Вэйкенхерст

— Нет, — повторила она. — Я ее выпущу.

Джубал опять пожал плечами, но Мод видела, что он ухмыляется.

* * *

Сразу она Болтушку не выпустила. Уйдя от Джубала, она пошла обратно вдоль канала, прижимая к себе корзину.

Ветер теперь дул с севера. Похолодало, в воздухе пахло зимой. Листья кизильника уже начали краснеть. Мод едва это все замечала.

Если верить Джубалу, Болтушка была как раз того возраста, в котором молодые сороки учатся жить отдельно. Но Мод все равно твердо решила вернуть ее родителям. Кажется, Мод их видела в тот день, когда спасла Болтушку, — они прыгали туда-сюда по краю колодца, а потом улетели на одно из тисовых деревьев на кладбище, то, что у покойничьих ворот[7]. Мод решила выпустить Болтушку напротив церкви, тогда ей достаточно будет перелететь канал, и она окажется дома.

Болтушка сидела неподвижно, будто знала, что сейчас будет. Мод поравнялась с церковью и остановилась под ивой, которая склонилась над каналом. Под деревом Болтушка не будет у всех на виду, а еще Мод надеялась — нет, мечтала, — что она присядет на ветку и поблагодарит ее.

Уже темнело. Времени у Мод было в обрез, как раз выпустить сороку, потом бегом домой мыться. Она уже отлично научилась рассчитывать время.

Она поставила корзину на землю, и в глазах у нее защипало.

— Пора, Болтушка, — выговорила она сдавленным голосом. — П-прощай. Я всегда-всегда буду тебя любить. И держись подальше от кошек.

Когда она подняла крышку, сорока прижалась ко дну корзины. Она была такая красивая, что у Мод заныло сердце. Мод мечтала, чтобы Болтушка бросила на нее последний взгляд, хотя при этом плакала так, что едва видела птицу. Но Болтушка не колебалась ни секунды. Она не скакнула на край корзины, чтобы оглядеться, не уселась на ветку ивы, чтобы прощебетать «спасибо». Она стрелой промчалась над каналом и скрылась в ветвях тиса. Болтушка знала, куда летит, и не оглядывалась назад.

С ветвей донеслись сорочьи крики. «Где ты была?» Мод сглотнула и попыталась улыбнуться, но рот у нее кривился от горя.

Она сидела и ревела, надеясь вопреки всему, что сорока вернется. Болота вокруг нее становились все тише, а небо окрасилось глубоким сияющим синим цветом.

Мод знала, что Болтушка ее не любит, и так оно и должно быть — это же дикая птица. Но еще она знала, что три дня была важна для Болтушки, потому что кормила и берегла ее. А теперь это закончилось, и Мод снова одна. Только теперь стало еще хуже, потому что Болтушка была так близко, а теперь улетела.

* * *

Мод просто не в силах была сразу идти домой. Пусть даже няня отлупит ее за опоздание, что ей до того, если Болтушка улетела?

Уже почти совсем стемнело, ветер утих. На болоте не шевелилось ни травинки. Мод слышала, как в тростниках подала голос славка, а где-то вдали на общинном лугу лаяла собака. На церковном кладбище с Болтушкиного тиса не доносилось ни звука.

Над головой у Мод, негромко шелестя крыльями, промчалась стая скворцов и полетела дальше очень низко, над самыми верхушками тростника. Шмыгая носом и вытирая щеки, она смотрела, как они удаляются в сторону озера. Голова у Мод гудела, она чувствовала себя совершенно измотанной и опустошенной.

Стая скворцов, напоминавшая сжимающееся и разжимающееся облако, развернулась и помчалась обратно к ней. Птицы снова летели над самыми верхушками тростника, и на этот раз, когда они стали уходить вверх, из болот вылетело еще несколько скворцов и присоединилось к ним.

Каждый раз, когда Мод решала, что они наконец улетели, они возвращались. Стая становилась все больше, с каждым проходом собирая все новых птиц, и все время меняла форму, то собираясь в плотную тучу, то растягиваясь в длинную извивающуюся ленту.

