Князь Рысев

Глава 17

Мне снилось что-то приятное. Кровать не отличалась особой мягкостью, голова утопала в душных объятиях подушек. Сквозняк, заглянувший на огонек к нам с самого утра, заставил искать еще вечером упавшее одеяло.

Нам?

Я открыл глаза в надежде прижаться к горячему, красивому телу Майи, вновь ощутить тепло ее груди, мягкость промежности. Но рядом со мной никого не было.

Я грязно выругался, зажмурившись, пытаясь вспомнить, что же такого мы вытворяли вчера. Наверняка там непристойностей было на ведро и целую кружку. А я ведь не в своем Мухосранске, а во временах царской России. Что-то подсказывало, что магия, бесы, прочие прибамбасы — это всего лишь ширма, а честь здесь все так же ценят и хранят смолоду. А я вот…

Обесчестил.

После вчерашнего ломило все тело. Это, думаю, не от того, как мы с девчонкой упражнялись всю ночь, а от остальных приключений. Облизнув губы и выдохнув, начал вставать. Уставшие мышцы молили дать им пощады и опустить свой зад назад. И я едва не поддался их сладким речам. Ну уж нет, времени и так потеряно немало. Не то чтобы каждый час был на счету, но сказка о потерянном времени еще с младых ногтей сидела в подкорке мозга.

А что, вдруг ворвалась в голову поганейшая из мыслей, если Майя тоже просто играла свою роль и утащила мою бумажку? Может, она ей самой требовалась? Вспомнил, что как раз отдал ее ей, и закусил от досады нижнюю губу.

В висках отдалось головной болью — юность просила одарить ее таблеткой обезбола. Где ж ее в этих пенатах найти-то?

Бросил взгляд на стол, усмехнулся и качнул головой. Документ лежал, бережно прижатый краешком какой-то обернутой в зеленую обложку книги. Мне вспомнился дневник из Ада, по спине пробежала россыпь диких мурашек. Ну уж нет, не надо нам таким воспоминаний. Словно назло, голая пятка коснулась чего-то мягкого. Нагнувшись, я поднял незамысловатую, расшитую кружевами полосатую тряпочку.

«Трусики Майи» — тут же обозначило их ясночтение, будто бы я без него не знал. Увеличивает харизму на два пункта, когда надеты, и на пять пунктов сразу же, как только сняты. Я качнул головой — поди ж ты, а ведь в самом деле работает.

Ладно, это все, конечно, хорошо, но обычно подобные одинокие пробуждения после ночи яркой любви говорили лишь о том, что между нами все кончено. Признаться, чаще всего их устраивал я, а теперь и сам оказался на месте оставляемых в постели дев.

Что тут скажешь, обидно.

Майя оказалась воистину чумовой девчонкой в постели. Мой маленький воин требовал продолжения банкета — сейчас, потом и вместо ужина.

Ушей коснулись хлопки, и я отскочил назад, резко обернулся. Руки схватились за первое, что попалось — табурет ощерился ножками на ожидаемого противника.

Прислонившись спиной к стене, неторопливо и с ритмом хлопала в ладоши Бися. Уже не в том виде, какой я видел ее у Егоровны, а как будто бы мы вновь оказались в Аду.

Мысль о том, что я все еще в Аду, отринул сразу же и даже не стал ее рассматривать.

— Бися? — словно не веря своим глазам, переспросил. Наверное, следом надо было глупо улыбнуться и спросить: «А что ты тут делаешь?» Не улыбнулся, не спросил.

Она выдохнула, сменила позу, поправила мешавшие волосы, привычно потерла рога, покачала головой.

— А со мной там ты был не таким осторожным, — с укором ответила она.

— Тебе не понравилось?

Она пожала плечами, решив, что имеет право не отвечать на этот вопрос. Вместо этого продолжила:

— Знаешь, вы с ней очень даже замечательная парочка. Она так мило, глупо и нелепо пыталась встать в надежде тебя не разбудить.

— У нее получилось.

— Не очень. Ее первая попытка закончилась тем, что ты вновь ее самым нещадным образом оприходовал. Уверена, хозяин издох под подушкой в надежде не слышать ее сладострастных стонов. Зато пересудов и россказней теперь будет — на целую газету.

Я пропустил ее слова мимо ушей, обратил внимание на то, что меж пальцев она сжимает аккуратный, почти крохотный лист бумаги. Во мне взыграло естественное любопытство.

Она проследила за моим взглядом, снова выдохнула.

— Письмо. Для тебя, конечно же, живчик. Ликуй — от нее! Писала одухотворенно, но вот содержание — на троечку.

Вырвал лист из ее рук, пробежался по строкам глазами. Интерфейс тотчас же предложил занести текст в память. Отмахнулся, но возможность точно пригодится. Я начинал подозревать, что Рысева-старшего очень даже не зря подозревали в шпионаже.

Начало было шаблонным. Кто бы мог подумать, Майя просила прощения. Письмо было написано крупным, до тошноты ровным почерком — я так и представил, как, напялив свои кристаллические очки, по-детски высунув язычок от усердия, она выводит каждую буковку.

Девчонка просила прощения, что покидает меня в столь ранний час, но она вынуждена уйти домой. Ее сердце трепещет от одной только мысли, как с ума сходит батюшка, и она не ведает, что ее ждет по возвращении. Словно одного извинения недостаточно, она перешла на язык девичьих слезливых оправданий и сопливых заверений в любви. Обещания высказать мне все, что хотела сказать уже очень давно, сыпалтсь одно за другим — мой мозг разве что диву давался: как ее удалось все это уместить на таком крохотном клочке бумаги?

Я пожевал губами — да уж, Бися и в самом деле была права, содержание так себе. Такие письма можно было понимать как угодно. Загадочная женская душа горазда на не менее загадочные, кхм, загадки.

— Куда теперь, маленький? Пойдешь в свою ту самую офицерскую школу или как она там зовется? А может быть, хочешь продолжить?

Намекая, она хлопнула себя по бедрам, провела рукой по груди. Я облизнулся — против ее предложения ничего не имел. Но с этим ведь успеется, надо было хотя бы заглянуть к Ибрагиму: старик наверняка от волнения по потолку бегает, если не слег. Помню я бабулю, что готова была слечь с диким давлением и упражняться с тонометром, едва я задержусь на пару минут. Что-то подсказывало, что мой слуга хоть и мастер, но ничем не лучше ее.

— Потом, — уверенно заявил, натягивая чистые, подаренные мне вчера штаны и рубаху. А ткань-то приятно ложилась к телу — от усталости я этого вчера не заметил.

Биска нисколько не обиделась на мой ответ. Я шмыгнул прочь из комнаты.

Нечто подсказывало, что сейчас усач схватит меня за локоток и елейным голосом спросит об оплате — желая добраться до Майкиного тела, я наобещал ему золотых гор. Ладно, как-нибудь договоримся, в первый раз, что ли?