Князь Рысев

Ибрагим встретил меня, едва не выскочив на улицу. Старик разве что не растаял, как только я появился — видно, волнение грызло его поедом и изнутри. Он выбежал на улицу — наверняка ждал меня у окна, не смыкая очей. От него пахло табаком и по-домашнему горячим чаем. Я пообещал себе, что не откажусь от кружечки, как только мы войдем внутрь.

Он готов был меня расцеловать, но вместо этого по-отечески, не скрывая доброй улыбки, заключил в объятия, похлопал по плечам. На миг мне стало стыдно, что я не предупредил его сразу, а поддался вожделению, проведя ночь в объятиях Майки. Ведь даже представить не мог, какой груз он все это время тащил на своих плечах.

— Барин! Живой! — По старческим щекам текли слезы неподдельной радости. Я уж и не знаю, кто в последний раз был настолько счастлив меня видеть. — А я уж и не чаял…

Он держал в кармане кучу вопросов, желая осыпать ими меня с ног до головы. Но молчал, как будто не хотел бередить свежие раны.

Я же решил, что громче всяких слов будет показать ему свой трофей. Он взял его осторожно, будто самую большую ценность в своей жизни, пробежался глазами по строкам. Где-то внутри родился страх, что он сейчас задумчиво потеребит рукой подбородок и скажет, что здесь ошибка. Сам-то я так и не удосужился прочитать…

Права Биска — болван ты, Федя…

Мне показалось, что к окнам прилипли тысячи глаз — они пожирали нас взглядами. Больше всех упорствовала хозяйка, будто ей за то приплачивали. Ничего, подумалось мне. Документ у меня на руках, он не сгорит и не растает, если только Биска в очередной раз не повесила мне лапшу на уши. Украсть его, как видно, тоже невозможно…

Старика снедало любопытство. Он лишь одобрительно покачал головой, отдавая мне бумагу. Старик так и лучился гордостью, поправил усы, но до смерти хотел знать — как оно там, в пекле-то?

От лишних слов и вопросов его удерживала разве что моя усталость. По крайней мере, он решил, что я устал, и приветливо позвал внутрь. Хозяйка и в самом деле была тут как тут. Грызла семечки, сплевывая в газетный кулек, окинула меня взглядом с ног до головы.

— За лишнего человека, барин, в хорошем роду доплачивать принято, — сказала она, едва мы с ней поравнялись.

— У-у-у, ведьма, изыди! — Старый солдат готов был броситься на нее с кулаками. Я же без лишних разговоров выудил ту мелочь, что забрал у пацаненка. Она посмотрела на нее, как на злейшего врага, но взяла.

Я бросил вопросительный взгляд на Кондратьича, тот лишь махнул рукой — сам, мол, сейчас все увидишь. Биска плелась за нами следом. Старик почему-то был ей противен, и она держалась от него подальше, но молчала. Шла вместе с нами по лестнице, отставая на один пролет.

Я же терзал самого себя размышлениями — говорить слуге, что я заключил с Сатаной контракт? Рассказать про Биску? Что-то подсказывало, что сердце старика может и не выдержать подобных известий — проведет параллели со своим знакомым офицером, сложит два и два…

С другой стороны, держать от него все это в тайне тоже не очень хорошо. Я решил, что признаюсь, но не сейчас, а сразу же, как только найду для этого подходящие слова.

Кондратьич распахнул дверь, и его с ног чуть не сбил маленький вихрь. Алиска выпорхнула на лестничный пролет, будто все это время ее держали взаперти. Ткнулась мне в грудь красивым юным личиком, зарылась в плотную ткань рубахи. Она как будто желала запомнить мой запах и не терять его больше никогда — уверен, что, подари я ей свою рубаху, она будет использовать ее вместо подушки.

— Ты вернулся! Вернулся! — Словно маленький ребенок, она готова была прыгать вокруг меня. Задорно взмывали заплетенные в косички волосы, торчком стояли внимательные лисьи ушки.

Я прижал ее к себе, скользнул ладонью на ягодицы, ущипнул — она ойкнула от неожиданности и посмотрела мне прямо в глаза.

Будто в самом деле ждала каких-то объяснений.

— А разве Майя не заглядывала сюда?

— Майя? Ты знаешь, где Майя? — Она оживилась еще пуще прежнего, а я вдруг смекнул, что дочь Тармаевых в самом деле умела хорошо хранить секреты. А может, сожжение вместе с особняком дневника пошло ей только на пользу.

— Ее ищут. Все ищут — отец ищет, слуги… в милицию пока еще не обращались, но это ведь только пока. А я первым делом сразу поняла, что она пойдет к тебе.

— Она пошла ко мне.

Я кивнул. Даже не знал, что сказать — после пекла все вдруг показалось мне таким родным и близким, будто прожил тут всю сознательную жизнь.

Если бы не одно но.

Крохотный бес восседал у лампы, грустно вздыхал о своей нелегкой судьбе, но на деле же — самым наглым образом бездельничал. Биска тотчас же обратила на него внимание, взяла на руки, принялась гладить, словно маленького котенка.

Ад как будто намекал мне, что он теперь не только там, внизу, где котлы и кипящие маслом сковороды, он будет со мной повсюду. И из каждого угла за мной будет смотреть бесовье племя…

— Как там было? Что там было? Ты бесовок за хвосты дергал? — В отличие от Ибрагима, Алиску ничего не сковывало. — Ты говорил, что как вырастешь, в пекло сунешься и хвосты им накрутишь, помнишь?

Лисичка будто витала в облаках собственных беззаботных воспоминаний. Биска бросила на меня вопросительный взгляд, я лишь пожал ей плечами в ответ — откуда мне знать, чего тут по глупости младых ногтей наобещал Федор Ильич? Что ж мне, за каждую его глупость отвечать?

— Город почти на ушах стоит, — вторил ей Кондратьич. — Тармаев-старший разве что с ног не сбился. Верит, что никто не прознает, да куда там. Языки — они ведь что помело у неблагородных-то. Им, чай, у станка делать-то как будто больше неча, вот они и треплются. Дня не прошло, как дом сгорел, а дочка одного из благородных родов как сквозь землю провалилась!

Я хотел было спросить, не смотрели ли они в преисподней, но быстро понял, что это очень плохая шутка выйдет и лучше не стоит. В голове тут же всплыла мысль, что ровным счетом вчерашним вечером мы залили в глотку целому городу тот еще бокал слухов.

— Алиска вот ко мне прибегла, ну а я что? Не удержался, барин, не серчай. Рассказал. Мне ж сердце прям изнутри грызло, едва вы с Майей за порог — я ж вас во-о-от таких всех помню. — Он вдруг закашлялся.

— А вдвоем повеселее было, — словно довершая его оправдание, завершила лисичка.

— Я зла на тебя не держу, Кондратьич, — поспешил его успокоить. — Правильно сделал, что рассказал.