Страница 5 из 28
— Сказал. Я понял, что был неправ, не признавая Владимира Алексеевича за отца. Но раз ты мне сестра, значит он для меня отец.
— Спасибо, Юра! Папа очень переживает из-за этого.
— Ладно. Продолжим: на горячее сделаем шаверму. Кроме этого, салаты «Оливье», «Мимоза» и селедку под шубой, а на сладкое будет шарлотка и земляника со сливочным кремом. А на вторую еду сделаем рыбу в кляре. Ну и чаю сколько влезет. А устроить всё лучше на природе, например прогуляться на Первый Бугор.
— Давай лучше проведём всё это на озере, в Казанке, папа нас туда на своей машине отвезёт.
— Конечно, так будет лучше.
— Только, Юрка, ты точно сумасшедший. Во-первых, я не умею всё это готовить, во-вторых, на «Оливье» нужен майонез, а у нас, его нет, и нескоро будет. Папа же говорил, что Курганский масложирзавод на профилактике. И что такое твоя шаверма я не знаю.
— Ленусик, отвечаю по пунктам. Во-первых, готовить будем вместе, и под моим чутким руководством. Во-вторых, майонез сделаешь ты лично, опять же под моим руководством. Ну а шаверма — это такое арабское блюдо, очень лёгкое в приготовлении. Готовить будете вместе с девчатами, опять же, под моим чутким руководством.
— Юра, ты откуда знаешь рецепт майонеза?
— Не помню, вычитал где-то.
— А точно получится?
— Конечно. Я уже делал один раз — господи, как же легко я умею врать!!! — потом разлил по баночкам и маме отдал, когда она новогодний стол готовила, и никто ничего не заметил.
— А почему не сказал?
— Понимаешь, сначала хотел посмотреть, отличат ли по вкусу, а потом как-то забыл.
— Слушай, давай сейчас сделаем, к приходу родителей?
— Да запросто. Давай яйца, я буду их мыть с мылом, а ты принеси отцовскую дрель, пассатижи и стальную проволоку.
— Зачем?
— Сейчас сама увидишь.
Я согнул из проволоки шестилопастный венчик, тщательно отмыл его с мылом и закрепил в дрели.
— Ну-с, сударыня, приступим! Раздели-ка яйца на белок и желток. Не умеешь? Не беда, сейчас покажем.
— Ой, это действительно легко!
— Значит так: желтки шести яиц мы заливаем ложкой уксуса и начинаем взбивать. Видишь, желтки побелели? Теперь начинаем вливать масло. Я кручу дрель, а ты лей тонкой струйкой.
— Юрочка, у нас получается!
— А то! Между прочим, это четвёртый разряд повара-кондитера. Кончилось масло? Теперь бери стакан, в котором мы сделали раствор специй и тоже лей тонкой струйкой.
— Ой, получилось! Дай попробовать?
— А вот держи венчик, с него вкуснее слизывать.
— И чем это дети заняты — послышалось от дверей — неужели чем-то полезным?
— Ой, мамуля, мы с Юрой тут майонез делаем! Получилось! Вкусно! Правда не вру! — и Лена бросилась к матери, суя ей в рот, венчик с остатками майонеза — Юра сказал, что с венчика вкуснее пробовать.
Мать лизнула, сосредоточенно нахмурилась, лизнула ещё и улыбнулась:
— И, правда, получилось. И даже не Провансаль, а Салатный. Я угадала?
— Правильно. Я специально побольше уксуса положил, и растертые укроп с петрушкой.
Мать подошла к столу, отрезала тонкий ломтик черного хлеба, положила сверху капельку майонеза и отправила в рот.
— Я его так, по-простому люблю, хоть говорят, что это вредно для фигуры.
— Мамуля, мамуля, а Юра на мой день рождения будет готовить шувурму! Правда, Юра?
— Не совсем. Во-первых, шаверму, а во-вторых, готовить будете вы с подружками, а я только руководить.
С улицы послышался звук подъезжающего грузовика. Я вытер руки о полотенце и направился к двери:
— Пойду, батю встречу.
Краем глаза я увидел, как Лена начала что-то объяснять пораженной матери.
У ворот стоял старенький, но ухоженный ЗиС-151, «Мормон», с фотографией Сталина на лобовом стекле. Отчим Юры как раз опускал задний борт. Это был крепкий мужик лет тридцати пяти. Жилистый, сухощавый, небольшого роста. Типаж алтайского чалдона — похож на знаменитого Михаила Тимофеевича Калашникова. Владимир Алексеевич и был родом с Алтая, из славного города Бийска.
«Да — подумал я — а свекор не сильно изменился, впрочем, молодость и ему к лицу».
Молча подошел, помог отчиму опустить борт и запрыгнул в кузов.
— Папа, что подавать?
Лицо Владимира Алексеевича дрогнуло, но он не показал волнения.
— Двигай сюда вон те шпалы — распорядился он.
Я выдвинул три лежащие в кузове старые, но крепкие железнодорожные шпалы, затем мы вместе опустили их с кузова и в вертикальном положении откантовали ближе к забору, и там уложили одну на другую, чтобы не мешали проходу.
— Папа, в следующую субботу у Леночки день рождения.
— Помню. И что вы задумали?
— А ты не мог бы договориться, взять машину и отвезти всех нас на озеро, в Казанку?
— Могу, конечно. А «нас», это кого?
— Вы с мамой, тёть Лида, Ленуськина крестная, четверо Ленуськиных друзей, сама Ленуська, ну и я. Итого девять человек.
— Тогда десять: Валерку, Лидиного мужа ты не посчитал?
«Точно, Лида с Валеркой развелись аж в восьмидесятые годы» — вспомнил я.
— Точно.
— Ладно. Тогда я пятницу возьму в автобазе скамейки, чтобы в кузове было удобно ехать.
— Слушай, пап, а складного стола там нет?
— Есть, но маленькие, нам они не подойдут. Ладно: возьмёшь тот щит, что стоит в дровянике, сколотишь пару козел, вот и будет стол. Ну ладно, пошли в дом. И это, Юрик, ты, где себе рог насадил, подрался что ли?
— Этот что ли? — я потер шишку.
— Этот самый.
— Да понимаешь, пап, глупость такая: пошли купаться, я стал нырять и обо что-то треснулся лбом. Спасибо, Леночка меня вытащила, а то не знаю, что было бы.
Отчим хмыкнул и пошел умываться.
Вечером, когда я уже улёгся в постель, ко мне подошел Владимир Алексеевич, присел рядом на табурет.
— Юра, завтра или послезавтра сходи с Ленкой в магазин, купи ей какой-нибудь подарок.
— Папа, а если я куплю материал для подарка, и сделаю сам?
— Ещё лучше. Значит, сделаешь сам.. Тридцати рублей хватит?
— Да за глаза. Этого даже слишком много. Если останется…
— Останется, придумаешь куда пристроить. Деньги я вот сюда, в тумбочку кладу, чтобы сквозняком не унесло. Ладно, спокойной ночи, сынок.
— Спокойной ночи, папа.