Вдруг они помчались вниз, над самой ее головой, так что Мод видела небо через переплетение их крыльев. Она разглядывала в туче птиц отдельные черные тельца, похожие на крест, слушала их тревожные призывы. Скворцы летели так близко, что до них можно было дотронуться, и Мод чуть полегчало — ей показалось, будто и она тоже летит.

Она смотрела на них, пока на небе не появились первые звезды, а птицы наконец не расселись на ветвях. На душе у Мод стало спокойнее. Скворцы казались явлением с небес и в то же время были наградой для нее, подарком от болота за то, что позаботилась об одном из его жителей.

Постепенно в душе у нее зародилась смутная идея: может быть, однажды и она сможет стать свободной. Как Джубал, как Болтушка и скворцы.

* * *

Джубал был прав насчет того, что сороки предсказывают появление незнакомца.

На следующий день после того, как Мод выпустила Болтушку, она разглядела ее на вершине тисового дерева. Ветка была слишком тонкая, она прогибалась, и Болтушка покачивалась и опускала хвост, чтобы сохранить равновесие. А еще она трещала, предупреждая Мод.

Через два дня после этого вернулся отец.

Глава 7

Отец вернулся в середине октября, а к декабрю маман снова была беременна.

Та зима была очень холодная, с бесснежным морозом и северным ветром. Мод почти не выпускали на улицу. Она страшно скучала по Болтушке, но, хотя она выставляла еду на подоконник, сорока не прилетала. Иногда она успевала заметить, как Джубал скользит по замерзшему каналу, а ночью слышала вдали таинственное потрескивание. Такие звуки издавал лед на озере, и ей казалось, будто озеро находится в другом мире.

Библиотека снова оказалась под запретом.

— Нет, мои книжки брать нельзя, — презрительно заявил Ричард. После первого семестра в школе-интернате он преисполнился сознанием собственной важности. — Ты все равно их не поймешь, ты же девочка.

Феликс родился в июле, через пять недель после того, как Мод исполнилось одиннадцать. Прошло несколько дней, он не умер, и Мод забеспокоилась. Рано или поздно он все равно умрет, и чем дольше он протянет, тем хуже потом будет маман. Но Феликс все жил и жил и выглядел совершенно здоровым и благополучным.

Еще через несколько недель Мод осознала, что он выживет. Она старалась радоваться за маман, но радоваться не получалось. На самом деле Мод была сердита. Теперь у нее два младших брата, которые всегда будут ее презирать.

Лето было влажное. На свободе она перестала было беспокоиться о маман, но теперь это беспокойство вернулось. В сентябре мать снова пошла навещать бедных, а Мод отправилась ее сопровождать.

До Вэйкенхерста было три мили пути через общинный луг. Кроме дома священника, в деревне были каменотесная и колесная мастерские, кузня и лавочка в задней комнате «Ловушки на угрей». Почта была четырьмя милями дальше, в поселке Кэррбридж, куда деревенские дети плелись в школу, когда не собирали камни на полях. Если верить слугам, лорд Кливдон о своих арендаторах совсем не заботился, и ходить по нужде им приходилось в вырытый во дворе клозет, а воду брать из пруда. Сидя на табуретке в крошечной общей комнате деревенского дома, Мод старалась не замечать вонь от свинарника и стоявшего под кроватью горшка.

Маман сидела у постели умиравшего старого возчика. Она молилась, а все остальные просто ждали, когда он наконец умрет. Мистер Бродстэрз оттарабанил свои молитвы и ушел, сыновья возчика отправились в поле на жатву. Дочь стояла в дверях с кислым видом, скрестив руки на груди. На следующей неделе праздник урожая, ей уже пора было варить пиво.

— Недолго осталось, — сказала Бидди Трассел.

— Да уж заждались, — буркнула дочь.

Умирающий дышал с жутким хрипом, жадно втягивая воздух.

Маман взяла его за руку. Мод чуть не вырвало.

— Пора бы подушку вытянуть[8], — сказала Бидди. Поднявшись на ноги, она достала из-под головы старика покрытую пятнами подушку. Мод подумала, что это, наверное, ужасно, когда ее вот так выдергивают у тебя из-под головы и ты понимаешь, что тебя считают практически мертвым.