Жизни немертвых важны

За мной следуют все работники мастерской. Полагаю, интересно им, над чем они так усердно трудятся. Там большую часть сложных механизмов делал я, потому что высокое «Ремесло» реально решает, а остальные были на подхвате, выполнять монотонную или менее требовательную к точности работу.

На плацу немёртвые отрабатывали координацию десятков и сотен, поэтому все мишени были свободны.

Выбираю понравившуюся, вскидываю мушкет, плотно прижав его к плечу, целюсь и нажимаю на спусковой крючок. Щёлкнул ударно-кремнёвый замок, порох на затравочной полке полыхнул и, спустя секунду, раздался громкий выстрел.

— У бати всё всегда работает, ха-ха! — обрадованно воскликнул я, после чего пошёл к мишени. — Ха-ха! Ашот-хэдшот!

Кучность нормальная, хотя я целил в центр физиономии, а попало в «шею» мишени.

— Всё, бесплатное представление закончено, — оглядел я всех присутствующих. — Скоро к городу явятся персы, надо будет их встречать. Кумбасар, я хочу, чтобы вы закончили стволы в течение четырёх часов. Сборка и подгонка ещё два часа. Если не увижу пять готовых мушкетов через шесть часов — лучше тебе даже не знать, что тогда будет... А теперь — все за работу! В боевое снаряжение, оружие приготовить к бою, занять позиции согласно штатному расписанию! Боекомплект к лукам на расчётные места! Живее! Живее!

Начался контролируемый хаос подготовки.

Время у нас есть, нормально так времени, поэтому успеем всё, что я задумал в состоянии холодной ярости.

Сейчас как раз есть немного времени на подумать, пока иду к своей квартире. Подумать надо о состоянии берсерка, в которое я спонтанно впал.

Это не какое-то альтер эго или раздвоение личности, а реально неконтролируемое состояние, когда я движим исключительно яростью и желанием отомстить, убить, уничтожить, сжечь, нахуй, всех! Ух, спокойно, Алексей! Спокойно...

Сейчас, когда я уже походил и подышал, придя в относительную трезвость сознания, вспоминается всё больше и больше подробностей минувших дней.

Это был я, это есть во мне, потому что все мои действия, несмотря на охуительную сомнительность с моральной точки зрения, не вызывают во мне негативного отклика. Я принимаю это, понимаю, что нехорошо и неправильно, но принимаю. И это пугает больше всего.

В жизни я был человеком мирным. Людей убивал, но старался придумать моральное обоснование этим действиям. Вспомнить только долбокультистов — кто-то другой, с твёрдой рукой, порешил бы сук сразу, без лишних раздумий. А меня это терзало, мучило. Да, пидарасы, да, убийцы, да, виноваты перед людьми и лично передо мной, но присваивать право судить и карать за преступления я себе не хотел.

Потом, конечно, убедил себя, но больше всего, в глубине души себе я в этом признаюсь, сыграло то, что уж больно мне нужны были новые немёртвые с полезными навыками...

А в состоянии разъярённой фуги или всепоглощающего аффекта я даже не думал и не размышлял. Трупов нет — надо сделать. Интересно, а насколько скелеты хуже простых немёртвых и некрохимероидов — надо проверить. Жалко оставлять столько ценных трупов в деревне, пусть и живых ещё — надо забрать. И всё. Женщины, дети, старики? Ни любви, ни тоски, ни жалости.

Моральный урод.

И я вот такой, в глубине души.

— А персы пришли сюда с местью за причинённые им страдания, — задумчиво произнёс я, прислоняя мушкет к неказистому деревянному стулу.

Виниться и сдаваться им я не буду, в конце концов, коренной причиной нынешней ситуации являлся и является сатрап Ариамен. Скорее всего, существуй Адрианополь, продолжай я в нём жить и работать, куча народу до сих пор была бы жива. И я бы был жив, эх...

Если копаться в причинно-следственных связях, то всё это идёт оттуда, из Адрианополя.

Хотя нет, всё идёт с моей встречи с Судьбой. Ебучая Судьба, сука...

Облачаюсь в поддоспешник, надеваю поверх пластинчатую броню, водружаю на голову стальной шлем, надеваю пояс с мечом, размещаю на спине каплевидный щит и беру в руки мушкет. Боеприпасы, думаю, догадаются принести на стену, поэтому я готов к отражению сраного штурма.

