Страница 34 из 58
– Да здесь как не поступи, всё равно на тебя охрана покажет. Чего же делать? Здесь Викторович ничего особо и не придумаешь.
– А давай подумаем, время у нас с тобой есть. Вдруг чего и придумаем.
Они замолчали, загремели посудой и, наверное, стали пить. Надо было бежать. Только, как и когда. Тело меня совершенно не слушалось. Странное было ощущение. Казалось мой мозг, и мои мышцы отделились друг от друга. Голова сигналила руке: «пошевелись», а та её не слышала или может, слышать не хотела. Уходил сигнал, как в пустоту. Я несколько раз пытался пошевелить рукой, но всё напрасно. Ничего не получалось, и наступила она – полнейшая безнадега. Был со мною подобный случай. Выпили мы с пацанами на наш деревенский престольный праздник. Крепко выпили. А как до кондиции дошли, на подвиги потянуло. Первым подвигом стала река. Как раз тогда целую неделю перед этим дожди лили, река, конечно, здорово прибыла и крепко помутнела. Вот мы в эту густую муть купаться и прыгнули. Весело прыгнули, гурьбой. Я на середину поплыл, где течение побыстрее. Кровь-то играет. Не дает ей покоя коварный алкоголь. Вдруг чую, что плыть не могу. Выдохся. До берега вроде рядом – метров десять – пятнадцать, но плыть не могу. Хочу, но не могу. Ноги с руками, как свинец, сердечко колотится, а кричать не хочу. Как это закричать, опозориться. Не пристало мне – такому герою, на помощь звать. Вдруг услышит кто? И плыть не могу и позориться не хочу – решил утонуть. Плюнул на всё и перестал шевелиться. Будь, что будет. А было вот что, мелко там было, по грудь мне всего. Было бы глубже, то точно бы утонул, потому что полностью безнадежности себя отдал. Всего отдал, без остатка. Вот тоже самое чувство, чувство мутной реки почувствовал я и сейчас. Та же безнадега настала. Плюнул я опять мысленно на все. Расслабился и полетел в черный провал небытия, наверное, навсегда. Вот ведь, как просто. Никого теперь больше не увижу. Интересно узнает Ксюха, что меня больше нет. Вот тебе и рыцарь, вот тебе и граф на вороном коне. Интересно, вспомнит она меня хотя бы ещё один разок? Наверное, нет. А вдруг да? Интересно. Закрутила меня тьма и куда-то поволокла. Куда только? Скоро узнаю, а может, нет?
21
– Андрей! – кто-то крепко тормошил меня за плечо. – Поднимайся!
Я открыл глаза и вроде как удивился. Передо мною стоял и улыбался Павел Викторович. Все мое тело разрывалось от тупой боли. Такое чувство было, как будто провел я интенсивную двухчасовую тренировку после месячного перерыва. Одно радовало, если чувствую боль, – значит жив. Тут ещё к первой радости вторая втерлась – оказывается я, и шевелиться могу. С трудом, но могу. Что ж выходит, я и не умер совсем?
– Вставай герой, вставай – продолжал тормошить меня директор. – Ты чего вчера сломался-то и меня с преступником один на один бросил. Ладно, ладно. Вижу, что устал и перенервничал. Ты всё равно молодец. Если б не ты, мне бы точно не жить. Спасибо тебе большое. Должник я теперь твой на всю оставшуюся жизнь.
– А где Вадим Алексеевич? – спросил я, поднимаясь еле-еле с кресла.
– Да, чего про эту гниду вспоминать. Пошел домой явку с повинной писать. Теперь он не наша забота, пусть прокурор с ним разбирается. В прокуратуре про этого подлеца уже знают.
– А вдруг сбежит?
– Не сбежит, он трус, а если сбежит, то его быстро отловят.
Я медленно сделал несколько шагов по комнате, глянул в предрассветную тьму широкого окна и задумался. Может, мне приснилось всё? Может и не сообщники они и никому жизнь моя не нужна? Вот бы здорово, если бы так было. Хорошо бы Павел Викторович настоящим директором оказался. Он вроде мужик нормальный.
