Агентство Пинкертона

Автор видит себя нереализовавшимся литератором, подрабатывающим написанием брошюр в издательстве «Молодая гвардия». Этот болезненный опыт адаптации в советской литературной ситуации, несомненно, ценен для нее. Даже если роман останется неопубликованным, Гинзбург сможет понять, по каким принципам строится «сочетание творчества с халтурой»: «В конечном счете, лучше, если пропадет теория. Но если пропадет книга, останется, по крайней мере, теория» (Тетрадь VIII. 1931-1933· [37-37а]).

В разгар первой пятилетки творчество строится на компромиссах. Гинзбург постоянно думает о том, как в современной ситуации найти соотношение между халтурой и работой для себя. Она не брезгует литературной поденщиной, стремясь стать профессиональным литератором. «Агентство Пинкертона» не кажется ей халтурой: «<…> это было разрешеньем задания. <…> Здесь условия заданы, и вообще даны те элементы, которые являются искомыми в процессе настоящего творчества. Здесь нужно только что-то сделать с этими элементами — и получится вещь, не своя, но для самого себя интересная. <…> Удовольствие состоит в отыскании правильного соотношения уже существующих элементов» (Тетрадь VIII—2.1932. [4]).

Николай Олейников, с которым Гинзбург дружила в эти годы и который мог участвовать в редактуре романа, считал его добротно сделанным произведением: «“Пинкертон” — опыт умного и остроумного человека. Человека, который умеет сделать то, что хочет сделать. <…> Только это не самый главный <…> внутренний опыт» (там же. [2]). Гинзбург согласна с этой оценкой, однако формально построенное произведение кажется ей неполноценным из-за того, что у него нет связей с исторической действительностью или социально-психологическим опытом. Она осознает, что литература для нее, прежде всего, разговор о реальности:

Мой «Пинкертон» лишен соотнесенности с жизнью. Материалом для него послужили элементы, однажды уже отраженные в документе или в литературе. Документ и литература остались в выделенном состоянии с сохранением своих специфических качеств. Реальность подменена в романе документальностью, а герои делают не более того, что им позволяет жанровый фон. Все призрачно — исторические источники и литература просвечивают при каждом движении (там же. [8–9]).

Роман для юношества помог автору определить свою литературную позицию и отказаться от дальнейших экспериментов с беллетристикой, пишущейся на заказ. Она перестает вдохновляться пафосом «труда со всеми сообща». Эпоха «непрерывок» — «замены рабочей недели пятидневкой», обеспечивающей «безостановочное производство» (Щеглов 1995: 414), ~ стала для нее, как и для многих «попутчиков», «закатом частной жизни», на которую «просто не остается времени», как это сформулировал еще накануне начала первой пятилетки один московский знакомый Вальтера Беньямина (Беньямин 1997: 125). В отличие от Валентина Катаева, воспевшего азарт соцсоревнования в романе «Время, вперед!», и других писателей-производственников Гинзбург хотела говорить как раз о частной сфере, об индивидуальном опыте. Попытка жить интенсивной жизнью строителей нового общества привела ее к тому же разочарованию в реализуемой советской утопии, которое пережил один из героев «Возвращенной молодости» Михаила Зощенко: «Он был в душе горячим и пламенным революционером, пока не пришла революция. И он мечтал о равенстве и братстве, пока не наступило социальное переустройство» (Зощенко 1934: 38). После эпопеи с изданием «Агентства Пинкертона» Гинзбург уже не хотелось «быть полезной в той борьбе, какую ведет наша страна за социализм» (там же: 194). Литература разделилась для нее на тексты, пишущиеся ради денег, и тексты, которые пишутся для себя.

Гинзбург будет искать новые формы реализма. «Я всегда думала, что могу писать только куски» (Тетрадь VIII-2. 1932. [и]), — признавалась она в дневнике после очередного запрета «Агентства Пинкертона». В начале 1930-х годов она обратилась к жанру эссе и повествований. Эти тексты создавались без расчета на публикацию. Вплоть до 1980-х годов они существовали как домашний камерный жанр для узкого круга знакомых. В историю русской литературы Гинзбург вошла как автор «Записных книжек» и эссе, работа над которыми начиналась в эпоху монтажа, документализма и «кусковых рисунков».

ЛИТЕРАТУРА

Бахтерев 1984: Бахтерев И. Когда мы были молодые (невыдуманный рассказ) // Воспоминания о Н. Заболоцком. М., 1984. С. 57–100.

Беньямин 1997: Беньямин В. Московский дневник. М., 1997.

Боровский 2010: Боровский А. Попытка комикса // Русский комикс. М., 2010. С. 249–274.

Бухштаб 1927: Бухштаб Б. Герой подполья: Историческая повесть. М.; Л., 1927.

Бухштаб 1931: Бухштаб Б. На страже: Историческая повесть. М.; Л., 1931.

Гинзбург 1931: Детская литература: Критический сборник. М.; Л., 1931. С. 159–181.

Гинзбург 1932: Гинзбург Л. Агентство Пинкертона. М.; Л.,1932.

