Страница 8 из 91
Оглядываюсь по сторонам. На улице тишина. В девять утра улицы города пустеют, даже центральные, чего уж говорить о нашем спальном районе — к этому времени все добропорядочные японцы, которые работают — уже давно на работе, те, кто учатся — давно на учебе, те, кто не то, ни другое — еще не проснулись. Удивительно, но строгий запрет парковаться на узеньких улочках приводит к тому, что никаких автомобилей на нашей улице нет. Только из-за угла выкатывает небольшой городской автомобильчик, такой таун-кар, больше похожий на металлическую коробку из-под бенто, да еще и сплющенную ударами спереди и сзади. Такие вот смешные автомобильчики тут популярны — как и все в Японии он очень компактен, удобен и не занимает много места. Автомобильчик кислотно-зеленого цвета, такого цвета тут бутылочки с «Маунтин Дью», поперек бампера большими огненными буквами надпись «PUSSY WAGON». Кислотный автомобильчик резко останавливается рядом со мной, опускается стекло, приспускаются солнцезащитные очки и на меня глядят веселые глаза. Под одним из веселых глаз — пластырь телесного цвета.
— Я не опоздала! Давно ждешь? — спрашивает Косум. Дверца автомобильчика с едва слышным щелчком открывается.
— Нет. Только из дома вышел… — я сажусь рядом с ней и закрываю дверцу: — а что это у тебя с лицом?
— А, пустяки, не обращай внимания — машет рукой Косум и вдавливает педаль в пол, зеленый автомобильчик рвет с места. Сомчай не смог, у него завтра поединок, серьезный поединок, он готовится. А Косум была свободна, вот и…
— Едем в доки — говорю я: — помнишь, где в прошлый раз терки были? Вот туда. Марика Большого Та потеряла, проведаю заодно, а потом к Тэтсуо сразу же…
— Бешеная девка — кивает Косум: — вот у нее тараканы в голове! Мадагаскарские, черные, усатые… такие здоровенные. Мне парня даже жалко немного.
— Почему — немного? Там надо сильно парня жалеть. — усмехаюсь я, вспоминая Марику в разорванной школьной форме. Такая принцесса-бродяга из современной сказки. Такой, знаете, современной сказки, со всеми вытекающими возрастными рейтингами восемнадцать плюс. Или даже двадцать один плюс.
— А немного потому, что сам дурак — пришлепывает Косум, поворачивая в сторону набережной: — ну нельзя так перед девкой стелиться. Тем более она у него… сунь-вынь направо и налево, а он бедняга должен быть ей верным быть. Разве что ноги ей не целует… хотя наедине поди и не то вытворяет. Так ему и надо, нечего тюфяком быть!
— Кстати… — вспоминаю я: — а там тебя один назвал «Охотницей за Фамильными Драгоценностями», это откуда?
— А, это дурацкая кличка. — отзывается Косум: — идиоты решили что я всегда по колокольчикам бью в качестве фирменного приема и визитной карточки.
— По колокольчикам?
— По яйцам. Гениталиям. Делаю, так сказать яичницу. Разбиваю «Фамильные Драгоценности»… тоже мне драгоценности нашли… — фыркает Косум: — но я не специально! Так вышло.
— Угу — киваю я, поймав себя на том, что машинально закрыл руками пах. Женщинам не понять, думаю я, вы не понимаете.
— Да что тут непонятного то? — удивляется Косум: — просто мужики все кобели и живут ради того, чтобы потрахаться, вот и все! Мне подружка, медсестра рассказывала, что вот если женщина в аварию попадает, а потом в себя приходит — то первым делом про детей спрашивает, а уж потом о своем здоровье! А мужики как очнуться — первым делом свои яйца ощупывают, все ли на месте! А если не могут двигаться, то спрашивают — как, там, все в порядке? Доктор ему, мол ногу пришлось ампутировать, а тот в ответ — да хрен с ней, с ногой! С причиндалами все в порядке?!
— Да ты шовинистка. И вообще это сексизм… хм, а звучит неплохо — «сексизм», вроде как-то даже с сексом связано… — говорю я: — такое классное слово испоганили. «Сексизм» — это ж можно было использовать в положительном смысле! Ну… например «он — сексист», чтобы как «он — лауреат Нобелевской премии и в состоянии удовлетворить пять женщин за ночь». Чтобы звучало гордо!
— Ну нет, я не сексистка — отрицает Косум, плавно нажимая на педаль тормоза, чтобы остановиться на перекрестке: — между мужчиной и женщиной не так уж и много различий, если не считать этих ваших гениталий, но они-то вам всю голову и забивают. Только о них и думаете.
— Зато я сексист. — отвечаю я и вижу, как Косум поворачивает голову ко мне и наклоняет ее, глядя на меня поверх своих солнцезащитных очков.
— Между вами и нами — дистанция огромного размера. — поясняю я: — вот смотри, ты у нас закаленный боец и в то же время — девушка. Тебе наверняка приходилось сталкиваться с дискриминацией по половому признаку, верно? Дескать, что тут делает девушка и все такое? В то же время, существует и обратная дискриминация. Например — вот сидит на дороге девушка. Сирота, одинокая, брошенная, плачет… и наверняка найдется кто-то, кто ее пожалеет, верно? И нет! — поднимаю я палец, предотвращая возражения Косум: — не обязательно похотливый мужчина! Это может быть и женщина. Общество в целом, увидев такую вот картинку — испытает чувство жалости.
— Это нормальное чувство — пожимает плечами Косум, бросает быстрый взгляд на светофор, который не торопится сменить цвет на зеленый и продолжает: — это совершенно нормальная реакция! Все общество будет жалеть девушку, потому что она в положении нуждающегося, и это совершенно нормально! Понятно, что такие как ты и мой братец и в этой ситуации постараются залезть этой бедной девушке в декольте и в трусики…
— Да я не об этом! — машу я рукой: — ты просто представь ситуацию наоборот! Вот представь, что на этой же обочине сидит тоже сирота, тоже одинокий, брошенный и сломленный … мужик средних лет. Какие чувства ты испытаешь к нему? Какие чувства испытает это самое твое общество?
— Ээ? — нога Косум вдавливает педаль газа в пол и мы рвемся с перекрестка так, будто за нами несется банда босодзоку с бензопилами и катанами наперевес и меня вдавливает в кресло: — Тоже… жалость?
— Точно?
— Хорошо, ты прав. Ничего, кроме презрения и омерзения такая картина не вызывает. — Косум пожимает плечами: — вставай, ты же мужчина! Чего тут развалился и ноешь?!
— Ты бы такого еще и пнула…
— Точно. Прямо по … фамильным драгоценностям, чтобы не лежал тут…