Немного безумия

Старушка препроводила меня в просторную гостиную. Миловидный камин потихоньку подъедал поленья и придавал дому семейный уют, за окном было уже темно и, чтобы что-то рассмотреть, приходилось приложить немало усилий.

— Ваши вопросы, детектив? — хозяйка села на кресло, а мне достался стул близ пианино. По выходным вечерам, наверное, тут сказочная обстановка. Камин, берёзовые дрова, играет лёгкая музыка, за окном мёрзнут нищие и попрошайки... романтика.

— Меня крайне интересует личная жизнь вашей подопечной. Её знакомые, друзья, враги и просто недоброжелатели: нахамили на улице, приставили за углом, общитали в мясной лавке.

— Я простой музыкант и учитель, девушки не докладывают мне о своих проблемах. Они считают меня слишком строгой и старой, мои консервативные и традиционные взгляды отпугивают их откровения. — тётка говорила резво, чётко и очень приятно. Её речи струились тёплым весенним ручейком и заставляли меня прибегать к наивным метафорам.

— Не верю, что опытный педагог не следил за своей протеже. В крайнем случае, вы могли заметить её настроение в последние дни перед пропажей. — в окно забили крупные капли дождя и я на миг поднял взгляд от яркого камина. Беспросветная темнота за окном показалась мне слишком тяжёлой по сравнению с этим весельчаком.

— Как я уже говорила полиции, не считая её постоянных болей в голове, она была всё той же Дженни. Милая, добрая, отзывчивая, капельку своенравная. — упомянув негативное качество, бабуля зачем-то мне кивнула. Мол, вы всё поняли. — Но это же подростки — их упрямость порой переходит все границы.

— Значит, своенравие и больная голова... — по правде говоря, голова болит у всех и это не особо важная информация. Бич нашего города, хлестает не хуже морской плётки. — Она точно не рассказывала о своих знакомых? Слежка, подозрительные лица, ошивающиеся около дома?

— Я часто видела рядом с её домиком компанию ужасных молодых людей — все до одного нацисты. — окно... обычное окно, немного задёрнутое шторой. Я постоянно поворачивал голову в его сторону без обоснованных причин.

— Неужели всё настолько плохо и банда не даёт местным покоя? Уверен, эти мелкие трусы просто похваляются. Во время моей юности девушки любили моряков с оливковой кожей, а сейчас любят радикально настроенных идиотов.

— Эти, как вы выразились, "радикально настроенные идиоты", поджигают лавки иностранцев, грабят людей, вылавливают оборванцев иной расы и избивают их, а кроме того, ещё и пристают к тихим девушкам. Они — самые настоящие садисты без капли ума в голове, а раньше ещё и любили походить именно по нашему району. У их главаря даже партии в парламенте нет, а он кличет себя национал-социалистом и промывает молодёжи голову.

— Кроме этих нехороших ребят вы никого рядом с домом не видели? Может, кто-то неподходящий под их компанию или пришедший после них?

— Был один... похож на моряка. Тех, что из вашей «юности». — женщина, возрастом обогнавшая меня на десятка три, иронично улыбнулась. — Татуировки, малый рост, загар. Сидел в тени, пока та компания, смеясь, пила пиво... да что вы всё смотрите в то окно, нет там ничего! — старушка, кряхтя и сопя, нелегко встала и направилась с явным намерением одёрнуть штору. Ладони на моих коленях отчего-то вспотели, а ноги напряглись, готовые выпрыгнуть из носков.

— Вот, никого там нет, мистер параноик! — женщина победоносно воззрилась на меня, тыкая в окно пальцем. Почти слепая, она не замечала воистину ужасной, огромной тени за мутным стеклом.

Она смотрела прямо на меня, эта тень, и готовилась. Я чувствовал её ярость и негодование, её недовольство ситуацией и возникшим неловким положением. Тень хотела одного: убить.

Зад влип в крутящийся стул. На пианино зловеще падал отсвет каминного огня. Казалось, всё вокруг замерло в ожидании скорой развязки.

— Что вы так смотрите на меня, я вас чем-то напугала? — бабуле было очень весело, похоже, она думала, что я ненормальный и панически боюсь окон без шторок.

