Вэйкенхерст

Иногда маман приходила в детскую спальню поцеловать их с Ричардом перед сном. Мод слышала, как шелестят ее юбки, вдыхала молочный запах ее кожи и аромат маленьких саше с порошком из лепестков фиалок, вшитых под мышками ее платьев. Dors bien, та petite Mode[3], — шептала маман, и они с Мод обменивались «поцелуями бабочки», касаясь друг друга ресницами. Маман, похоже, и правда ее любила, хоть Мод и не была хорошенькой.

Еще, чтобы папа гордился, нужно было слушаться каждого его слова. Маман не играла на рояле, чтобы не мешать ему, и не хранила ничего на память о мертвых младенцах, потому что он этого не одобрял. Он считал, что молиться за их души и указывать их имена на семейном памятнике было должно и правильно, а вот сувениры на память — это для католиков, и лучше не думать о потерях слишком много.

Мод долго не догадывалась, что у ее матери может быть другое мнение. А потом как-то раз в апреле отец уехал в Лондон заниматься исследованиями.

Валери внизу гладила лиф вечернего платья, маман была в гардеробной, а Мод в спальне играла с ее шкатулкой для драгоценностей — иногда ей это разрешалось в качестве награды. В одном из палисандровых ящичков Мод нашла маленькую овальную шкатулку, которой раньше не видела. Шкатулка была темно-синяя, эмалевая, с инкрустацией серебряными розами, а внутри лежали семь крошечных прядок тонких волосков. Каждая прядка была перевязана желтой ленточкой с мелко-мелко вышитыми буквами. Мод узнала имена на ленточках — так звали ее мертвых братьев и сестер, за которых ей каждый вечер полагалось молиться.

— Обещай, что не расскажешь папе, — спокойно сказала стоявшая в дверях маман.

— Обещаю, — ответила Мод. — И Ричарду не скажу, и няне, никому не скажу.

— Вот и умница. А теперь положи шкатулку туда, где ты ее нашла.

Мод послушалась.

— Но как же ты их заполучила? — спросила Мод, все еще в изумлении. Маман никогда не разрешали видеть мертвых младенцев. Доктор Грейсон всегда велел их уносить до того, как закончится действие снотворного.

— Это очень просто, — сухо ответила мать. — Я подкупила сиделку.

— И разве тебе от них не грустно? От напоминаний?

Маман нетерпеливо встряхнула головой:

— Конечно же, грустно. Но о таком нельзя просто взять и забыть, да я и не хочу.

Мод преисполнилась к матери особым уважением. Оказывается, она ослушалась отца даже не один раз, а целых семь.

Несколько дней спустя Мод и маман катались на общинном лугу, но вдруг карета остановилась, и Мод с удивлением увидела, что к окошку, возле которого сидела маман, подходит Бидди Трассел. Крупную круглолицую Бидди считали в деревне знахаркой; один ноготь на руке она всегда остро затачивала, чтобы «дать водам отойти», что бы это ни значило. На глазах у Мод Бидди сделала книксен, потом протянула маман бутылочку с зеленоватой жидкостью. Маман сунула Бидди шиллинг и велела Джессопу ехать дальше.

Мод спросила, что в бутылке.

Маман поколебалась, прежде чем ответить:

— Укрепляющий препарат с травами.

— А зачем?

— От него я буду лучше себя чувствовать.

— Он вкусный?

— Не знаю, я никогда его не пробовала. Просто решила, что мне он может пригодиться.

Когда они уже почти доехали до дома, маман сказала:

— Твоему папе не понравится, что я что-то брала у Бидди, так что больше мы это обсуждать не будем. Entendu, та petite?[4]

— Entendu[5], маман.

— Умница.

Про укрепляющий препарат Мод вспомнила только после Пасхи, когда маман снова заболела. На этот раз обошлось без настоящих стенаний, просто легкое недомогание, которое продлилось всего несколько дней и закончилось горшком с кровью.

Но Мод начала подозревать, что с младенцами дело обстоит сложнее, чем она считала, только когда наконец смогла заглянуть в дневник отца.

* * *

Было начало мая, в доме шла большая стирка, и из-за сырой погоды с ней было особенно сложно. Леди Кливдон сказала, что маман следует попросить у папы денег на то, чтобы отдавать вещи в стирку на сторону, но маман этого так и не сделала. Поэтому каждые шесть недель у всей прислуги было дурное настроение, а в доме воняло хлоркой.

У папы от этого запаха разболелась голова, и он поехал в Или покупать книги. Доктор Грейсон был наверху у маман, а няня сидела с Ричардом — он заболел коклюшем.

Мод была внизу в коридоре. Отцовский кабинет стоял открытый — Сара только что посыпала ковер влажными чайными листьями и теперь подметала их. Мод крутилась возле приставного стола, накрытого индийской шалью. На этом столе стоял стеклянный купол с чучелами летучих мышей. Их поймал дедушка еще до рождения Мод, и с тех пор они так там и хранились. Мод они нравились, потому что из всех животных в дом допускались только они.

В другом конце коридора открылась дверь, обитая зеленым сукном, выглянула Дейзи и позвала Сару помочь ей с катком для белья. Когда Сара ушла, Мод заглянула в кабинет. Отцовская записная книжка лежала на столе.

Нет-нет, так же нельзя. Или можно?

Он написал всего несколько абзацев, и почерк у него был такой мелкий, что Мод мало что могла разобрать: «…заалтарная арка в позорном состоянии, мы обязаны ее заново оштукатурить… старый Кливдон так чертовски скуп…» Мод удивленно моргнула. Папа написал грубое слово.

Несколькими абзацами ниже она заметила свое имя. «Мод гораздо умнее Ричарда. Как жаль, что она не мальчик». Мод раскраснелась от удовольствия. Она часто и сама так думала.

На следующей странице разобрать слова было проще: «Грейсон донимает меня по поводу мер предотвращения зачатия. Я сказал ему, что подобные вещи омерзительны, неестественны и дурны. Вряд ли он еще раз об этом заговорит». И тут Мод услышала, как карета катит по подъездной дороге к парадному входу.

Она запаниковала. Папа вернулся!

Мод захлопнула записную книжку и бросилась к дверям кабинета.

Она уже слышала, как он поднимается по ступеням.

Мимо нее поспешил к передней двери Стирз. За мгновение до того, как он ее открыл, Мод приподняла индийскую шаль и нырнула под приставной стол.

Она услышала, как Стирз берет у отца шляпу, трость и перчатки и помогает ему снять пальто.

— Нет, спасибо, Стирз, книги я сам распакую.

Индийская шаль не доходила до полу, и Мод видны были блестящие носки ботинок отца. Она безмолвно молила летучих мышей защитить ее.

Стирз сказал папе, что доктор Грейсон наверху с миссис Стерн, и папа пошел к лестнице, а Стирз вернулся в контору. Мод уже собралась было убежать, как мимо нее прошуршала юбками Сара, чтобы привести кабинет в порядок.

Наверху послышались голоса. Доктор Грейсон собрался уходить, а папа провожал его к двери. Вся дрожа от страха, Мод слушала, как они спускаются вниз и останавливаются возле самого ее убежища.

Доктор Грейсон был так близко, что она слышала, как он тяжело дышит.

— Миссис Стерн нужна передышка, — сказал он вполголоса. — Передышка, вот в чем вся штука. Так что, может, не каждую ночь, а?

— Не понимаю, о чем это вы, — холодно ответил папа.

По смущенным извинениям доктора Грейсона Мод догадалась, что он сказал что-то очень неправильное.

Вскоре ей удалось-таки сбежать в дневную детскую. Доктор Грейсон несколько недель не появлялся в Вэйкс-Энде.

* * *

Погода по-прежнему стояла сырая. На церковном кладбище сторожу приходилось вычерпывать воду ведрами, когда он копал могилы, а в Вэйкс-Энде канал вышел из берегов и растекся, затопив газон в усадьбе.

Мод сидела в дневной детской и обдумывала то, что прочитала в дневнике отца. Зачатие — это когда Бог посылает женщине младенца, она читала об этом в книге Исаии: «Смотрите, Дева зачала и родит сына». Может, папа поэтому так сердился на доктора Грейсона за советы, как его предотвратить?

Мод вспомнила разговор няни и кухарки, который она как-то раз подслушала.