Страница 8 из 15
А его рассуждения о Ничто – они просто великолепны! «Ничто есть полное отрицание всей совокупности сущего, оно абсолютно несущее». Ничто, по мнению философа, также объективно, как и Бытие. По его словам: «Ничто – источник отрицания, а не наоборот» (выделено мной. – Ю. М.). Таким образом, объективное Ничто оказывается компонентом объективной реальности, а также человеческой жизни. В понимании же человеческого бытия Хайдеггер следует известной логике, согласно которой, мы живем и умираем с каждым часом: «Человек каждую минуту живет и вместе с тем умирает… бытие и Ничто взаимопринадлежат друг другу» (Хайдеггер, 1993).
В экзистенциализме, так же как и в дуализме, духовное и материальное в Я-бытие слиты в единое целое («совечно единое сущее»). Причем главным в этом бытие является сознание временности и постоянный страх перед возможностью не быть, а значит, сознание бесценности своей личности. С этой позиции совершенно иначе выглядит рассматриваемое нами соотношение бытия и небытия. По мнению Ф. М. Достоевского, «Бытие только тогда и есть, когда ему грозит небытие». В пограничной ситуации на грани жизни и смерти Я-бытие человека, осознав угрозу своему существованию, должно собрать в кулак все свои физические и психические силы и включить, если так можно выразиться, «режим форсажа». И только перейдя в этот новый вид реальности, Я-бытие в борьбе со смертью может продлить свое существование.
М. Хайдеггер (1993) по этому поводу высказался достаточно определенным образом: «Ничто есть условие возможности раскрытия сущего как такового для человеческого бытия» (выделено мной. – Ю. М.). То есть Бытие, по его мнению, становится яснее и точнее лишь тогда, когда ускользает благодаря Ничто. Развивая данные идеи, профессор Волгоградского университета Н. В. Омельченко (2005) утверждает: «Наш дух способен модифицировать воздействие Ничто: либо увеличивать, либо уменьшать его влияние. Иначе говоря, дух человека принимает участие в творении или разрушении саморазвивающегося бытия».
А теперь посмотрим, насколько эти философские выводы представляют интерес для онкологии. И прежде всего здесь, конечно, возникает проблема правдивого освещения диагноза и прогноза заболевания. Хочу, чтобы меня правильно поняли: я не являюсь сторонником бездумного и полного раскрытия всего того, что врач знает о больном и его тяжелом недуге, хотя бы потому, что он может просто ошибаться. Да и вообще, кто может отменить в онкологии девиз итальянского гуманиста Томазо Кампанеллы: «Прекрасна ложь, если она делает много добра». Это с одной стороны, но, как и везде, в этой проблеме есть и вторая сторона. Суть ее состоит в том, что без раскрытия онкологического диагноза, сделанного адекватно состоянию больного, как правило, невозможно и его эффективное излечение. Данному вопросу посвящен пункт 2.4.2, однако о некоторых своих правилах раскрытия «онкологического» диагноза с позиции экзистенциализма я расскажу именно сейчас.
Правило № 1. Говорить правду о диагнозе можно только тому больному, который действительно хочет ее знать, то есть тому, бытие которого осмысленно. Поскольку если нет осмысленного Я-бытия, то человек уже близок к тому, чтобы превратиться в Ничто.
Правило № 2. Правдивое освещение диагноза должно быть прежде всего направлено на увеличение осмысленности бытия самим заболевшим, а не на получение каких-то других результатов, например, облегчения работы медперсоналу.
Правило № 3. Дозированное осознание угрозы Я-бытию должно так усилить постоянно имеющийся у человека страх перед «последней чертой», чтобы включился резервный защитный механизм режима форсажа и, чтобы мобилизовав все свои внутренние ресурсы, он бы смог вырваться из «смертельного пике» онкологического заболевания.
Правило № 4. Ведя разговор с больным о смысле жизни до самой смерти, важно правильно повернуть человека к Богу. Дело в том, что в пограничной ситуации он больше всего страдает от одиночества и жаждет Бога, но не как устроителя объективной Вселенной, а как Напарника и Утешителя, единственного существа там, в небытие, которое известно каждому живущему в этом мире.
