Вэйкенхерст

— Кто?

— Джубал Рид.

Он нахмурился:

— А я его знаю?

— Он жил на болоте.

— Ах да, — сказал отец без особого интереса. — Ну, он наверняка был пьян.

— Да, наверное.

Вскоре после этого Мод извинилась и вышла из комнаты. Добежав до конца коридора, она положила руки на подоконник и уперлась лбом в стекло.

Ее трясло. Смерть Джубала была несчастным случаем. Отец не имел к этому отношения.

* * *

В начале апреля доктор позволил отцу на два часа в день спускаться вниз и отдыхать на софе в гостиной.

К этому времени отец перестал быть образцовым пациентом. Он стал молчалив и мрачен, с ним случались вспышки ярости, если ему слишком долго варили яйцо или подавали чуть теплый чай. Иногда требовал, чтобы Мод читала ему «Таймс» от корки до корки, а иногда говорил, что это все чушь, и велел ей уходить. Однажды пожаловался, что Феликс слишком шумит в саду. Мод стала ходить гулять вместе с братом и добилась от него тишины в обмен на разрешение подержать ее подвеску со стрекозой.

Сестра Лоусон все это время сохраняла невозмутимость. Она была довольна тем, как идет процесс выздоровления отца, и сказала, что дурное настроение — признак улучшения здоровья. Доктор Грейсон потрепал ее по щеке и согласился.

Поскольку отец теперь по несколько часов сидел внизу, у Мод наконец появилось время заглянуть в его дневник, спрятанный в гардеробной. Она понимала, что во время болезни у него было мало шансов что-то писать, так что совсем не удивилась тому, что после записи на Рождество, той, про «ужасную идею», все так же ничего не было.

Но ей уже не казалось важным, что это за идея. Странное поведение отца под Рождество — чучела летучих мышей, соль — теперь выглядело нереальным, словно в сказке. Мод решила, что у него, наверное, уже начиналась кишечная лихорадка.

* * *

К первому мая отцу хватало сил проводить час в день в кабинете, но доктор поставил условие, что работать тот не будет, только читать что-то легкое. Он все еще был не в духе, а Мод так и продолжала проверять его записную книжку, но там по-прежнему ничего не было.

Однажды, когда Мод наливала отцу чай, он внезапно спросил:

— Что они сделали с телом?

Она так удивилась, что едва не уронила чайник.

— Каким телом? — спросила она нервно.

— Того утопленника. Что они с ним сделали?

— Его похоронили на церковном кладбище, папа. Кажется, приход оплатил похороны.

— Да, но где именно? — резко спросил он.

Мод оплатила похороны Джубала из средств на хозяйство. И пошла проводить его в последний путь — в отличие от похорон маман, тут некому было сказать, что девочкам на похороны нельзя. Еще приехал Джубалов дальний родственник из Брендона. Мод заплатила ему две гинеи за то, чтобы он нашел Нелли, собаку Джубала, и забрал ее с собой. Кроме них Джубала пришли проводить только Клем и его младший брат Нед. Мод кивнула Неду в знак приветствия, а на Клема постаралась не обращать внимания. Был конец января. Почти ровно год назад она оступилась на дорожке возле церкви, а он ее удержал. Всего год.

Через неделю после похорон Мод попрощалась с Джубалом по-своему. Она прошла по мостику на болото, дошла до его хижины и подожгла ее.

Никаких слов прощания она не стала говорить — Джубалу бы они не понравились.

— Ерунда, — сказала Мод огромному пустому небу.

* * *

Отец так быстро шел на поправку, что доктор Грейсон разрешил ему читать полученные письма. Неизбежно зашла речь об осушении болот.

— Странно, что Дэвис еще не начал работы, — ворчливо заметил он.

— Почему же странно? — ответила Мод. Она заранее продумала, что сказать в этом случае. — Папа, ты же написал ему и все отменил, разве не помнишь?

— Я? О чем ты вообще говоришь?

— Я писала под твою диктовку. Ты дал ясные указания, они оба подтвердили их получение. Принести их письма?

Он раздраженно отмахнулся от ее предложения.

— Надо же, как странно! Совершенно этого не помню.

Через несколько дней он продиктовал ей письма с указанием мистеру Дэвису и мистеру Уиттекеру вернуться к работе. Мод послушно напечатала письма и обещала отправить, потом сожгла их у себя в комнате. Когда разговор об этом зайдет в следующий раз, она все свалит на плохую работу почты.

Решение было не то чтобы окончательным, но пока что болото в безопасности.

* * *

В середине мая ночью случилась сильная буря с грозой. Молния попала в один из вязов в аллее, и на следующее утро повсюду валялись обломки веток.

Сестра Лоусон сказала Мод, что пациент провел ночь очень плохо. Несмотря на это, отец настоял на том, чтобы встать и провести свой разрешенный час в одиночестве в кабинете — где он вскоре потерял сознание.

Айви услышала, как он упал, и они со Стирзом помогли ему подняться наверх. Сестра занялась пациентом, а Мод наблюдала за ними, стоя в дверях.

— Со мной все в порядке, — раздраженно говорил отец. — Просто голова закружилась, пустяки. Оставьте меня в покое!

Мод заметила чернильное пятно на большом пальце его правой руки. Что-то щелкнуло у нее в сознании, и внезапно она поняла, почему он с Рождества ничего не писал в своей записной книжке.

Она пошла вниз, сказав, что надо вызвать доктора, и обыскала письменный стол отца. Там все лежало на своих местах. Где бы он ни делал записи перед тем, как упасть, он успел все убрать.

Айви обнаружила его на ковре у окна, выходившего на церковь. Там Мод тоже ничего не нашла.

Ничего, кроме конторской книги наверху книжного стеллажа. Какая же я дура, сказала себе Мод, почему мне это раньше в голову не пришло?

На корешке книги было вытиснено слово «Счета», как и на всех остальных книгах на верхней полке стеллажа. Отец покупал их дюжинами и вел в них финансовый учет. Идеальный тайник — спрятан на виду и в безопасности от любопытных служанок, поскольку ни Дейзи, ни Айви читать не умели. Наверное, отец не думал, что Мод посмеет лезть в его дела. А может, считал, что ей не хватит воображения.

Первая запись в бухгалтерской книге была датирована 24 декабря 1912 года, за неделю до болезни отца. Начиналась она так: «Наконец я знаю правду. Все именно так, как я и боялся».

Вот почему он ничего не писал в записной книжке. Он просто начал новый дневник.

Глава 34

Из дневника Эдмунда Стерна. Том II

Канун Рождества 1912 года, 20:00

Наконец я знаю правду. Все именно так, как я и боялся.

Теперь я понимаю, что неслучайно все выяснил в канун Рождества. В этом жутком деле много адского, но я вижу в нем и руку Бога. Много лет назад Он пробудил во мне желание найти «Книгу Элис Пайетт». В июне Он заставил Хиббла «по ошибке» прислать мне «Житие святого Гутлафа». Теперь же Пайетт и «Житие» помогли мне обнаружить истину во всем ее неприкрытом ужасе.

Вот почему я начал новый дневник: потому что, хоть меня и терзают ужасы, которые мало кто из людей смог бы вынести, на меня также снисходит знание, доступное лишь немногим избранным. Мой долг — все записать. Я просто обязан изложить истину. Мои страдания не будут напрасными.

Сначала надо рассказать, как меня осенило.

Все началось с того отрывка у Пайетт, в котором говорится, что ее муж «заплатил двенадцать пенсов за новую свечную балку в церкви Вэйкенхерста и еще три пенса священнику, чтобы тот прочел особые молитвы над возчиком, в которого вселился дух».

Мод с женской импульсивностью предположила, что свечная балка могла означать «Возмездие»; я и сам вскоре пришел бы к этому выводу логическим путем. Период соответствует. Джейкобс определил, что «Возмездие» относится к 1490-м годам, и хотя я его презираю, в его исследовательских способностях я не сомневаюсь. В 1490-х Пайетт было за сорок, и ее приход — этот приход — терзал сатана.