Как же хочется курить. Это не физиологическое, а психологическое. Организм мой просто не может хотеть курить, поэтому тут налицо превосходство разума над телом, хе-хе...

Спустя десяток минут, я уже раздавал дополнительные указания воинам, хотя это и не требовалось, потому что ещё вчера мною была объявлена «осадная тревога» и все воины отрабатывали всё, по чему я сейчас вкратце пробежался в этаком внеплановом инструктаже.

Оказывается, если отключить во мне все эмоции, кроме неудержимой ярости, я превращаюсь в талантливого и ответственного руководителя, не упускающего вообще ничего.

Видимо, моё врождённое распиздяйство питается какой-то из эмоций, но точно не гневом. Справедливости ради, никто не может сказать, что я плохо учился или плохо работал при жизни, но это я такой только когда надо и всё равно никогда не выкладывался на все 100% в каждую единицу времени. Но слетевши с катушек, как оказалось, я могу задирать планку так высоко, что теперь чувствую себя слегка долбоёбом, глядя на то, какое количество дел я сделал, находясь под аффектом...

Персы, суки, не особо торопились, поэтому пришли даже не через восемь часов, а через десять. Заминок по пути у них не было, иначе бы я узнал, поэтому лишь полагаю, что дозоры переоценили их скорость.

И всё это время мои воины стояли на стенах, а я пошёл впадать в спячку, потому что внезапно осознал, что стою, тихо ругаюсь матом себе под нос и накручиваю сам себя, что грозило очередным опусканием забрала. Последствия этого я пожинаю прямо сейчас, поэтому ну его нахер...

Теперь я как фаревелловский Халк — придётся контролировать гнев и почаще впадать в спячку, потому что накопленный пар требует выпуска. Иных способов собственного умиротворения я не вижу, поэтому придерживаться выработанной тактики и ждать новостей.

Меня деликатно разбудили только после того, как к стенам моего юного Душанбе прибыли персы. И естественно, командир персов захотел переговоров.

Я взошёл на стену и оглядел войско.

Отсюда, если плюс-минус локоть, видно около двух тысяч человек, тогда как дозоры докладывали о трёх тысячах двухстах воинах. Бронные из них только восемь сотен, оборотней нет. Есть разобранные осадные орудия, среди которых отчётливо опознали лишь стенобитное орудие в двух телегах.

Всадников только пятьдесят, но зато это точно Бессмертные, если верить золотым знамёнам, которые носят элитные воины, никогда не выезжающие на маловажные дела. Но что-то их маловато на целого лича...

Флажок притащили белый — у персов белый тоже значит призыв к мирным переговорам, а также чистоту и доброту. Но если они тебе прямо друзья-друзья, то могут выехать с зелёным флагом — это одновременно ещё и пожелание процветания и возрождения.

Спускаюсь по верёвке и отталкиваюсь от стены, чтобы перемахнуть ров с тухлой водой на донышке.

Целенаправленно иду к троим всадникам, выехавшим перетереть со мной за жизнь.

Останавливаюсь в двадцати метрах от них и внимательно изучаю.

Главный у них — бородатый мужик лет пятидесяти, арийской внешности: черноволосый, кареглазый, с горбатым носом и волевым подбородком. Кожа смуглая, смотрит на меня равнодушным взглядом.

Остальные двое — один точно грек, с типичной внешностью, отдалённо напоминающей Билли Зейна в молодости, когда он ещё был обаятелен и волосат, а второй перс, кудрявый парень лет двадцати, походил на того актёра из «Миллионера из трущоб» — лопоухий, с наивным и растерянным взглядом, щупленький такой, но в броне и с боевым оружием. Мажор, небось, какой-нибудь, которого дядя взял с собой на серьёзные дела.

А, нет, перс не мажор, а маг. Чувствую, что стихийник или обвешан амулетами стихий по самые помидоры. Последнее маловероятно, поэтому, скорее всего, маг стихии — скорее всего, огня. Персы любят огонь, священный огонь — это важнейшая часть их религии, поэтому нихрена не удивительно, что у них особо уважают магов огня.