросил чемоданы на постель, достал из одного из них какие-то вещи и, попросив подождать его пару минут, ушел в душевую. Мурка присела на кровати. Из душа раздался шум воды, и пока он мылся, а ей делать было нечего, она с чисто женским любопытством стала рассматривать его кладь. Обе сумки были одинаковыми, фирменными, только разных размеров, обе кожаные, с железными уголками и очень красивые. Мурка с мстительным удовольствием вспомнила потрепанный рюкзак Вадима. Потом она подняла часы, которые Сергей бросил на постель. Ну, конечно, непременный Тагхойер. Чего еще ожидать от американского врача! Шум воды прекратился, и Мурка немного смутилась от всей двусмысленности обстановки. Мужчина, которому она явно очень нравится, принимает душ, а она сидит и ждёт его на кровати! Наверное, ей бы следовало выйти к бассейну. Мура крикнула через дверь, что спустится в сад, и вышла из номера. Пройдя по маленькой тропинке, она легла на удобную кушетку у самого бассейна. Ах, как хорошо! Вот момент, которым обязательно надо насладиться! Когда-то мудрая подруга посоветовала Муре в жизни осознанно и пристально наслаждаться каждым прекрасным мгновением, каждой хорошей минутой, каждым приятным ощущением, потому что, кто знает, что еще останется в конечном итоге от нашего краткого пребывания на этой земле? И с тех пор девушка старалась не забывать этого наказа и внимательно фиксировать: вот сейчас очень хорошо, запомни это сухое тростниковое шуршание пальмовых ветвей, насладись этим душистым ветерком на лице, ради этого и живешь.
Она потянулась, скинула туфельки, и приняла изящную позу, распахнув полы льняного сарафанчика, и высунув ножку. Вот так, пусть и у богатого американского врача тоже будет в жизни незабываемо хорошая минута! Мура заметила коренастую ладную фигуру Сергея, идущего к ней по дорожке, застегивающего на запястье пресловутый Тагхойер, который уже успел вызвать у Мурки классовую неприязнь. Но она тут же простила его, когда снова увидела, как радостно он ей улыбается. Ей давно уже никто так просто и безоглядно не радовался. Ну что ж, богатые тоже люди, почти такие же, как и мы, подумала она. Он подошел, сел на соседний лежак и протянул ей красиво упакованные духи. Это были модные в этом сезоне «Sensi» от Армани. В благодарность за милое внимание Мура поцеловала его в щеку. От самого Сергея чудесно пахло свежестью мужского одеколона. Он заказал два мартини, и они сидели в этом прекрасном уголке, и пили. От жары и алкоголя Мурка размякла, и ей уже было лень куда-либо тащиться, но Сергей решительно встал, подал руку, и они вышли через парк, мимо мельницы Монтефиоре на жаркую шумную улицу.
Под пальмами и соснами, мимо церкви на углу они дошли до Долины Духов, в «Ароме» выпили какао с шоколадным круассаном, после этого прогулялись по переулочкам с каменными стенами старинных арабских особнячков, перешли по заросшей сорняками тропинке через железнодорожные пути, оказались в Бакке и, не обращая внимание на сухой раскаленный зной, поблуждали между красивыми усадьбами и пышными садами, а потом вернулись обратно к парку и оттуда двинулись к шотландской церкви. А позже стояли на смотровой площадке и любовались видом Абу-Тора и панорамой Старого города, с православной колокольней и башней университета. Стало темно, и ходить уже совсем не было сил, и они поехали на такси в «Мецудат Давид» — Башню Давида, гостиницу, знаменитую своими чудными суши. И сидели напротив Яффских ворот и величавого заброшенного дворца хосписа «Сент-Винсент де-Поль», и пили саке. Сергей вел себя совершенным джентльменом — подавал руку на подъемах и спусках, внимательно слушал Муру, восхищался всеми заезженными сведениями из старых путеводителей и смеялся всем ее шуткам
— Нет, я еще тот поводырь, — говорила она Сергею. — Наверное, тебе надо бы нанять настоящего гида, я как все старожилы совершенно не знаю собственного города. Вот только вспомнила, что там, за воротами, есть маленький темный закуток, в нем две могилы. По преданию, это могилы двух незадачливых архитекторов, казненных Сулейманом Великолепным за то, что оставили Сионскую гору вне стен Старого города.
Сергей сидел напротив, опирался подбородком на руку и глядел ей прямо в глаза. Это смущало Муру, и она упорно отводила взгляд.
— Ни за что не сменю прелестную спутницу в белом платье на профессионального гида в грязных шортах и сыромятных сандалетах, тем более, что мне ясно помнится по прошлому разу, что они все точно теми же словами рассказывают и про Сулеймана и про его архитекторов. — Они оба засмеялись. — Нет, серьезно, в этот раз Иерусалим нравится мне гораздо больше.
— Знаешь, наверное, тебе стоит сейчас поехать в гостиницу, а завтра утром мы можем встретиться и продолжить наше знакомство с местными достопримечательностями.
— Хорошо. Мы продолжим наше знакомство завтра, — воспользовался немудреной игрой слов Сергей.
Они простились в такси, но не прежде, чем Мурка обещала, что завтра приедет к нему в гостиницу для совместного завтрака. Сергей уплатил таксисту, поцеловал ей руку, и Мурка уехала домой.
Ночью она вспоминала этот день — и сосново-пальмовую, черепично-известняковую красоту туристического Иерусалима, и нежное, предельно внимательное, ищущее внимание Сергея, так контрастировавшее с привычным дружелюбным равнодушием Вадима, и собственное счастливое и сладкое сердцебиение…
На следующее утро вдруг проклюнулся Вадим, выяснял муркины планы, не будет ли она в его районе. Это была его обычная манера — мол, не делай никакого особенного усилия ради меня, но если уж так случайно выйдет, что тебе будет по пути, то забеги ко мне в койку! Если это тебя не затруднит! Мурка подозревала, что эта чрезмерная деликатность всего-навсего хитрый маневр, может, даже и неосознанный — избежать каких-либо обязательств перед ней. Но теперь она, ощущавшая необыкновенную легкость и независимость, ответила, что, к сожалению, нет, в его районе она быть не собирается. Знакомый по поездке в Минск приехал на пару дней в Иерусалим и предложил встретиться с ним, и она уже договорилась показать ему город. Вадим исключительно корректно, пожалуй, даже чересчур корректно, посоветовал ей получить от этого как можно больше удовольствия, и Мурка с чистой душой обещала постараться. Вот так. Как легко и приятно говорить правду, подумала она. Остается только надеяться, что слышать эту правду Вадиму не было так же легко и приятно.
Они с Сергеем начали то утро с чудесного завтрака на террасе гостиницы у бассейна, а оставшиеся дни провели в монастырях и переулках Бейт-а-Керема и в монастыре Древа жизни, на котором, в смысле — на дереве, повесился Иуда Искариот, и где похоронен Шота Руставели, пребывавший в Иерусалиме по поручению царицы Тамары. Отважно зашли даже в Старый город, и прогулялись по узким крытым проходам до Церкви Гроба Господня, и Мурка нашла и показала ему нацарапанные на портале главного входа граффити, оставленные на каменной стене еще крестоносцами. Любовались панорамой города с променада Таелет, поднимались и спускались по ступенчатым улочкам Ямин-Моше, гуляли по паркам и подкрепляли силы белым вином в Хане и в Синематеке, любуясь подсвеченными стенами Старого города.