– Слушай Андрей, ты извини меня, – снова отвлек меня от раздумий Павел Викторович, – Только мне срочно уезжать надо. У меня через три часа самолет из Москвы. Вон уж под окном меня водитель дожидается. Ты уж до своего Копьёва сам на автобусе доберись. На работу не ходи, я там всё решил. Только просьба, ты про всё это никому не говори до послезавтра. Спросит кто, что у меня делал, скажешь, дымоход на даче чистил, а потом я тебя поужинать пригласил. Только лучше вообще никому про вчерашний вечер не рассказывать. А послезавтра пойдем вместе в прокуратуру. Лады?
– Конечно, – ответил я, всё ещё соображая, что же со мною вчера было – сон или явь.
– Пойдем мы тебя до остановки подбросим, – опять заторопил меня директор. – Извини, что до дома не могу. Спешу очень. Опаздываю. А всё-таки ты молодец. Спасибо тебе огромное. За всё спасибо. Если б на свете не было таких людей, как ты, то вообще и на свет родиться не следовало.
Мы сели в «Волгу» и она, поплутав по еще темным улицам, вывезла меня к автобусной остановке. Павел Викторович Радушно попрощался со мной за руку, хитро подмигнул, неожиданно сунул в ладонь несколько купюр и сказал на прощанье:
– Вот тебе Андрей за работу. Камин ты мне на даче классно починил. Золотые у тебя руки. Послезавтра приходи ко мне, как договорились. Еще работка для тебя имеется.
«Волга» уехала, а я с открытым ртом стоял около облезло-ободранного павильона районной автобусной остановки. Время было полчаса пятого утра. Автобус придет в пять. Интересно, когда же меня будут убивать. Хорошо, если всё мне это приснилось. Вот бы счастье было тогда. Вот это была бы радость. И тут я услышал шаркающие шаги. Из переулка кто-то шел и шел не один. Сначала я хотел бежать, но сразу спохватился. Чего я трус такой, что ли? Извините, еще неизвестно кто кого. Только вот тело у меня ныло, но всё равно за себя постоять сумею. На легкую победу не надейтесь. Я, несмотря на болезненные ощущения практически во всех членах моего тела принял боевую стойку. Во всяком случае, мне так показалось. Вот они вышли из туманного угла, и я мгновенно переместился к близстоящему забору, решив укрепить своё боевое состояние увесистой штакетиной. Я нащупал правой рукой первую попавшуюся доску, приготовясь единым махом вырвать её вместе с гвоздями, если вдруг мои тревожные опасения, по поводу выходящих из-за угла злодеев, подтвердятся. Наконец, они четко встали в зону моей видимости, заставив в очередной раз меня слегка удивиться. Вот действительно полоса удивлений, так и клокотала в моей душе на этой неделе. Столько событий, столько неясностей, что мне порой всё это стало казаться не совсем реальным. Сами посудите: приготовился я по глупости своей к битве с отмороженными бандитами, а увидел наших деревенских мужиков. Вот уж действительно тесен мир, особенно в пределах нашего района. Хотя, стоп, а вдруг Тодор наврал мне про находку курток и Пашу, они убили. Вдруг их и сегодня Вадим нанял для очередного душегубства. Штакетину надо рвать. Рвать, пока не поздно. Неужели, они такие хитрые сволочи и потом, ведут они себя чрезвычайно странно? Молчат, точно к чему-то готовятся. Наши взгляды встретились и мужики оживились.
– Андрон, – заорал на всю спящую улицу районного центра Тодор, – как ты здесь дружище? Полсотней не одолжишь меня до следующей недели. Блюдом буду, если вовремя не отдам. Ты ж меня знаешь.
– Этот кокос всегда слово держит, разве, что за редким исключением, но такое со всяким кокосом случиться может, – поддержал репутацию друга Кокос. – Мы тут загуляли чуть-чуть у моего двоюродного дядьки, а жена его Галька, стерва, с ночной смены пораньше смоталась. В семь ведь должна была закончить кокосина драная. Короче, выгнала она нас. Вот такие дела брат. Так нагло выгнала гадина, что у меня до сих пор спина чешется.
Я, стараясь не приближаться к мужикам на позицию ближнего боя, достал из кармана одну из купюр, выданных мне директором, и, не глядя, сунул её Тодору. Тодор застыл в великом недоумении, вид купюры так смутил его, что он видимо даже потерял дар речи, а вместе с ней и способность к движениям. Только продолжалось оцепенение недолго. Тренированный всевозможными экстремальными жизненными упражнениями организм моего односельчанина с потрясением справился и Тодор заговорил: