Теорема судьбы

Потом бабушка решила, что я смогу говорить и предложениями и стала меня уговаривать:

– Скажи: я – Данила.

– Ядада, – выдал я.

– Умница. Давай еще раз. Я – Данила.

– Ядадила.

В ладоши захлопали и мама, и бабушка, а я, довольный, засмеялся и плюхнулся попой на пол. Больно, между прочим! Памперсов ведь на мне не было, и я ходил по дому в ползунках. Кстати, в туалет я стал ходить сам еще в семь месяцев, когда научился ползать. Тогда я добирался до туалета, открывал дверь и показывал пальцем на горшок. Мама пару часов называла меня гением, но потом позвонила подругам и те сообщили им, что их девочки тоже просятся на горшок. Кто бы сомневался! Кому приятно ходить в ссанных ползунках? Взрослым тетям и дядям в теле ребенка уж точно не хочется!

На Новый год у меня были большие планы. Я верил, что мне удастся поговорить с девочками, но, увы, детский организм взял свое: я уснул за полчаса до их прихода. А когда проснулся утром – все гости ушли.

Очень сложный возраст сейчас! Жду не дождусь, когда смогу быть самостоятельным!

Если не знаешь с какой стороны зайти, иди напролом!

Мне исполнилось три года и меня наконец-то отдали в садик. Отдали по моей просьбе, вернее, по моему нытью.

Я самый умный мальчик в мире, если вы не знали, но самый доставучий на свете. Так говорят мои родители.

– В песочнице дети говорили о детском садике. Я тоже хочу туда, – не отставал я от мамы, – отдай меня в детский садик!

– Что-то я не помню, чтобы ты с кем-то говорил в песочнице, – скривилась мама.

– Конечно, ты же была заняла тетей Тамарой и на меня не смотрела, – спокойно парировал я.

– Господи, я иногда думаю, как хорошо было бы, если бы ты был обыкновенным ребенком, а не таким задавакой!

– Не думаю, что ты говоришь это серьезно, – подмигнул я и пошел в свою комнату читать детские книги.

Другие мне не дают, говорят рано, а детские мне не интересны. Но чтобы они ни о чем не догадались, мне пришлось выучить стишки наизусть.

Еще в свои три года я умею читать, писать, интересуюсь любой техникой, хожу с дедом в гараж. Я много чего еще умею, но стараюсь не показывать. Я очень хорошо говорю, не картавлю и не шепелявлю. Просто идеальный лектор.

Но если честно, то мои родители уже так привыкли к тому, что я неординарный ребенок, и, если я начну говорить, что знаю будущее, они примут это как должное. Да, вот такой умный ребенок им достался. Вундеркинд. Я уже это говорил? Значит, повторяюсь.

По поводу моих подружек не совсем ясная ситуация.

В садике и, к счастью, в моей группе оказалась Алка, но Галя вместе со своими родителями куда-то пропала.

Первый день в детском саду прошел идеально. Мама почему-то думала, что я «домашний мальчик» и «ничего не знаю о садике». Она так переживала за меня, что обещала воспитательнице прийти и посмотреть на меня в обед и если я буду плакать, то забрать.

Я очень рад был видеть Алку и чуть не разрыдался от счастья. Хотя она очень изменилась за тридцать лет. Узнал я ее по взгляду. Меня-то она помнила и знала, что я бывшая Даша.

После того, как меня представили малышне как нового мальчика Данилу, нас почти сразу посадили за столики кушать манную кашу и бутерброд с маслом. Я хотел сесть с Аллой, но мне не позволили. Девочка по имени Наденька решила, что я буду ее, и усадила меня к себе за стол со словами:

– Шадишь вот тут, я скажала!

Мне такое даже мама не говорила, поэтому я от этой наглости на пару секунд застыл в недоумении, а Наденька продолжила свою картавую речь:

– Я все тут жнаю!

Ладно, подумал я, чуть позже спрошу тебя про теорему Менелая, а пока наберусь сил.

После завтрака она опять пыталась мной руководить, но я пообещал дать ей в лоб, если она не угомонится. Она пошла плакать в раздевалку, а я подошел к Алке.

– Ну как ты? – спросил я, нахмурившись.

– Херово, – ответила она шепотом.

– Шифруешься?

– Мои родители так вдохновились тем, что я умная, что чуть на опыты меня не отдали.

– Зачем ты палилась? – не понял я.

– Фиг его знает, думала, что это элементарные вещи, когда ребенок знает Горбачева и еще никому неизвестного Ельцина. Ты же помнишь, как тяжело мне дается контроль моего языка.

– Да уж, – по-воробьяниновски затянул я.

– Как тебя угораздило родиться с членом? – усмехнулась Алла.

– Понятия не имею. Ты вообще думала о том, почему так произошло? И, кстати, где Галка?

– Данечка, Аллочка, что вы там у окна стоите? Идите сюда, будем складывать конструктор, – проверещала Инна Павловна, наша воспитатель.

– Мы хотим на улицу, – заявил я.

Она подошла к нам, взяла за руку сначала Аллу, потом меня и повела в игровую, на пути ворча:

– Мне говорили, что ты необыкновенно умный ребенок, но что-то я этого пока не замечаю. Ты видел, какая погода на улице?

– Видел. Идет снег. А знаете, что такое снег, Инна Пална?

– Снег? – переспросила она и остановилась.

– Да.

Алка незаметно потянула меня за шорты, но я решил не сдаваться:

– Снег. Это. Форма. Атмосферных. Осадков. Состоящая. Из. Мелких. Кристаллов. Льда.

Я говорил медленно и четко, по одному слову и заискивающе смотрел в глаза воспитательницы.

– Умник какой, – помотала она головой, – да, детки?

– Угомонись, – тихо предложила Алка.

– Ага, щас, мне Боженька не для этого вторую жизнь выдал.

Алка скривилась:

– Ты невыносим!

– Так где Галка?

– Насколько я поняла, ее родители переехали. Помнишь ее историю, когда она всю жизнь думала, что у нее один папа, но когда он умер, оказалось, что у нее другой отец и ее мама вышла за этого другого отца замуж.

– Да, помню, – кивнул я, – она за родного отца Гали вышла. И вроде как была очень счастлива в отличие от меня.

– Ох ты Боже мой! С тобой же случилось почти тоже самое! – воскликнула Алла.

Да. Это произошло, когда я был Дашей и ей исполнилось тридцать. У отца и раньше были сердечные приступы, он пережил даже острый инфаркт и клиническую смерть, а умер тихо, во сне, правда в больнице, а не дома – лег на обследование.

Даша очень сильно переживала этот удар, но оказалось, что настоящий удар был впереди. Не прошло и трех месяцев, как мама заявила, что всю жизнь она любила другого мужчину и я, тогда еще Даша, родилась от него.

Я не принял нового отца, хотя он был внимательным и добрым. А вот маму простил. Может, с годами и родного папу приму, кто знает?

– Да, у моей мамы и родного отца была первая любовь, от которой и родился я. Но не будем об этом. Ты мне лучше скажи, когда Галка вернется к нам?

Возле меня появилось невозмутимое лицо Наденьки:

– Кто такая галька? – прошепелявила она.

– Надя, за такой короткий срок старое разрушить можно, а создать новое очень трудно, – по-иполлитовски затянул я.

Алка слегка стукнула меня в бедро.

Наденька уставилась на нас как баран, на яркие ворота, хлопая своими густыми ресницами. Я отодвинул хлопающую девочку в сторону и еще раз спросил подругу:

– Она вернется? Когда?

– Только когда мы пойдем в школу. Они проживут вместе, я имею в виду ее родителей, пять или шесть лет. Потом они разведутся и ее мама переедет к своим родителям. Галка пойдет в нашу школу в наш класс и лично я увижу ее в первый раз первого сентября.

– Блин, я думал, что наши мамы стали дружны с нашего рождения.

– Где блин? – спросила Наденька.

Я удивленно посмотрел на нее, а Алла вздохнула:

– Зря ты в садик пришел. Тут полная деградация, с этими пупсами. Лучше бы дома сидеть, книги читать, точнее делать вид, что учусь читать.

– А я уже умею читать. И писать, – заявил я.

– Да ты что? – Алка прикрыла рот своими маленькими ладошками.

Я сначала подумал, что она прикалывается, мол, неужели Даша Горячева умела читать, но потом она толкнула меня в плечо и зло зашептала: