Страница 15 из 15
Дровишек было не густо. На пионерский костер до небес не хватало. Вот только на чаек, да погреться немного. Презрев брезгливость, раздал всем найденные у душманов накидки из верблюжьей шерсти, похожие на наши деревенские домотканые половички. Пахли они чем-то сильно неродным, но холод тоже не тетка. Выделил майору парочку дополнительных, ему, как говорилось в старом медицинском анекдоте, хуже чем остальным. Не бог весть что, но на безрыбье, как известно…
Разделил всех на смены, по два часа. Первой так и оставили Ким. Второй — Тихонов, потом — взял я , ну Дегтярева остаток. А Фурцеву, как покалеченную, пожалели.
Я первых две смены спал вполглаза, то и дело вскакивал, прислушивался к ночным шумам. Так свою вахту я стоял сильно вареный. Сесть боялся, сморило бы. Хорош бы я был, задрыхнув на посту. Оно бы, конечно, посмотреть на красоты звездного неба и порадоваться единению с природой, но ни хрена такого не получилось: небо заволокло тучами, и темень была библейская. Это же вроде одна из казней египетских? А у меня, значит, афганская.
Тупой я, конечно. Я ведь даже не знаю, на сколько меня сюда официально запихнуть можно. Не спросил ни у кого, обмундирование получил — и вперед. Долго ли служат пиджаки? Полтора года? Два? Где это надо спросить? В строевой части? Блин, тащил же срочку, вроде помнить что-то должен, а в голове осталось, оказывается, только подшивание подворотничков и наматывание портянок.
И снится мне не рокот космодрома… И снится мне не эта тишина… А снятся мне ковры, ковры у дома…
— Я тебе точно говорю. Берешь на канадгарском базаре персидские ковры, по 100 рублей чеками. А тут сдаем по 500 минимум.
Глаза у Давида горели, он размахивал руками, тыкал пальцем в один ковер, в другой. Мы почему-то были как раз на том самом базаре, куда меня «сватал» абхаз, разглядывали продукцию местной текстильной промышленности. Все продавцы бодро говорили по-русски, легко давали скидки.
— Вон тот! Берем вон тот
Мы дошли до лавки с огромным ковром на стене. Метра три на три!
— Это шелк и вата! — Давид профессионально потрогал ткань.
Его необычный рисунок изображал сад, разбитый на четыре части, и в центре каждой находится огромный куст с красными, белыми, желтыми и зелеными цветами. Вокруг куста расположены другие растения и животные — павлины, олени, зайцы и львы. По периметру сада находятся бордюры, украшенные геометрическими фигурами и арабскими надписями.
— Продашь Суслову за десять тысяч! Два Жигуленка купим на него!
— Суслов умер.
— Сам ты умер. Это специально объявили, чтобы Андропов и Щелоков не выжидали, а вцепились друг в друга поскорее. Пока они ослабленные зализывают раны, бац, объявляют, что Михал Андреич живее всех живых, просто отдыхал на водах.
— Ты какую-то ерунду несешь. Но ковер красивый, давай купим. Только как мы его повезем?
— Да… огромный. Человека можно завернуть. Или двух.
Я почему то начинаю спорить, продавец предлагает попробовать. Ковер снимают, кладут на землю, я ложусь сверху. Меня заматывают. Повернуться не могу, кручусь так, сяк.
— Панов!
— Грх…
— Лейтенант!
Меня трясут за плечо, я открываю глаза. Все тело затекло, спиной я прижат к камню, а хм… спереди ко мне притулилась Женя Ким. Попкой уперлась мне в пах, мои руки обнимают ее за талию. Охренеть два раза…
— Андрей, вставай, рассвет скоро!
За плечо меня дергала улыбающаяся Дегтярева. Блиин… Теперь трепу будет, когда попадем в медроту. Точнее, если попадем.
— У нас ничего не было! — тихим шёпотом отмазался я.
— Да знаю я, все спали как убитые.
Я расцепил руки, с трудом сел. Женя счастливо почмокала губами, вздохнула. На зубах скрипел песок, краешек красного солнца вылез из-за горизонта. Черт, как же я с медсестрой оказался в объятиях рядом? Засыпали же вокруг остатков костра в ямке каждый сам по себе?
— Поднимай остальных, — я встал на подрагивающих ногах, покачнулся. Тело болело. Нет, не так. Тело БОЛЕЛО. Как будто великан лупил меня весь вчерашний день громадной палкой. По спине, по груди…
— Какая все-таки пустыня утром красивая, — Тоня приложила ладонь козырьком ко лбу. — Вот бы сфотографировать!
— Что-то ты не о том думаешь, — я покопался в своей сумке. Разумеется, там не было ни зубной щетки, ни мыла. Никто же не предполагал экстремальный вояж по пустыням Афганистана в составе тургруппы.
Завтракали сухпаем. Не супер, конечно, но какой-то кирпич в желудке образовался. Пошел, посмотрел майора. Держится. На вопрос, не замерз ли, только хмыкнул. Но температура, согласно показаниям биотермометра, выше нормальной. Будем надеяться, субфебрилитет, до тридцати восьми. Кстати, всегда удивлялся, как некоторые мамаши умеют определять у своих киндеров температуру с точностью до десятой доли градуса. Я даже пытаться не буду.
Одна только надежда и греет, что скоро мы выберемся на дорогу и нас кто-то там подберет. Жалко ишаков нагружать выше крыши, но себя еще жальче. А потому мы с кряхтением и матом организовали подвес носилок между двумя животными, прицепили наши трофеи, и с божьей помощью двинулись в нужном направлении. Проклятая гора так и торчала справа от нас, ноги не хотели шевелиться после вчерашнего похода и ночного дубака, но впереди была цель, к которой мы, согласно заветам какого-то шибко грамотного китайца с каждым шагом приближались.
Ослы к переноске носилок не были приспособлены. Таскать тяжелое — это они готовы, а вот идти синхронно, чтобы Арашева не выбросило на землю, их не обучили. Они относились к непонятной хреновине, болтающейся между ними, с большим подозрением, правый крендель всё норовил достать носилки зубами и вообще проявлял себя с худшей стороны.
Майору это не нравилось совсем, но он только скрипел зубами. Наверное, чтобы отвлечься, спросил, кто я да откуда, и я довольно долго кормил его байками про скорую, в которых выступал смесью супермена и ужаса, летящего на колесах рафика.
Девчат ожидаемо заинтересовали заграничные гастроли, и я живописал трущобы Вены и Цюриха, а также красоты оперных театров и пятизвездочных отелей. Короче, каждый вечер с вами артист разговорного жанра Андрей Панов.
— Да, в квартале красных фонарей был, — соврал я, не краснея, отвечая на вопрос Ким. — И даже на стриптиз заглянул…
— Там очень стыдно? — Женя аж покраснела вся.
— Очень! Ибо все видно.
— Девушки и правда там без трусов?
— Панов! — от стали в голосе Тони перемерли все окрестные духи. — Ты же комсомолец!
— Спортсмен, красавец, — подхватил я.
— Как же ты мог на такую похабель пойти?
Ну да, ну да… В СССР секса нет, есть только любовь.
Конец ознакомительного фрагмента.