Страница 10 из 13
Мы призадумались. И вспомнили, сколько упущено было нами в пионерские годы. Мы ходили в лес то по ягоды, то по грибы. И каждый раз, входя под сень дубрав, почему-то (ах, почему?) не преследовали повышенных академических задач.
…А ведь можно превратить сбор и у настоящего лесного костра в его бумажный антипод. И тогда даже грибы придется рвать по заранее составленному сценарию.
Но пусть будет другое. Пусть Петя Сверчков без стеснения срывает полюбившуюся ему сыроежку, а на сборе всегда говорит словами, идущими от чистого пионерского сердца.
ТЕТЯ МАНЯ
От Москвы на восток по владимирско-суздальским землям пролегла старая дорога. Камни ее, как говорят историки, хранят память веков. Но не об этом думает путник, глядя на уходящее вдаль полотно шоссе. Взор его пленен картиной иного свойства: сколько машин, сколько техники!.. Идут самосвалы на Петушки. Торопятся трехоски в Судогду. Мелькают тупоносые зеленые автомобильчики с самодельными кузовами (в таких обычно ездят районные агрономы или уполномоченные министерства заготовок). Мимо древцих «Золотых ворот» мягко скользят комфортабельные такси «Москва — Владимир».
Мы недаром завели речь об автотранспорте. Героиня нашего повествования, некто Старосветова, проявляет к этому виду перевозок отношение явно неравнодушное. И если бы и поныне существовало общество «Автодор», Старосветова наверняка приобрела бы членский билет: автомобиль — это прогресс, надо ему содействовать.
Однако эта пылкая страсть имеет не столько платонический оттенок, сколько сугубо материальный.
…Случилось так, что, подъезжая к Сойме, шофер остановил машину. Посидев несколько минут в раздумье, он заявил, что надо заправляться бензином, иначе дальше ехать нельзя. Пассажиры возроптали: что же, мол, на морозе будем сидеть? И откуда тут быть бензину?
— Это запросто, — оптимистически подмигнул шофер. — Два шага. У тети Мани все есть: и бензин и автол. И самоварчик, если нужно.
Увидев на лицах собеседников удивление, бравый водитель, видимо, хотел было что-то им объяснить, но махнул рукой и ограничился патетическим восклицанием:
— Тетя Маня — кто ее не знает?!
И вправду тетя Маня стяжала себе громкую славу покровительницы автоперевозок, а дом ее, как сказал нам один старый колхозник, на селе называют «гаражом».
— Тут и гараж, и бензоколонка, и постоялый двор. Вечером, чуть смеркнется, — глядишь, у нее под окном уже моргает машина. А то две или три. Бензин продают-покупают. У тети Мани твердая цена: два с полтиной литр.
Автомобильные заботы не оставляют у Старосветовой времени для работы в колхозе. Трудовая книжка ее сверкает нетронутой белизной: ни одного трудодня! Палец о палец не ударила она ни на севе, ни на уборке.
— А я и не могу ударить пальцем о палец, — поясняет Старосветова. — Мне тяжелая работа невмоготу.
— Так мы вам легкую, — предлагает чуткий председатель колхоза.
— И легкая тяжела. Я, товарищ, больная.
— Ну, когда выздоровеете.
— Никогда не выздоровлю, — отвечает сообразительная тетя Маня, хватаясь за бок, правый или левый — безразлично. — Занемогла на всю жизнь…
— На ВТЭК пошлем, поможем.
— Помощи не надо. Я сама… — ретируется тетя Маня.
Вопрос о том, больна или не больна Старосветова, прилипла к ней хворь или нет, привлек острое внимание сойменских колхозников и общественности. И чтобы тетя Маня больше не симулировала, решили препроводить ее на медицинскую комиссию… с милиционером. Но потом подумали, что слишком погорячились, и от принудительных мер отказались. Так и не предстала Старосветова перед ясными взорами врачей, так и не заработала ни одного трудодня, хотя продолжала пользоваться всеми колхозными благами.
Было бы неверно полагать, что Старосветова вообще чуждается сельского труда, что выращивать злаки, корнеплоды, воспитывать парнокопытных или пернатых противно ее натуре в принципе. Наоборот, она обнаруживает горячую любовь к домашним животным. А на солидном приусадебном ее участке зреют такие экземпляры сельскохозяйственных культур, что их хоть на выставку посылай. А чтобы куры не поклевали старосветовского богатства и не повредил урожая случайно заблудший на участок хряк, свои земельные угодья тетя Маня обнесла высоким частоколом. И такого частокола больше во всем селе не встретишь. Еще бы! На него пошло триста молодых деревьев, вырубленных тетей Маней в колхозном лесу. В то время как честные люди трудились на артельных нивах, в лесу раздавался топор дровосека.
Колхозники почему-то не поняли хозяйственного рвения тети Мани, составили акт и подали в местный суд. Приговор был оглашен не очень суровый: взыскать с тети Мани 460 рублей. Округляя, по полтора целковых за елку. Но каково же было удивление колхозников, когда из областного суда пришло короткое, но выразительное предписание: в иске колхозу отказать.
И уже в который раз пошли по деревне разговоры:
— Что поделаешь с тетей Маней?! Из колхоза исключили — она в колхозе, на суд подавали — отказано.
А те, которые с ленцой, не раз кололи глаза председателю: «Ты, мол, сначала тетю Маню заставь работать. А то только с нами горазд…»
Пожимает плечами глава колхоза: «Как действовать?» Разводит руками председатель сельсовета: «В чем ее сила? Видно, у нее где-то рука есть!» Впрочем, председатель сельсовета — человек решительный. Он сказал нам:
— Напишите фельетон. Только порезче, посильнее! С этим мириться нельзя!
Нельзя! Но до сих пор мирились. В этом и есть «сила» тети Мани. Уродливые явления в нашей жизни существуют только потому, что с ними слабо борются.
…А пока тетя Маня, довольная своими успехами, гордо проходит по деревне. Посмеивается: «Вот, мол, как я живу! Мне и без колхоза хорошо». А когда начинают густеть сумерки, под окном у нее снова «моргают» машины.
ДЕЛЬНЫЕ И БЕЗДЕЛЬНЫЕ
Наблюдательный администратор одной из московских гостиниц на основании своего долгого опыта разграничил командированных на две разные и даже, более того, противоположные категории: дельные и бездельные.
Мы в своем фельетоне будем говорить только о второй категории. Ибо что можно сказать по адресу тех, которые дельны? Только одно: здравствуйте, дорогие товарищи! Будьте у нас, как дома. А поскольку дома, мы знаем, вы работаете, продолжайте это занятие и здесь. Москва работящих людей любит!
А вот с бездельными разговор будет иной… Представители этого вида командированных, по свидетельству того же администратора гостиницы, подразделяются на толкачей и прогулочников.
Первые — народ стремительный. На их мужественных лицах написано сознание избранности. «Кабы не мы, еще неизвестно что было бы…» Почему-то, ни на кого не надеясь и никому не веря, они готовы вагоны с запасными деталями или еще с какой-нибудь добычей толкать собственноручно до самого дома.
Они стараются всего урвать побольше. Или, как они говорят, выцарапать. Они постоянно что-нибудь выцарапывают. Это их главная работа (если можно назвать работой борьбу против плановости в нашей жизни). Нервно стуча полевой сумкой в окошко бюро пропусков, толкачи создают вокруг себя атмосферу пожарной тревоги: «Дай, иначе все рухнет в преисподнюю!..»
В отличие от толкачей племя прогулочников жизнерадостное и щедрое. Им необходимо попасть в Москву на открытие футбольного сезона или на финал кубка. Обязательно надо отпраздновать именины приятеля, и обязательно только в ресторане «Аврора». Или отрегулировать сложные взаимоотношения со столичными родственниками. Да мало ли чего им надо?! А для всего этого они добывают командировки. При этом оказывается, что Иван Иванович срочно направляется в Москву за оконными шпингалетами, Петр Петрович — для уточнения чертежей популярной игрушки «уйди-уйди», Василий Васильевич — изучить проблемы долговечности сапожных щеток. И все эти Сидоры Сидоровичи домой никак не торопятся. Им хорошо в гостях. Проездные, суточные, квартирные создают устойчивое настроение жизнерадостности. И они удивительно спокойны. По возвращении к родным пенатам никто с них не спросит, никто не осудит. Стояли бы печати на словах «прибыл», «убыл». Все остальное — голая техника.