Гинзбург 2002: Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002.

Гросс 1926: Гросс Г. Искусство в опасности. М.; Л., 1926.

Гросс 1931: Гросс Г. Альбом рисунков. М.; Л., 1931.

Детская литература 1931: Детская литература: Критический сборник. М.; Л., 1931.

Житков 1939: Житков Б. Что я видел. М., 1939.

Заболоцкий 1984: Воспоминания о Н. Заболоцком. М., 1984.

Зощенко 1934: Зощенко М. Возвращенная молодость. Л., 1934.

Маликова 2006: Маликова М. «Скетч по кошмару Честертона» и культурная ситуация НЭПа // НЛО. 2006. № 78.

Мессер 1983: Мессер Р. Жизнь и книги Льва Канторовича. Л. 1983.

Олейников 1991: Олейников Н. Боевые дни: Рассказы, очерки и приключения. Л., 1991.

Радищев 1931: Радищев Л. Будет война. Л., 1931.

Ракитин 1998: Ракитин В. Николай Михайлович Суетин. М., 1998

Рейтблат 1994: Нат Пинкертон, король сыщиков / Сост. и авт. предисл. А.И. Рейтблат. М.: Панас-Аэро, 1994.

Савицкий 2007: Савицкий С. «Зритель собственной мысли»: о заметке Л. Гинзбург 1922 г. // Varietas et Concordia. Helsinki & Moscow, 2007. C. 444–459.

Савицкий 2010: Савицкий С. Свобода рисунка // Русский комикс. М., 2010. С. 219–228.

Сафонова 1987: Художница Елена Сафонова делает книгу «Река». М., 1987.

Чуковский 1936: Чуковский К. Доктор Айболит. По Гью Лоф-тингу. М., 1936.

Шагинян 1932: Шагинян М. Дневники. 1917–1932. Л., 1932.

Шкловский 1928: Шкловский В. Гамбургский счет. Л., 1928.

Щеглов 1995: Щеглов Ю. Комментарии к роману «Золотой теленок» //И. Ильф, Е. Петров. Золотой теленок. М., 1995. С. 329–605.

Эйхенбаум 1987: Эйхенбаум Б. О литературе. М., 1987.

Юдин 2004: Юдин Л. Дневники. 1921–1937 // Малевич о себе. Современники о Малевиче: Письма. Документы. Воспоминания. Критика: В 2 т. М., 2004. Т. 2. С. 218–254.

Jakobson 1959: Jakobson R. Marginalia to Vasmer’s dictionary (р-л) // International Journal of Slavic Linguistics and Poetica. 1959. № 1–2.

Примечания

1) Здесь и далее приводятся ссылки на неопубликованные материалы из архива Л.Я. Гинзбург, хранящегося в Рукописном отделе Российской национальной библиотеки (ф. 1377). В квадратных скобках указаны номера страниц тетрадей, в которых Л. Я. Гинзбург вела записи.

2) Гостя в Ленинграде в марте 1929 года, Мариэтта Шагинян, за творчеством которой Гинзбург ревностно следила, посмотрела один из таких фильмов: «<…> большое впечатление в Питере: фильм “Чанг” из жизни дикаря в Сиамских джунглях (Индокитай). Лучшей и более нужной картины в кино я не видела. В этой картине есть все, о чем мы можем мечтать: здравая психология, бодрость, правильное построение исторического процесса, дух коллективизма, доброта, пиршество, сила и правдивость» (Шагинян 1932: 318). В разгар работы над романом «Гидроцентраль» Шагинян восприняла фильм о туземцах как образец нового искусства.

3) В «Гамбургском счете» В. Шкловский пишет о происхождении советского неологизма «халтура»: «<..> это слово греческое, <…> происходит оно от “халькос” — медь. У духовенства различались доходы: парофиальные и халтуриальные. На юге России халтурой назвалась плата за требу (богослужение по частному заказу), исполненную вне своей епархии. Слово это через певчих перешло к оркестрантам. В 1918-19 годах это слово начало распространяться, как крысы при Екатерине, и, несомое актерами, завоевало всю страну. Максим Горький уверяет, что в Казани слово “холт” означает предмет, не отвечающий своему назначению. Например, мыло, которое не мылится» (Шкловский 1928: 46). Версия Шкловского в целом совпадает с исторической справкой в «Этимологическом словаре» Фасмера, где приводится ряд дополнительных диалектных значений и вариантов слова «халтура», связанных с церковной службой, в родственных славянских языках. Также Фасмер отмечает, что «это слово объясняют обычно из ср. — лат. chartularium “поминальный список, который священник читает, молясь за упокой”». В дополнениях к словарю Фасмера на антиклерикальный советизм «халтура» обращает внимание Роман Якобсон: «xaltura, which goes back to Latin chartularium, passed from clerical parlance into theater jargon, where it came to mean “an actor’s extra-curricular performance”, in particular “the performance of an actor off his usual stage”, later “slovenly performance done for mere profit”; in this meaning of “negligent, unfair work for easy money” the use of this word was generalized in contemporary Russian» (Jakobson 1959: 274).