Из югославской прозы

Опубликовано в журнале "Иностранная литература" № 12, 1971

Из рубрики "Авторы этого номера"

Антоние Исакович

...Рассказы «Наш Лисенок» и «Вверх и вниз» взяты из книги «Пустынные холмы» (1969), получившей Октябрьскую премию гор. Белграда.

Вьекослав Калеб

Рассказ «Трость на прогулке» был напечатан в сборнике «Зеркало» («Огледало», 1962).

Данило Киш

Рассказ «Собака и мальчик» был опубликован в альманахе «Зора» в 1968 г.

Из югославской прозы

Наш Лисенок

Вверх и вниз

Трость на прогулке

Собака и мальчик

notes

1

2

Из югославской прозы

Антоние Исакович

Вьекослав Калеб

Данило Киш

Антоние Исакович

Наш Лисенок

Вот беда!

Они не могут нас видеть.

И как только находит, проклятая.

Больше не бьют.

Снаряд.

Что делать?

Дышит?

Видишь, дышит.

Надо сделать носилки.

Сапог стянуть?

Стягивай.

Погоди, не идет. На волоске держится.

Ногу обвяжи, истечет же кровью, люди!

Вот беда!

Лисенок, ты меня слышишь?

Говорит, слышит, пошли скорей.

Лисенок: заостренное лицо, карие глаза, козлиная бородка, всегда улыбается, на щеках точки румянца — весельчак Лисенок.

Сейчас щеки белые, втянутые; лицо сжалось в кулачок, внезапно постарело; задела парня железная лапа, жмурится только, век не поднимает: силы бережет.

Нас семеро, восьмой — Лисенок: отделение в патруле; пробираемся по дубовому лесу, ноги ворошат прошлогоднюю листву; в нос бьет крепким запахом земли, гниющих сучьев, присутствие раненого не чувствуем; и разное лезет в голову:

…Лисенок, наш Лисенок, чего он только не выделывал на барабане! Такое только ногами можно: на большом барабане вальс выбивал; трубу возьмет — куда только ее голос не доходит; а когда в медные тарелки бил, с расстановкой, у самого своего носа, звук получался как круглый сгусток меди, будто поступь процессии слышишь; умел он и по-другому: бил в медные тарелки легко, быстро, весело, цирковые номера объявляет — самый великий клоун мира…

…мы сидим у костра, словно бы в шатре; Лисенок смеется, бородка вытянулась, глаза возвел горе; весь в движении, хотя стоит на месте — ноги как свинцом налились; пружина на ветру; все в нем движется, вперед-назад, уши — тоже; ушами он шевелил, как заяц; бьет в медные тарелки, а они будто умножаются: сотни их, отклеиваются от его рук — и в тьму леса…

…вот чудо-то, представь себе: конь белый, играет; грива и хвост подрезаны, на голове красная кисточка; конь счет знает: отсчитывает левой ногой, правой — собирает; и проходят девушки в одеждах, расшитых красным, желтым и зеленым стеклярусом, — как трава, как камыш; в медных тарелках его лицо, и мы слышим его голос: «Семь дней ты едал, семь дней голодал»…

…в конце господин в сюртуке и черном цилиндре; чего только он не вытаскивает из блестящей большой шляпы: желтые и красные яблоки; круглые румяные хлебы, жареных кур; сотни безделушек и зеленого попугая; ну-ка вытащи теперь всамделишного лекаря; доктора, который может ногу пришить…

Весь день мы шагаем по дубовому лесу; тени темные мелькают, как кошки; возле черных стволов — лохматые хвосты мха; дупла в деревьях; черные изгибы ветвей — руки и ноги дьявола; все это когти смерти; дупла — глаза, стоглазые леса, ох, эти черные провалы, сколько их…

Лисенок их не видит; и хорошо, нечего пялиться в черноту; Лисенок смотрит на голову леса: там зеленые овалы листьев, разбитое на кусочки голубое небо; плывут лоскутья синевы — много их, подброшенных платочков.

Нам кажется, что молоко и одно вареное яйцо помогли бы Лисенку; огромное яйцо — глобус планеты; луга и леса попусту богаты; сок травы превратить в молоко; где бы найти обыкновенную корову?

Травы потеряют свой сок, созреют и рассыплют семена, чтобы выросли новые травы, для других; всегда мы идем по разбитым головам, по разорванным печенкам: и иди, скатывайся, букашка катится под гору — важно по пути что-то собрать, сохранить; чтоб было что передать тому или другому: мне ли, нам ли, семерым, или Лисенку.

Ночь — огромная черная яма — все поглотила, втянула в себя небо, лес, дорогу и нас; уничтожила формы — все сровняла; мы ориентируемся по шорохам, запаху; нигде ни звездочки.

Вдруг небо расщепилось: показалась луна, гнилой плод. Идет дождь, а перед нами деревянный дом, и разное лезет в голову:

…откуда этот деревянный дом; крутая и высокая крыша — чтоб легче снег сваливался; балкон, большие окна; это не крестьянская изба; глаза протираем, не чудится ли, вспоминаем: в лесу нам попалась железнодорожная ветка; она терялась среди деревьев, исчезала на склонах, а потом кое-где вновь проглядывали узкие рельсы; крестьяне разбирали ее, использовали для своих надобностей…

Дом не пустой, я дым чую.

Лесничество.

Как он только уцелел?

Прореха в небе затянулась, мы снова в яме; слушаем, как дождь бьет по крыше.

Один из наших вошел и тут же вернулся; в доме дивизионная санчасть; есть врач — всамделишный хирург; повезло же бедолагам — передаем нашего Лисенка.

Сами уселись возле дома, задымили табачком; потягиваем черные дымы, дождь стучит по крыше, и разное лезет в голову:

…несли мы Лисенка — долг наш был: несли бережно, быстро, всегда для него вода находилась; понятное дело, ведь это наш Лисенок; передали кому следует: врачу, хирургу — это получше яйца вареного; кончился наш круг; передохнем и — дальше, мы солдаты!

…дождаться, дождаться — будто дождь нам это говорит; сверлит землю и наши головы: дождаться хотя бы рассвета, первого дня…

Каждый нашел для себя укрытие; не разговариваем: копошимся, как куры под деревом, кашлянем — так и объясняемся.

Высоко вверху что-то светится: то ли звезда, то ли гнилушка; конечно, оттуда видно — может быть, конец леса или начало неба; в этой же тьме — единственная светлая точка, и каждый толкует ее по-своему.

Лисенку перевязывают ногу, латают; разве ее залатаешь: на ниточке висела, и разное лезет в голову:

…луг — молодая трава — огорожен низким забором; идешь босым — трава целует подошвы; можно и побежать, луг твой; на нем одна-единственная кротовина; кто-то ее сразу разорил, а другой сделал гору; придет зима, следы свои оставляешь и учишься узнавать чужие; придет лето — солнце иной раз траву выжжет, а ты ее поливаешь, спасаешь семя до другой поры; а на заборе знакомые лица: от матери до друзей-приятелей; все здесь, вокруг тебя: и дядька по матери, и дядька по отцу: думаешь, ведь кто-то родился, чтоб дедом стать, а бабка никогда девчонкой не была: все в целости и сохранности, сотня щитов готова оборонить тебя; однако скоро чувствуешь: дед с бабкой где-то далеко, первыми удалились, тенями растаяли на лугу, почти как трава, — другие лица возникают на их местах…

С треском распахнулась в доме дверь, на балконе — крупный человек, простоволосый, почти лысый — у головы держит карбидную лампу; рукава засучены, руки сильные, волосатые, глаза черные. Почти кричит: