Самобытный характер

— Та-ак, — задумчиво протянул председатель.

— А харчи, бригадир, забыл? — напомнил Анисим.

— Правильно, харчи, — подхватил Шабашкпн. — Яичек штук по сотне, сала, молока, куриц, поросен… нет, лучше подсвинка. Хлеба сколько влезет. Солененького там…

— По утрам кофий или какао подавать? — спросил председатель.

— Чего-о?

— А компот какой? Консервный или, скажем, из сухой дули? Ликер потребуется или коньячком обойдетесь?

Иван Ефимович посмотрел на председателя. Тот стоял с невинным лицом и ждал ответа.

— Това-арищ председатель, — сладко запел Шабашкпн, — мы ведь не навязываемся вам. Не подходит наша цена — других найдем. Была бы шея…

— А вот я тебе сейчас покажу шею! — многообещающе произнес председатель. — Ишь, архитекторы! Нашли дураков. А кто у нас в запрошлом годе взялся силосную траншею рыть да с деньгами дал тягу?

— Да мы у вас и не были никогда!

— Катитесь отсюда, пока не наклали вам по первое число, — предложил председатель…

— Куда теперь? — шагая по дороге, вслух рассуждал Шабаш-кин. — Может, в Красногвардейский район? Там мы, помнится, хорошо поживились. В «Рассвете» три тысячи хапнули да кадку масла. В артели «Вперед» харчей нам не дали, зато денег вдвое.

— А чего там делали? — с любопытством спросил парикмахер.

— Саман взялись резать. Сурьезные там колхозники. Помнишь, Анисим, как за нами на грузовиках гнались? Ежели бы не ночная темнота, догнали бы… Да-а! Как же это я упустил из виду? — почесывая затылок, размышлял Шабашкпн. — Здесь нам уж не светит. Может, в артель «Луч»? У них недавно председателя сменили.

— Там до нас Андрюшка Чамкин побывал, — сказал Анисим.

— Отпадает, — сказал «бригадир». — Пошли, братцы, в колхоз «Дружба» кирпичный завод строить.

Начался дождь, и путники с трудом шлепали по грязи. Их нагнала грузовая машина. На поднятую руку Шабашкина водитель остановился и сказал:

— Всех не возьму. Вон у меня тут еще пятеро. На суд торопятся.

— Какой суд?

— В районе показательный процесс. Калымщиков судят.

— Ко… кого? — Голос Шабашкина прозвучал подозрительно тонко и несолидно. — Каких ка… калымщиков?

— Ершова, что ли. Недавно еще таких судили. По пяти дали.

— По пяти чего? — спросил парикмахер.

— Бубликов, дурья голова! — прошипел Иван Ефимыч. — Куда лезешь на машину? С комфортом захотел в суд прикатить? Шпарь вой туда, на ту дорогу. Пешедралом пойдем. Спокойнее.

Дорога привела путников к большому селу. По широкой улице калымщики пришли в правление колхоза «Верность».

— Не надо, — отверг их услуги председатель колхоза.

— Почему не надо? — удивился Шабашкпн. — Мы бы недорого и взяли.

— Не надо, — отрубил председатель, — проваливай отсюда!

— Так вы что, строить не хотите, что ли? — почти с отчаянием сказал «архитектор». — Нет такого закона, чтоб не строить! Вон и постановление было, чтоб, значит, строить.

— Постановления мы, друг ситцевый, знаем лучше тебя. Строить мы строим, а только без вас. Понял, еловая голова?

«Еловая голова» снова полез к себе в затылок.

— Са-ами?

— Дошло! — ехидно сказал председатель, — Вот именно. Бригады у нас теперь свои. И штукатурные, и плотницкие, и всякие другие. Вы сами уйдете или вам помочь?

…Уже в сумерках молча двигалась вперед «бригада» Шабаш-кина. «Бригадир» подавленно молчал.

— А куда нас черти несут? — нарушил молчание парикмахер. — Может, по домам разойтись?

— Знаю я еще один колхозик, — неуверенно пробормотал «бригадир».

— Хватит! — сказал Анисим. — «Колхозик»! Еще намнут там шею. У, леший!.. Из-за тебя работу бросил, потащился неведомо куда!

— А я совсем уволился, — уныло сказал парикмахер. — Сманили, ироды! — и неожиданно ударил шефа по шее. — Вот тебе колхозик!

