Страница 2 из 45
Так же случилось и с Лотом. Именно работы его экспедиции обогатили нас искусством древней Сахары. Но как часто слышишь об их неточности и даже фальсификации!
Всё это сказано не ради оправдания ошибок и неточностей Хейердала или Лота, а для того, чтобы напомнить: не сделай они того, что сделали, наша жизнь была бы заметно скучней и бедней.
Тассили — на языке туарегов означает «речное плато». Правда, рек там нет и в помине. «Структура различных участков массива (его длина восемьсот километров, а ширина — пятьдесят-шестьдесят), — пишет Анри Лот, — очень разнообразна. Южный край Тассили круто нависает над плоскогорьем Ахаггара, возвышаясь над ним на пятьсот — шестьсот метров. Хребты из хрупкого песчаника, составляющие массив и рассекающие его лощины, имеют общее направление с юга на север. Водные потоки вырыли многочисленные каньоны, всё более углубляющиеся по мере удаления от горных хребтов. Весь массив подвергся воздействию вод, которые буквально изрезали его и придали причудливые формы. Они размывали, выдалбливали, просверливали массив, превращая порой огромные каменные глыбы в кружева. Вода? В краю, где никогда не бывает дождей? Да, вода. Всё это, разумеется, происходило в далёком прошлом. Миллионы лет массы песчаника подвергались воздействию стихий… Наш путь лежит среди высоких колонн, напоминающих руины громадного средневекового города с обезглавленными башнями, церковными шпилями, папертями соборов, химерами, диковинными архитектурными ансамблями… Весь рельеф местности, множество впадин в скалах напоминают городскую площадь, окружённую домами. Вполне понятно, почему первобытные народы селились в этих местах…»
Проблем было несколько, и неизвестно, какая из них главнее и мучительнее. Жара. С жарой ещё можно было мириться хотя бы потому, что жара — неотъемлемая черта Сахары, так сказать, фирменный знак. Холод. Холод был не менее частым гостем, чем жара: ночью на плоскогорье вода в канистрах замерзала и спальные мешки порой покрывались инеем. Ветры. Вернее, бури, засыпающие песком лагерь, рвущие бумагу и сносящие палатки. Наводнения. Да, даже наводнения. После нескольких лет без дождя дважды обрушивались грозные ливни, преображающие каменный город в сонм ревущих потоков. Змеи и скорпионы. Лот уверяет читателей, что рогатая гадюка, поселившаяся рядом с его палаткой, была миролюбива и труслива и скорпионы, которых каждое утро вытаскивал из своего спального мешка художник Гишар, тоже отличались миролюбием, хотя поверить в это не так легко. Перевалы. Там падали от усталости и умирали верблюды, там приходилось разгружать караван и тащить на руках по бесконечным каменным осыпям припасы и металлические столы для рисования. Жажда и голод. Частые спутники экспедиции, когда приходилось пить грязь со дна пересохших, кишащих насекомыми водоёмов, и так далее…
Ради чего же полтора года без перерыва, почти без выходных, многократно рискуя жизнью, болея, голодая, Лот и его товарищи ползали, подобно мухам, по крышам и стенам пещер и скальных выемок, накладывая на фрески громадные листы бумаги, переводя на них контуры фигур и раскрашивая их потом, чтобы достичь точного соответствия? Они делали это, потому что были поражены и околдованы талантом древних художников, потому что почитали непременным долгом разделить своё восхищение с человечеством, и вряд ли кого-либо из них тогда беспокоили мысли о славе. Кстати, в добровольцах у Лота недостатка не было, и работала в экспедиции в основном молодёжь. Не все выдерживали каторжные условия Сахары, но те, кто выдержал и остался до конца, научились радоваться редкому дождю, случайному дереву, рассвету или чистому роднику под скалой и, главное, не уставали восторгаться найденным и искали новые шедевры древнего искусства.
Сегодня тысячи фресок Тассили, скопированных экспедицией Лота и занявших почётное место в Музее человека в Париже, и тысячи других копий и снимков, сделанных учёными, пришедшими туда по следам Лота, позволяют не только оценить уровень и размах сделанного древними обитателями центра Сахары, но и узнать немало об истории этой пустыни, оказавшейся совсем иной, нежели предполагалось.
Самые ранние из фресок Тассили созданы по крайней мере семь тысяч лет назад. Изображены на них, сначала схематично, затем со всё большей точностью и выразительностью, охотники (круглоголовые) и животные — слоны, муфлоны, антилопы, носороги.
Вкупе с исследованиями геологов эти фрески позволили сделать неожиданный вывод: в то время Сахара была многоводной и зелёной!
Затем наступает период упадка стиля «круглоголовых», но он несёт в себе удивительные открытия: художники как бы отрываются от действительности и создают образы богов или каких-то фантастических существ, достигающих колоссальных размеров. Художник, словно впервые задумавшись над смыслом окружающего его мира, потрясён этим миром и пытается воссоздать в своих творениях внутреннюю взаимосвязь и отношения его частей. Привидениями поднимаются на высоту пяти метров фигуры «марсианских богов», давших благодатную пищу приверженцам иноземных пришельцев, со стены пещеры оглянется четырёхметровый лев, порой встречаются гибриды — антилопа с туловищем слона, страус со львиной мордой… К этому же периоду Лот относит великолепную фреску, названную им «Белой дамой», — легко бегущую чернокожую женщину в странном головном уборе.
Искусство переплетается с первобытной магией, и власть его выходит за пределы разума.
Художники Сахары отлично умели использовать естественные краски: белую глину, охру и разноцветные сланцы, выходы которых нередки в Тассили. Они смешивали охру с растительным клеем или молоком и писали фрески на стенах выемок и пещер, часто высоко на потолке или в нескольких метрах над землёй, умело выбирая наиболее выгодную точку обзора, но никак не заботясь об удобствах будущих копировальщиков. С течением времени меняются вкусы художников, палитра становится всё богаче.
Скотоводческий период, охватывавший полторы тысячи лет и завершившийся примерно за тысячу лет до нашей эры, знаменовал собой не только смену стиля и цветов фресок, но и совпал с изменением климата Сахары. Пустыня наступала на поселения жителей Тассили, высыхали могучие реки Тафассасет и Соро, нёсшие воды в Палеочад, скудели родники в горах. В старицах и озёрах, оставшихся на месте рек, ещё водились бегемоты, в саванне встречались жирафы и слоны, но условия для земледелия ухудшались.
На фресках этого периода часто встречаются стада быков и антилоп, которых художники научились изображать с удивительной силой и лаконизмом. На одной из фресок Лот насчитал шестьдесят пять голов скота. Среди диких животных, кроме уже известных ранее, изображены газели, трубкозубы, ослы, а на одной из фресок можно увидеть трёх бегемотов, на которых охотятся люди в пироге. Многие фрески изображают жителей Сахары: женщин у очага, играющих детей, мужчин, рубящих дрова, совет старейшин, собравшийся в кружок, супружеские пары, женщин, работающих в поле… Массовые сцены полны небольшими выразительными подвижными фигурами, отдельные фигуры лучников, беседующих женщин выполнены в человеческий рост. У стен, где нарисованы фрески, Лоту часто удавалось находить жернова, зернотёрки, черепки сосудов, кухонные отбросы, наконечники для стрел, скребки и остатки украшений.
На поздних фресках появляются лошади, колесницы, затем и верблюды, а потом… потом люди ушли отсюда, потому что не могли больше жить в иссушённой пустыне, ушли либо на юг, либо на север, к Средиземному морю. Жизнь завершилась. Лишь редкие шатры туарегов можно найти в этой пустыне. Но туареги не помнят, кто и почему создал эти картинные галереи, и не знают животных и людей, изображенных там, людей разных — и с негроидными чертами лица, и похожих на египтян или ливийцев.
Самая большая в мире картинная галерея, протянувшаяся на сотни километров, — память о том, как развивалась здесь согретая солнцем и напоённая реками человеческая цивилизация, создаваемая неизвестными нам народами, позднее влившимися в иные культуры. Фрески подробно и правдиво рассказывают о возможностях сахарской цивилизации, о том, что она занимала западный рог «плодородного полумесяца», развиваясь так же, как культуры Египта, Инда и Хуанхэ, но эксперимент закончился неудачей: природа оказалась сильнее людей и отняла у них плоды их труда.