Дорога к дому

Кому-то легко изначально. Каждый проходит Врата по-своему. Закрепляется первое впечатление. Первые ощущения прохода. Если новообращенный лезет в эту серую муть из чистого любопытства, сгорая от вожделения, от предощущения новых незабываемых ощущений, то он их и получает. Наркотическое опьянение, оргазм не идут ни в какое сравнение с тем, что испытывает новичок, проходя Врата. Кто-то от этих ощущений сходит с ума. Кто-то приспосабливается. Мне больно, и я уже привык, что мне больно. По крайней мере, я застрахован от сумасшествия. Если тебе больно, значит ты еще жив. Меня затрясло. Это смех. Дикий истерический смех. Такое бывает, когда идешь через грязную улицу в парадном костюме и в лаковых туфлях, боясь опоздать на званый ужин, и вдруг проваливаешься в зловонную лужу по щиколотку. Все! Ты опоздал! Ты грязен как черт и все, что ты себе придумал, летит в тартарары. И вдруг становится легко. Ты свободен от обязательств. Тебя перестают мучить угрызения совести. У тебя есть достойное оправдание. Есть причина не делать того, что ты не хочешь. Ты смеешься, и прохожие крутят пальцем у виска, проходя мимо. Сколько лиц у свободы? Свобода от обязательств. Свобода от общества. Свобода от совести. От чего на этот раз?

Мир снова взорвался сполохами. Замельтешил цветным зигзагом, выстроился в зыбкий, искрящийся серебром, широкий – не дотянуться до стен – коридор. Все! Я прошел. Мысленно утираю со лба пот. Немного напрягаюсь. Стены откликаются, тянутся ко мне, ломают в отражениях оскаленную дикой гримасой физиономию.

– Так, теперь в плюс.

Лица в отражениях мельчают, дробятся, их становится все больше, уже тысячи, десятки тысяч. Коридор постепенно превратился в пузырь, и не видно ни входа, не выхода.

– Теперь можно двигаться дальше.

Я расслабился. Набросил на мир тень. Он живет по своим законам. Если пропадает воздействие, разумеется, он вернется к первоначальному состоянию. Как, например, сейчас. Коридор вязко заколыхался и стал тем, чем был секунду спустя после того, как я, разорванный на электрические импульсы Вратами, собрался здесь воедино, отражениями в отражениях. Бесконечными, податливыми, чуткими. Я побаловался ими еще немного, вытягивая, скручивая в спирали, утаптывая в блин. Я отдыхал, но это не могло продолжаться вечно. Это словно застрять в чистилище. Словно войти в дверь и остаться в прихожей. Нужно было двигаться дальше. Сейчас мне необходимо заполучить тело. Тело могло дать только Зеркало. Какое, в общем, не важно. В этом мире было множество Зеркал. Больших и малых. Каждое имело свое название. Каждое имело свои особенности и свой характер. Мне необходимо было Зеркало, которое называлось Викендом. Кто и когда придумал ему такое странное название, не особенно волновало меня. У меня были свои проблемы, и мне нужно было решать их. Проблемы, которые я принес из мира реального и создал себе в мире этом, «не-реальном». А что реально? Что не реально? Кто мне скажет? Если боль настоящая? Если невозможно дышать от обиды? Если… Если… Если… Тогда, тысячу лет назад, я не знал, что однажды отразившись в нем и обретя тело, я буду вынужден прожить в «этом» реальном мире целую громадную, полную боли, радости и страха жизнь. Теперь я это знал, и поэтому спешил. Мне нужна была плоть. Новая, какая угодно, но плоть.

Движение далось легко, и колышащиеся, вытягивающиеся, смеющиеся рожи поползли назад, все быстрее и быстрее. Здесь поворот – это я помнил. Дорога, которой проходишь сотни раз, уже не нуждается в ориентирах, просто помнишь – это здесь.

Передо мной закружилась воронка, продавливая стену, вытягиваясь в новую кишку, отросток, создавая новый коридор из тех же самых отражений, лиц, улыбок и гримас.

Нужно спешить, и это я помнил тоже. Даже не помнил. Это вбито коваными гвоздями в саму мою суть. Нельзя смотреть в глаза отражениям. Нельзя заговаривать с ними. Нельзя прикасаться к ним. Нельзя. Каждое из них – ты сам. В радости, гневе, страхе. И единственное, что удерживает тебя здесь – это воля. Осознание себя самого как личности. Стоит расслабиться, заиграться, засмотреться – и ты развеешься в серебряную пыль, расколешься на кусочки и вывалишься, хрипя и блюя желчью, у себя в квартире перед мертвенно мерцающими Вратами.

Я влез в узкий проход нового ответвления и небольшим волевым усилием расширил его. Клаустрофобия – еще один бонус, которым приходится оплачивать собственное присутствие здесь. Привычка к огромным пространствам, возможность влиять на них, пусть и в ограниченной степени, приводит к тому, что забываешь о существовании малых объемов, тесных кабинок лифтов, крохотных кухонь, лестничных клеток, на которых невозможно развернуться, пронося гроб. Слава богу, мне не пришлось проверять это на практике, но те, кто не избежал столь печальной участи и хоронил близких, наверное, не станут врать.

Я двигался вперед размеренно и неторопливо. Словно стайер, решивший вдруг вместо преодоления обычной марафонской дистанции обогнуть земной шар.

Стены коридора рваным, расшитым блестками полотном текли назад. Нужно было совершить еще пару поворотов, пробить еще две дыры, и я сделал это на полном автомате, за исключением того, что не стал протискиваться в воронку сразу после того, как она открывала свой жадный зев. Если ее закрутить быстрее, то проход будет шире, и можно не касаться этих смеющихся рож, пролезая внутрь.

Серебро и чернь, лазурь и индиго коридора постепенно менялись на золотые краски, стены мутнели, и я облегченно вздохнул, когда они перестали демонстрировать мои отражения. Это явные признаки того, что я не ошибся. Викенд был золотым, или, по крайней мере, я воспринимал его в красках именно так. Золото и серый бархат. Пространство вокруг узнаваемо изменилось, я повис в центре золотой сферы, медленно кружившейся, текущей, живой. Расчерченной сотнями тонких радиальных линий, изломанных разновысокими частыми зубцами, разрывами, узлами – сростами. Я всмотрелся в них. Никого из тех, кого я знал, в Зеркале не было. Но сейчас это не важно. Нужно подключаться к тем, кто есть. Не до изысков. Я метнулся вперед, впечатываясь в стену. Она мягко приняла меня. Потянула в сторону, разматывая в такую же, как сотни других, шепчущую радиальную нить. В вязкую тишину стали пробиваться звуки, пока неясные, едва различимые отдельные слова, простые, ничего не значащие фразы, белый шум: «А у нас тепло… лето… и купаться хочется – жуть», – шелестел чей-то высокий, то ли детский, то ли женский голос.

– А у нас мороз в двадцать градусов, холодно. На улицу носа не высунешь, – басисто отвечал с задумчивыми паузами мужской.

– Ой! Новенький! Кто ты? – пропели два высоких голоска в унисон.

Это вопрос ко мне. Новенький, надо же. Да, я получил Ключ, когда вы все еще под стол пешком… Поднявшееся откуда-то из глубины веселое возбуждение пропало разом. Навалилась грусть. Нужно было назвать себя, и от того, что я произнесу, в этот раз зависит то, кем я стану. Но мне уже все равно. Или почти все равно. Старый фокус самый верный. Цедя фразу, произнес привычное: «Мы одной крови…» Произнес и замер. Необходимо дождаться завершения полного оборота сферы. За это время Двеллерами Зеркала будет расшифрован посыл и сформирована личина. Данные о ней будут переданы в нить, которой я, по сути, сейчас и являюсь. Я видел, как это выглядит со стороны. Очень похоже на наглядную демонстрацию амплитудно-частотной модуляции. Изломы, разрывы, зубцы меняют порядок, рисунок. Он приобретает что-то новое, но неуловимо узнаваемое остается. Приобретая опыт, по рисунку модуляции можно не только идентифицировать Гостя, но и определить его суть. Кто он на самом деле: просто Гость, Метаморф, Оборотень. Я не пытался это делать сейчас. Не было никакого желания выяснять «ху из ху» на этом Зеркале. Я ждал собственного метаморфоза и знал, что его признаки распознаю сразу. Личина – не просто оболочка. Она изначально принадлежит какому-то из уже существующих либо вновь создаваемых миров. Приобретая новую плоть, я неизбежно окажусь в той реальности, частью которой она является. У кого-то все происходит очень быстро. Без перехода, словно шагаешь в открывшуюся внезапно дверь. У меня всегда с какими-то странными вывертами. Мой переход – это, как правило, трансформация. Зеркало начнет изменяться само, приобретая признаки нового мира, метаморфоз плоти начнется чуточку позже.