— Ты чево? — опешил Шабашкин. — Дерешься?

— Дерусь! — мрачно подтвердил парикмахер.

— Тебе еще и не так надо бы поднести, — поддержал бородатый.

Шабашкин хотел было вступить с ним в дискуссию, но, взглянув на лица остальных, применил уже испытанный метод Он оторвался от своей паствы и быстро побежал по дороге.

— Держи его! — кричали сзади. — Лови-и!

ВОПЛОЩЕНИЕ КРОТОСТИ

Воплощение кротости — это тетя Катя. Всем известна она, как сущебтво в высшей степени кроткое и незлобивое.

— Вовочка, скушай еще одну Котлетку, дружочек, — говорит она своему пятилетнему племяннику. — Не хочешь? Ну, молочка попей… Ах ты, козявочка моя!

— Наташенька (это к Вовочкиной маме), надень пальто, пташечка! Сегодня прохладно, как бы ты не простудилась.

Даже кота Фомку, известного жулика и проныру, она величает «голубчик», «лапушка» и «родненький».

На тете Кате много забот и хлопот. По существу, на ней весь дом держится. Особенно трудно приходится ей с Вовочкой. Вот и теперь, когда родители Вовочки вместе уехали в отпуск, тете Кате пришлось-таки хлебнуть горячего до слез. Правда, сначала тетя, уходя по делам, оставляла Вовочку одного. Но после того, как он, играя в пожарников, прожег в ее любимой шляпке дыру, а потом, желая загладить свое преступление, отпорол от платья и поставил в воду тыквенные шелковые цветы, она решила брать его с собой.

В этот день, как всегда, у тети была масса Дел. Ей нужно было побывать, До крайней мере, в половине магазинов Москвы, которые давно ждали ее, гостеприимно распахнув двери. Размахивая пустой «авоськой» и другой рукой крепко вцепившись в Вовочку, тетя Катя пустилась в поход. Первым делом в овощной…

— Скажите, как пройти к ближайшей станции метро? — обратился к нашим путешественникам пожилой мужчина с небольшим чемоданом.

— Я вам не справочное бюро, — не останавливаясь, ответила тетя Катя. Вовочка хотел было вмешаться в этот короткий разговор, благо он хорошо знал, где находится станция «Арбатская», но тетя Катя сказала, что не его спрашивают и что разговаривать с незнакомыми — это признак бескультурья.

Вот и знакомая вывеска.

— Кажется, вполне приличные помидоры. Надо взять. Почем они? Вы что, оглохли? Почем помидоры, я вас спрашиваю. Два десять? Значит, дрянь. Не будем брать. Пошли, Вовочка, в молочный.

Здесь были свои недостатки.

— Кассирша, — с холодной яростью сказала тетя Катя, — вы мне недодали сдачу! Я вас выведу на чистую воду… Ах, это десять копеек, а я думала, две. Чего? Кто к вам придирается? Кому вы нужны?! Подумаешь, слова сказать нельзя! Графиня какая!

Речь эту пришлось прекратить, ибо тетя обнаружила в бидончике остатки воды, которую нужно было вылить.

— Послушайте, гражданка, — сказала женщина, стоящая впереди. — Вы мне ноги облили. Надо быть осторожнее.

— А вы меня не учите! — окрысилась тетя Катя. — Что им сделалось. вашим ногам? Только чище стали. Подумаешь, губы накрасила, шляпу нацепила и воображает!

Из молочного они отправились в рыбный магазин. Замороженный судак был приобретен без особых осложнений. На препирательства с продавцом ушло не более десяти минут, и очередь собралась совсем небольшая.

Теперь они шли уже втроем: тетя, судак и Вовочка. Путь их лежал к троллейбусной остановке. Соседка говорила, что в районе Киевского вокзала открылся новый универмаг. Как же туда не съездить!

Публика в троллейбусе тете Кате явно не понравилась.

— Кондукторша, подойдите сюда, дайте билет. Что? Я не мог>’ продираться через весь вагон сквозь всех подозрительных личностей. Еще деньги вытащат! Никого я не оскорбляю! Сразу видно, что это за публика. Даже места никто не уступит. Никакого понятия о культуре!

— Пожалуйста, садитесь, — поднялась женщина в меховом пальто. Но тетю не так-то легко было умилостивить.