Правило № 5. Основной целью правдивого освещения диагноза является продление жизни, поскольку продлевается только осмысленная, осознающая всю тяжесть ситуации жизнь.
Таким образом, надо стремиться к тому, чтобы бытие онкологического больного было заполнено смыслом до самого конца. В Библии по этому поводу сказано: «…претерпевший же до конца спасется» (Матфей 10.22). А. И. Солженицын (1981), один из величайших писателей-экзистенциалистов XX века, в своем романе «Раковый корпус» неоднократно вопрошает – в чем смысл жизни для того, кто завтра обречен умереть от рака? А поскольку лично для себя он этот смысл никогда не терял, даже находясь среди обреченных, то и результатом этого явилось неожиданное для всех его полное выздоровление от запущенного рака (значению этого феномена будет посвящен параграф 2.4.3).
Остановимся на этой проблеме более подробно. Лечебный эффект религии в целом, и молитвы в частности, в настоящее время мало у кого вызывает сомнения. Достаточно давно в «Аргументах и фактах» (2002. № 14, 21) была опубликована статья об открытии, сделанном группой ученых из института имени В. М. Бехтерева под руководством профессора Валерия Слезина. В психоневрологических экспериментах приняли участие священники и прихожане Александро-Невской лавры. Во время молитвы у них записывалась энцефалограмма. И к своему удивлению, исследователи обнаружили, что у истово молящихся появляется новое, до этого науке неизвестное, состояние головного мозга, названное ими как «молитвенное бодрствование».
В данном состоянии происходит частичное отключение коры головного мозга и восприятие информации идет, минуя мыслительные процессы и анализ. Во время молитвы человек уходит от реальности и в его мозге возникают благотворные дельта-волны, которые часто фиксируются у шестимесячных младенцев. Недаром в Евангелии сказано: «Будьте как дети и спасетесь».
Но самое главное, что установили ученые, – это то, что наличие «молитвенного бодрствования» делает высшую нервную деятельность человека более гармоничной, а его психические и психосоматические заболевания менее тяжелыми!
Однако поворот к религии, и это я особенно хочу подчеркнуть, должен быть правильным и осторожным, нельзя перекладывать на Бога решение своих конкретных проблем. А. Уотс по этому поводу сказал: «Пытаться ухватиться за Бога как средство облегчения страданий или источник вечной жизни значит попросту отдать себя в рабство» (цит. по: Таранов, 1998, с. 59). Не менее интересные высказывания по этому поводу я нашел в работе немецкого теолога Д. Бонхеффера (1989). Изучая проблему принятия Бога в условиях атеистического мира, он приходит к любопытным выводам о том, что Бог рядом с нами – в земной жизни, в радостях и страданиях людей. Исходя из этого, нам не надо прибегать к мифу о Спасении, поскольку вера в Воскресение не разрешает проблемы облегчения смерти. «Бог дает нам понять, – поясняет протестантский проповедник, – что мы должны жить, справляясь с жизнью без Бога». В трактовке Д. Бонхеффера основной задачей для человека является «…найти Бога в том, что мы познаем, а не в том, что мы не познаем. Бог хочет, чтобы Его познавали в жизни, а не только в смерти, в здоровье и силе, а не только в страданиях, в делах, а не только в грехе». В унисон теологу рассуждает и основатель трансперсональной психологии Станислав Гроф (2002): «Организованная религия на самом деле может действовать скорее как тяжкая помеха любому серьезному духовному поиску. Если все время очернять и стращать своих членов, то им становится трудно поверить, что Бог внутри них. Она также взращивает у своих последователей ложную веру, что регулярное посещение формальных богослужений, проповедей и денежные пожертвования церкви – настоящие и достаточные духовные деяния».
Удивительные следствия вытекают из этих рассуждений: не признающий себя верующим, но порядочный человек может оказаться большим христианином, чем тот, кто считает себя верующим, но далеко не во всем следует принятым правилам чести и порядочности. Лично я стараюсь следовать в своей жизни именно первым принципам.