Вэйкенхерст

— Как думаете, почему он так поступил?

— Думаю, так легче было во всем обвинить ее. Где-то в записях в конторской книге он говорит, что это она во всем виновата. Вот так он и вел себя всю жизнь: виновата Лили, виноват демон… Кто угодно, только не он сам.

— Может, он не мог перенести правды.

Мод сжала руки на коленях:

— Это он сам был демоном в углу картины. Он бросил Лили тонуть. Вот что он так и не смог признать.

— И стал рисовать демонов.

— «…Легион имя мне, потому что нас много», — процитировала Мод.

Робин задумалась.

— В его медицинских записях говорилось: «Он ужасно боится крошечных существ, рисовать которых его тянет, но при этом, похоже, не может перестать». — Она помолчала. — И он рисовал их двадцать шесть лет.

Они снова замолчали. Робин гадала, не о картинах ли сейчас думает Мод. О том водовороте демонов, в сердце которого крошечная женщина — взрослая Лили в длинном черном платье, с распущенными светлыми волосами.

— Кстати, — сказала вдруг Мод, встала и принесла конверт с письменного стола. — Я совсем забыла. Это письмо от врача в Бродмуре. Он написал мне после смерти отца, но впервые я прочитала письмо внимательно только сегодня утром. Я подумала, вам может быть интересно то, что он говорит в конце.

Надев очки, она прочла вслух, четко выговаривая каждое слово:

— Однажды я услышал, как он — это он про отца — бормочет себе под нос, пока рисует. Нужно рисовать их быстро-быстро, повторял он. Быстро, пока не сбежали. Рисуй их густо-густо, чтобы не выбрались.

Сняв очки, Мод сжала пальцами переносицу:

— В истории болезни доктору это не пришло в голову упомянуть, поэтому кошмарный мистер Риппон не наткнулся на эту информацию.

— Так вот почему на полотнах вашего отца было полно чертей, — взволнованно сказала Робин. — Они его окружали. Он все время их видел.

— Да, — сказала Мод. — Он пытался их поймать. Можно сказать, он создавал собственное «Возмездие».

* * *

— Так что насчет рукописи? — поинтересовалась Робин в своей тихой и непреклонной манере. — Что бы вы хотели с ней сделать?

— Я же сказала, понятия не имею! — Мод хмуро уставилась на папку на табуретке. Она снова ее перевернула, потому что вид «Трех фамильяров» ее почему-то заворожил. Существо, известное как «Воздух», отличалось некой смутной красотой, которую портил шрам, сильно деформировавший один глаз. Черты лица андрогинной «Воды» были невероятно скошены, будто их исказили незримые силы, исходившие от взрослой Лили в сердце картины. А «Земля» ухмылялась и похотливо подмигивала зрителю.

Мод выпрямилась и расправила плечи. В этой папке вся ее жизнь. Ну почти вся. Она задумалась, представляет ли доктор Хантер — Робин, как Мод начала называть ее про себя, — что именно она пропустила.

Под папкой лежали отцовские дневники. Робин аккуратно вставила обратно страницу, которую Мод вырвала из записной книжки в прошлом году и отправила ей. На странице был набросок сороки, которая присела, склонив голову, готовясь взлететь. Отец с невероятным мастерством сумел передать осторожную натуру птицы. Он даже нарисовал шрам на одной лапе, который остался у Болтушки после того, как Мод спасла ее из колодца.

Вспоминать до сих пор было больно. «Мне почти семьдесят, — подумала Мод, — но внутри мне только шестнадцать».

Ей вдруг стало трудно дышать.

— Пойдем прогуляемся. Невозможно весь день торчать взаперти.

Был солнечный и морозный февральский день, и болото во всей своей зимней красе блестело инеем под беспредельными ослепительно-синими небесами. Мод зашагала вперед по тропе своим обычным быстрым шагом, и Робин пришлось догонять. Птиц не было. Гуси искали себе пропитание в полях, а скворцов Мод не видела уже много дней.

Она осознала, что теребит руки. В последнее время она часто это делала, и экзема стала хуже. Написание своей истории заставило ее заново прожить все: горе, вину. Особенно вину.

— Знаете, — сказала, тяжело дыша, Робин у нее за спиной, — я понимаю, почему вы вините себя.

— Нет, не понимаете, — отрывисто бросила Мод через плечо.

— Да нет, и правда понимаю, — Робин остановилась. Заметив, что она не двигается с места, Мод почувствовала себя обязанной тоже остановиться.

Красивой доктор Хантер не была, но у нее были такие черты лица, какие Мод хотела бы иметь: узкие, лисьи, словно женский вариант Вольтера. Лицо было приятное, и рыжие волосы девушки на фоне усыпанных инеем камышей Мод тоже нравились. Она завидовала доктору Хантер — та была умна, хладнокровна и, хотя происходила явно из более низких слоев общества, чем сама Мод, добилась всего, чего Мод не смогла добиться: университетской степени, профессии. Свободы.

— Вы мне сказали, что не показали дневники полиции, потому что они бы вам не поверили, — мягко, но настойчиво сказала Робин. — Но дело не только в этом. Если б они увидели дневники, то выяснили бы и про «Житие святого Гутлафа».

Мод посмотрела на нее.

— Они бы узнали, что это «Житие» вызвало у вашего отца мысли об экзорцизме и заставило подумать, что за «Возмездием» прятали черта. Они могли бы выяснить и то, почему магазин Хиббла отправил эту книжку. Понимаете, — добавила Робин извиняющимся тоном, — у Хиббла до сих пор хранятся все их записи. Совсем несложно было найти запись за двадцать четвертое июня 1912 года. Тот самый день, когда вы с Клемом поехали в Или…

— Я помню эту дату, — перебила ее Мод.

— И вы знаете, что продавец у Хиббла вовсе не ошибся, положив «Житие» в пакет вашего отца. — Робин помолчала. — Они показали мне запись. Я попросила сделать мне фотокопию страницы. «„Житие святого Гутлафа“, два шиллинга шесть пенсов: для мисс Мод Стерн». — Она прикусила губу. — Вы ее купили. Вы подсунули ее в книги вашего отца, чтобы он ее нашел.

Мод повернула голову и уставилась на лед на поверхности канала.

— Я ее даже не читала, — сказала она. — Просто пролистнула и увидела что-то про демонов и сороку. Отлично, решила я. Это его напугает. Я хотела отомстить за Болтушку. — Она помолчала. — Я не видела отрывка про пойманного в бутылку демона. Я не могла себе представить, что это заставит его решить, будто за «Возмездием» спрятан настоящий черт.

— Этого никто не мог предвидеть. И даже если бы вы не подложили ему эту книгу, скорее всего, эта мысль пришла бы ему как-то еще.

— Вы не можете этого знать. Вы знаете только то, что в конечном счете случилось. А в этом виновата была я.

— Вы были ребенком. Вы не можете вечно винить себя за то, что тогда случилось. И потом, вы спасли Феликса. И болото.

Мод устало кивнула:

— Да. Но Клема я не спасла.

* * *

Они дошли до озера. Ночью прошел снег, и на льду полно было следов животных. Мод устала, но ее наполнило странное чувство покоя.

— Я рада, что вы все знаете, — сказала она Робин. — Мне полегчало.

Ее собеседница сгорбилась, кутаясь в пальто и шарф так, что не видно было нижней части лица.

— А ваш отец так и не догадался, что это вы подложили «Житие»?

Мод насмешливо фыркнула:

— Да что вы, ему это и в голову не приходило. У меня же нет воображения, помните?

— А-а! — Робин задумчиво нахмурилась. — Простите, что спрашиваю, но… вы его до сих пор ненавидите?

Мод задумалась.

— Мне довольно тяжело было записать всю историю, и иногда я все это ненавидела. Но его я больше не ненавижу. Кажется, мне его жаль, — она проследила взглядом за лисьими следами на снегу. — Иногда ночью, когда тихо, — сказала она, — мне кажется, я слышу, как она плачет.

— Это вы про Лили?

Мод подняла голову к небу и прищурилась:

— Я решила опубликовать книгу.

Робин ахнула:

— Вы серьезно?

— Раз я так сказала, значит, серьезно.

— А что заставило вас принять решение?

— Лили. Я хочу, чтобы люди узнали правду.

Глава 49