Страница 33 из 76
Через секунду земля ушла из-под ног, и я плюхнулся на пузо. Попробовал встать, но услышал лязг цепи. Какого хера? Факелы один за другим загорелись на стенах. Я лежал в центре зала. Левая рука скована стальным кольцом с цепью, продетой в стальную трубу, торчащую из пола.
Второй же конец цепи уходил к левой руке человека, лежащего вниз лицом напротив меня. Я дернул цепь на себя, и тело зашевелилось. Мужик встряхнул головой и поднял вверх до боли знакомое лицо. Мишка.
— Стасян! Какого хера тут происходит? — голос взволнованный, глаза широко распахнуты.
— Мишань, это все морок! Не ведись на уловки.
— Ты думаешь?
«Спасти товарища ты можешь, лишь в жертву принеся себя».
— Опять этот сраный голос! Сука! Что это значит?
Я выставил правую руку вперед, в ней лежал топор. Сверху послышался скрежет.
— Стас! Смотри! Плита... — на последнем слове голос инквизитора стал тише.
С потолка на нас спускалась пятиметровая квадратная плита. Медленно спускалась, никуда не спеша. Я прямо чувствовал, как хозяин разлома наслаждается происходящим.
— Миша! Руби долбаную трубу!
Инквизитор кивнул, и мы попеременно начали колошматить стальной кругляш, высекая из него искры. Спустя минуту плита опустилась на пару метров вниз. Теперь нас от неминуемой смерти отделяло три-четыре метра, не больше. Осмотрели трубу, ни царапины...
— Цепь? — спросил инквизитор, и мы, не сговариваясь, начали рубить ее.
Время летело неумолимо с каждым ударом плита становилась все ближе. И этот механический скрежет, исходящий от плиты, заставлял содрогаться при мысли: «Что будет, если мы не успеем?» Отхерачить руку себе и вернуться инвалидом? Или отхерачить руку другу? Или сдохнуть вместе?
Етить вопросики. Я не знаю, что буду делать, если... А вот и это сраное ЕСЛИ. На цепи нет даже следа, только топор весь в зазубринах.
А плита уже не то что близко, она заставила присесть и рубить цепь на корточках, так как еще метр, и нас раздавит как тараканов!
— Стас! Руби мне руку, я сам не смогу, — сказал, запыхавшись, Мишка и откинул топор в сторону.
— Ты охерел? Не сдавайся твою мать! Когда выберемся, я тебе морду набью за то, что топор выбросил! — старался сказать жестким тоном, но дрожь в голосе не удалось скрыть.
— Стас! Времени нет! Очнись! У тебя жена, есть цель в жизни! А у меня нихера нет! Руби мне руку, живи за нас обоих! А я в запас спишусь,если выживу.
— Идиот! Не смей нести такую херню! Оба выживем.
— Стас, это конец. Руби. Ты же видишь, что шанс спастись тут только один. Быстрее. — Мишка последние слова говорил затихающим голосом.
Каменная плита надавила на плечи, заставив лечь на пол. Расстояние до смерти полметра. Времени нет, Мишка прав. Я размахнулся топором и ударил. Кровь брызнула во все стороны, а волна боли затопила сознание. Сука! Как же больно рубить собственную руку!
Кисть цела, только кость перебита. Удар! Второй! Третий! В глазах потемнело. Ух, почти потерял сознание. Четвертый! Пятый удар! Кисть держится на каком-то сраном сухожилии! Шестой удар! Кисть отделилась от тела, упав в тень надвигающейся плиты, а из культи хлестнула кровь.
— Миша, вылезай! — крикнул я, теряя сознание.
А дальше темнота. Темнота, которая вернула меня в реальность, наполненную болью, страданиями, безумными воплями. Правда, больно было не мне и орал не я. Вокруг десятки людей с отрубленными кистями. Часть из них вопят от боли, другие просто истекают кровью без каких-то эмоций.
«Тот, кто переполнен жадностью, ей подчинится. Тот, кто предал друга, предал сам себя. Ха-ха-ха!!!»
Голос снова прокатился по храму, заглушая стоны. Я осмотрел отрубленную руку, хм, а она на месте. Получается, если бы я отрубил руку Мишке, то сам бы лишился руки? Сейчас меня окружают десятки боевых товарищей, на которых в реальном бою нельзя положиться?
Прикольная проверка на крысу. А что значит фраза «Тот, кто переполнен жадностью, ей подчинится», я узнал мгновение спустя. Бойцы, пялящиеся в пустоту, зашевелились. У части из них не было кистей, у других были, суть не в этом. Они с жадностью осмотрели стоящих рядом. А через секунду кинулись в атаку с криком: «Мое-е-е!»
Безумцы вцеплялись в элементы одежды, пытаясь вырвать их у законных владельцев. Руки хватали за лезвия мечей, дергали на себя оставляя кровавые разводы. Спятившие как будто не чувствовали боли, одержимость, не иначе.
Хуже всего было то, что среди поехавших был и Кристоф. Он убивал одного инквизитора за другим, безумно хохоча. Куда ни глянь, везде царит хаос. А пока я пытался найти Мишку, едва не нашел свой конец. Но не тот, о котором рассказывал Джа.
Меч рассек воздух, на миллиметр зацепив мою шею. Кровь потекла тонкой струйкой, а я уже вертелся, как уж, уворачиваясь от града ударов. Горизонтальный, диагональ, удар по вертикали! Лысый инквизитор гонялся за мной по храму, вереща: «Мне нравятся твои волосы! Они будут моими! Я буду носить твой скальп как шляпу!»
Навскидку, крыша протекла у сотни бойцов. Пятьдесят были ранены, еще сто пятьдесят в норме. Казалось бы, нужно повалить на землю одержимых и привести их в чувства. Но началась такая неразбериха, что организованно что-то сделать стало невозможно.
Все сделалось еще хуже через минуту. Одержимые — это всегда хреново. Никто не хочет убивать своих друзей, которых можно вернуть. Спятившим было глубоко плевать, одержим человек или нет, доставалось всем. Убегая от обезумевшего инквизитора, я споткнулся о валяющееся на полу тело.
Как оказалось, удачно упал. Сверху пролетел чей-то топор, попутно снеся голову инквизитору, гнавшемуся за мной. Труп рухнул, придавив меня. Кровь из перерубленной шеи толчками вырывалась, заливая мне лицо. С трудом удалось оттолкнуть тело, закованное в латы.
Увидев, как я копошусь, лежа на полу, помочь мне решил еще один одержимый. Двуручный топор с лязгом высек искры из камня, на котором меня уже не было. Я несся сквозь толпу, расталкивая сражающихся людей. Нужно что-то делать. Если так продолжится и дальше, все сдохнут.
Опасения мои были не напрасны, прошла всего минута с начала этого безумия, а на ногах остались стоять хорошо если две трети. Справа в меня врезался инквизитор. Он ударил щитом так, что я отпружинил, как резиновый мяч, и пролетел бы пару метров точно, если бы не врезался в одержимого.
Развернувшись, он уставился на меня безумными глазами и прыгнул, сверху нанося рубящий удар двурушником.