Страница 5 из 46
А Грач так встревоженно смотрел на эту самую колею, будто там в неизвестном селении держали в застенках самого Папу; и Риз, не споря, развернул свою слишком смирную кобылу. Фаско поступил так же.
Хмурые, еще незасеянные поля потянулись почти сразу, а вот сама деревня открылась перед ними не так скоро — вязанка хвороста успела бы прогореть[11]. В две (точнее, полторы) улицы, старая, многие дома могли даже похвастаться каменным фундаментом, а один или два казались каменными целиком, если не считать соломенных крыш. Имелась и церковь, хоть и совсем маленькая, и, как увидел Риз, дверь снаружи заложена засовом — значит, скорее всего, постоянного священника в ней не было.
— Туда, — резко сказал Грач и свернул по улице (точнее, тропе) вбок, к одному из старых домов, стоявших не со всеми вместе, а на краю старого надела, обнесенного остатками каменной изгороди.
В доме, похоже, действительно кого-то убивали: из полуоткрытой двери слышались громкие удары, вопли и плач. На крыльце совершенно спокойно сидел мальчик лет тринадцати. Глаза его при виде двух всадников сделались как плошки; подскочив, он зайцем прыснул прочь.
У Риза немедленно отпали все сомнения, вмешиваться или нет. Пусть Церковь говорит что угодно; пусть муж своей жене хозяин и господин; пусть, как слышал Риз, в семейной жизни не обойтись без одной-двух затрещин по случаю — нет такого божеского закона, который дозволял бы убийство безоружной, беззащитной женщины под твоей охраной и опекой. Риз сглотнул, сжал и разжал кулаки, пытаясь сдержаться и не направить коня прямо на крыльцо, вырубая дверь мечом. Это не дверь богатого дома в Палестине, конным он будет выше притолоки, да и кобыла эта таким фокусам не обучена.
Холодные отвращение и ярость боролись в нем с неожиданной, безумной радостью — я буду вовремя. В этот раз я успею. В этот раз. Откуда Грач знал…
Риз и Фаско спешились; Гарольд хотел было последовать их примеру, но, собрав последние остатки самообладания, Риз удержал его стремя.
— При всем уважении, сэр, — сказал он. — Может быть, вам придется спасаться бегством.
— От кого? — презрительно скривил губы Грач и сел несколько прямее; Риз тут же подумал, что, может быть, он ошибся, и его наниматель все-таки дворянской крови — ну или хотя бы незаконнорожденный.
— Видели, побежал мальчишка? Я не думаю, что местные виллане рискнут напасть на трех всадников, но никогда не знаешь, с чем столкнешься. А укол вилами под ребра — штука неприятная.
— Это английские крестьяне, сэр Джон, а не палестинские, — вновь скривил губы сэр Гарольд. — Но будь по-вашему.
Ну, слава Создателю, можно было не думать хотя бы о его защите. Риз толкнул хлипкую дверь, открывшуюся внутрь длинного, скудно освещенного дома, где…
Он не разобрал сперва деталей: свет проникал разве что из двери да между закрытыми ставнями. Угли в очаге едва тлели, и видно было плохо: какая-то рухлядь на полу, разворошенный, не раз чиненый соломенный тюфяк; коричневые от загара пальцы мужчины, схватившие выпростанные из-под шапки косы женщины, ее полные смертного отчаяния глаза, ее окровавленные руки, судорожно прикрывающие выпуклый живот…
Впрочем, общая суть, если и не детали происходящего, стала ему ясна еще на улице.
Вмешаться не составило труда: Риз попросту перехватил занесенный кулак, оторвал виллана от его жертвы и врезал мужику хорошенько в живот и по шее. Тому хватило: отчаянно кашляя и хватая ртом воздух, он упал на кое-как забросанный соломой пол.
Риз еле сдержался, чтобы не добить виллана прямо здесь и сейчас. Он сам не знал, что отвело его руку в последний момент.
Женщина же, всхлипывая, забилась в угол, сжалась в комок, неуклюже прикрыла одной рукой живот, другой — голову.
— Я тебя не обижу, — хрипло, тяжело, проталкивая слова сквозь горло, проговорил Риз по-саксонски. — И этот тоже тебя больше не обидит.
Риз ожидал, что ему придется повторить свои слова, может быть, не раз, но женщина ответила почти сразу.
— Он мой муж… — заскулила. — Меня камнями забьют! Господин, что вы наделали!
— Не забьют, — деревянно ответил Риз. — Мальчик, который сбежал… твой сын или его?
— Его… — всхлипнула она и вновь накрыла руками живот. — Мой — вот. Господин, зачем вы… кто вы…
Риз ругнулся, схватил мужика за шиворот и вытащил за порог, бросил под ноги их лошадям.
Грач, вот неслух, все-таки спешился и теперь невыразительно глядел на стонущего виллана у них под ногами.
— Бил жену, — коротко проговорил Риз. — Ногами. Она беременна.
— Я видел, что она убивает его, камнем по голове ночью, — прошептал Грач. — Вряд ли можно ее за это винить.
— Она говорит, ее забьют камнями теперь.
— Если бы она его убила, забили бы точно, — пробормотал Грач, поворачивая голову.
Риз проследил за его взглядом.
Побитая жена, хромая и держась за косяк, выглянула на крыльцо. При свете видно стало, что она совсем юна, лет шестнадцати, и что беременность ее пока не так уж и заметна. Ее трясло, но она старалась стоять на ногах.
Ничем она не была похожа на Джессику кроме светлых кос и упрямого подбородка, но…
Риз отвернулся, поглядел на виллана у своих ног.
— Убить его, Руквуд? — обратился он к Грачу.
— Господь нам не велит забирать жизнь, — напряженно произнес тот.
— Можем отвести до Колчестера и сдать на галеры или в сервы, — подал голос Фаско; говорил он на своей испорченной латыни, но сразу сделалось ясно, что английскую речь понимал. — Кто там, милорд, держит судебное право над этой землей — не ваш ли знакомый?..
— На галерах он сам помрет через год, — пожал плечами Риз. — Или раньше. В сервах сбежать может. А с ней вы что собираетесь делать?
Грач поднял взгляд — впервые за время их знакомства неуверенный. Поглядел на избитого мужа у их ног. На женщину на крыльце.
— Предыдущую жену… — спросил он тихо, обращаясь к женщине. — Он свел в могилу?
— Мне так говорили, сэр, — отвечала женщина, не поднимая взгляда от своих босых ног — но без паузы. — Да только я не верила.
— Есть у тебя еще дети?
— Это первый, — она положила руку на живот.
— А у него?
— После той зимы один мальчик остался, Джон…
— И дом с наделом отойдут ему?
— Община налог уплатит, да…
Грач поджал губы, будто думая о чем-то.
— У тебя нет тут родственников?
— Нет, сэр. Я из… из другой деревни.
— А там?
— Тетка была, но Бог ее прибрал после Рождества.
— Тогда собирайся, — велел Грач. — Бери все ценные вещи, которые сможешь унести на себе. Довезу тебя до Колчестера и отдам в услужение. Будешь сыта, бить тебя не будут.
— Спасибо, сэр, — пробормотала женщина, но благодарности или облегчения в ее словах не чувствовалось. Она отняла руку от косяка, потом положила обратно и спросила дрожащим голосом: — А… а с Томом что?
Грач перевел взгляд с виллана на Риза.
Риз только плечами пожал.
— Как поросенка зарезать. Если мы его тут бросим, деревенские похоронят. И делу конец.
Грач поджал губы, сжал челюсти. «Сейчас упрекнет меня за нехристианскую кровожадность и велит мужика связать, — подумал Риз устало. — Ну и Бог с тобой, Грач, не хочешь решать — не надо…»
— Мне не хотелось бы приказывать вам пачкать об него руки, — произнес сэр Гарольд. — Но если это вам…
Риз, не дожидаясь лишних слов, оттянул за волосы голову еще бессознательного виллана, повернул его так, чтобы на Грача не попало, а потом вытащил из-за пояса нож и перерезал негодяю горло.
Интерлюдия 3. О природе видений
Первые несколько месяцев (а то и лет) после бегства из монастыря слились для Гарольда: дни — в бездумное карнавальное шествие с взрывами хохота, с буффонадой и жестокими проделками, ночи — в жуткую мешанину тел и лиц, призрачных или настоящих. Пестрые разноязыкие полуденные страны приняли сбежавшего мальчишку в свои жестковатые, душные, пахнущие чесноком объятия. Гарольд сменил старую рясу на вагантские лохмотья и очертя голову кинулся головой в стихи, вино и безумства — забыть, забыть, лишь бы забыть!
11
Вязанка хвороста успела бы прогореть… — мера времени. Здесь и далее будем считать, что вязанка хвороста горит полчаса, свеча — три часа.