— Нет, что вы... вовсе нет. — дрожа в ногах, я неуклюже встал. Мой огромный кулак сжался до хруста суставов.

— Я вас совсем не понимаю! — радость хозяйки наконец сменилась смутным страхом. — Вам нужны сведения о Дженни или вы так и будете глупо на меня пялиться, сжимая деревенские руки? — подойдя всего на пару шагов ближе, я тут же понял, что за окном на меня смотрит кто-то живой — от его дыхания запотел уголок в мозаике стекла. Непонятно как тень нашла меня, но ясно одно — она знает, что я её вижу.

— Лучше бы тебе выйти, урод! — я закричал, как малый ребёнок, вещающий на всю комнату воображаемым призракам. Так дети защищаются, думая, что их яростные храбрые вопли испугают притаившееся зло. — Или ты зайдёшь, или я тебе рожу разукрашу, как сливу!

— Вы что себе позволяете! — вскрикнула бабушка, полагая, что всё это говорится исключительно её персоне.

Тень в окне резко дёрнулась и я моментально бросился к ней, схватившись за ставню. Счёт шёл на секунды.

Огромная фигура пробежала на высокой скорости и на один момент загородила собой весь оконный проём. Кажется, бабушка поняла смысл моих действий и немного испугалась... сильно испугалась. Раскрыла рот, схватилась за сердце и артистично повалилась на диван. Мне полагалось успокоить старушку и провести с ней розовый вечер за чашкой вина, но, к её сожалению, я крайне спешил по своим делам.

Кляня мягкие ковры и чистоту, я рвался к своей обуви, потому как без неё по грязи особо не побегаешь. Сапоги слишком уж мирно дожидались меня в коридоре, с немым укором вытаращив носки.

Когда охотник видит цель, его взгляд сужается. Глаза не фокусируются на том, что они видят вокруг, а жизнь становится одним большим коридором в конце которого находится то, за чем ты так гонишься. Это замечание Джеймса Брауна работает во всех сферах людской деятельности. Например, когда я хочу напиться до чёртиков, я вижу на улице только пабы, кафешки, бистро и старенькие закусочные с засаленной тканевой крышей...

Наконец я вышел из музыкального дома и бросился за угол, рискуя схлопотать удар в голову. Это была совсем не обязательная спешка, в глубине души я уже догадывался, что шпиона и след простыл.

Бег, прерывистое дыхание, пот течёт по лбу. Нож в руке, страх пронизывает, как иглы холодной воды в кухонном кране.

Спустя считанные мгновение я оказался у окна. Если всмотреться в него, то можно было увидеть, как бабушка валяется без чувств, играя на невидимую публику. Та беззвучно хлопает актриске и бросает к её венозным ногам гнилые помидоры.

Всё ещё держа в руке оружие, я глядел в конец импровизированного коридора. Его стенами был расхлябанный деревянный забор и дом, вернее, его часть. Но, как я ни напрягал зрение, незнакомца не было видно, он словно растворился, смешался с воздухом.

Глупо стоя под дождём, я ожидал какого-нибудь чуда, промокая до нитки. Вода струилась с меня, как с рога изобилия и замерзала прямо под ногами, превращая землю в каток. Моё воображенье резво рисовало смешные картинки того, как беглец стоит за моей спиной и точит топорик. Или он запрыгнул на крышу, словно огромный заяц, и теперь взводит арбалет и смазывает его петли, чтобы нехитрые механизмы не заели при нажатии спуска и сумели пригвоздить меня болтом к доскам забора.

Спустя какое-то время я пришёл в себя и сумел хотя бы отряхнуть голову. В ней скопилось слишком уж много нелепых мыслей, догадок и теорий. Следы любопытного мерзавца разъело дождевой водой и от них остались лишь силуэты. Обувь, судя по всему, была очень добротной и крепкой — глубокие впадины врезались в землю прямо под ставнями...

Окно резко открылось и я был вынужден с криком припасть на хлипкий забор. Ржавые гвозди скрипнули от натуги, с плачем вырвались из петель, и доски упали... вместе со мной. Я проклял тот день, когда первый раз нанялся детективом, а затем добавил парочку нелестных эпитетов и тому поганому числу, во время которого я согласился искать Дженни Крамер.