Мент. Реализация

Тут я заметил, что среди шестёрки налётчиков явно не хватает одного – того самого наводчика Лёвы Яснопольского.

– Куда Лёву дели? – спросил я у бандитов.

– Какого Лёву? – притворно удивился романтик с большой дороги.

– Дурачка мне не строй! Где ваш наводчик?

– Понятно, примелькался наш Лёвушка, – вздохнул бандит. – Давно говорил – менять его нужно. Что, из-за него засыпались?

– Из-за него, сокола ясного, – подтвердил я. – Так где Лёва-то?

– Он с нами на дело не ходит, у него своя работа. Думаю, понял, что мы прогорели, и сразу пятки салом смазал. Ищи ветра в поле.

– Пусть милиция ищет, – отмахнулся я.

А вот и милиция.

Здесь ещё не существует нормативов, однако если бы они и были, эти ребята безусловно уложились бы, да ещё и время бы осталось. Ну, а то, что бандиты опередили, так вполне понятно – ближайшее отделение в трёх кварталах, а налётчики гарантированно паслись где-то поблизости, ожидая сигнала Лёвушки.

– И что у нас на этот раз, Быстров? – нахмурился старший летучего отряда.

У него была фамилия Воробей, да и сам он был какой-то маленький и нахохлившийся, но при этом вполне толковый мужик.

– Это вместо привета, что ли? – делано удивился я. – Ты бы нас лучше поблагодарил – мы за нашу доблестную милицию всю работу делаем. Видишь, банду вам поймали.

– Что-то рожи какие-то незнакомые? – оглядел преступников Воробей. – Не наши, что ли?

– Залётные, – подтвердил я. – С ним ещё один быть должен. Лев Яснопольский, наводчик. Только он смылся.

– Неужели ты его упустил? – не поверил ушам Воробей.

– Обижаешь, командир. Просто у него тонкая душевная организация, и он только на разведку ходит.

– Держи пять, Быстров, – Воробей протянул ладошку.

Она, может, и выглядела маленькой и узой, но я знал, сколько в ней силы – жим у Воробья был воистину атлетический, компенсация за внешний хилый и непрезентабельный вид.

Рассказывали, что над новичками в отделении милиции часто подшучивали: показывали Воробья и предлагали побороться с ним на руках. Обычно после поединка ладонь у новобранца превращалась в сплющенный, как после прокатного стана, блин.

– Ага, тебе только подай руку – потом весь день в холодной воде отмачивать, – отшутился я.

– Кто с нами в отделение оформлять поедет – ты? – ни капли не обиделся Воробей.

– Я, конечно. Надеюсь, на сегодня лимиты бандитских нападений на кабак исчерпаны, таких гостей больше не будет, – кивнул я.

– Тогда собирайся.

– Только у меня один труп случайно получился, ну и ещё пара тяжёлых, – виновато заметил я.

– Случайно, ха! – буркнул Воробьёв. – Знаю я твоё случайно – небось специально наповал уложил, чтобы его подельники в подштанники наложили.

– Ты этого не говорил, я этого не слышал, – подмигнул я. Убивать людей – штука противная, оставляет после себя гадкий остаток, но кто сказал, что эти бандосы – люди. У меня совершенно иное мнение на сей счёт. Наверняка, подвигов на них – весь УК РСФСР 1922-го года примерить можно.

Мы вышли на улицу.

К ресторану, страшно чихая, подкатил автобус – в него милиционеры посадили арестованных бандитов, а потом и сами залезли. За мертвецом обещали прислать труповозку.

– Ну. А ты чего – отдельного приглашения ждёшь? – позвал меня из глубин доисторического монстра неведомой марки Воробей. – Залезай внутрь, а то холода напустишь!

– Обожди маленько, я распоряжения отдам и вернусь, – попросил я.

– Распоряжения он отдаст. Важный какой!

– пробурчал Воробей, однако артачиться не стал.

Как ни крути, сегодня я здорово помог ему улучшить статистику раскрываемости, за которую бедных милиционеров «ревущих» двадцатых стали бить по голове, как и ментов будущего за пресловутые «палки».

Меняется мир, меняется эпоха – но пресловутая система остаётся прежней.

Перебросившись парой слов с метрдотелем и отдав последние ЦУ парням, я полез в автобус.

Чудо несоветского автопрома несколько раз дёрнулось, словно по нему пропустили электрический ток, и тронулось с места.

Внутри всё скрипело, шумело и качалось, мотор ревел не хуже самолётного. Поболтать по душам с Воробьём не получилось: я даже собственных слов не слышал, чего говорить про собеседника, а азбукой глухонемых мы оба не владели.

«Шарабан» подкатил к отделению, мотор заглох, «пассажиры» пошли на выход.

Я остановил Воробья, схватив его за рукав гимнастёрки:

– Слушай, ну как у вас – места появились?

Он отрицательно помотал головой.

– Шутишь? Пока только увольняют, новых давно не берут.

– Ясно, – вздохнул я.

– А чем тебя нынешняя работа не устраивает? – притворился он незнайкой. – Работаешь в тепле и светле, а не как мы, прости господи, в дерьме всяком. Пострелять захотел, ну как сегодня – опять тебе, пожалуйста. Ну, получка не в пример нашей!

– Это ты верно сказал. Тепло, светло, мухи не кусают, и пострелять удаётся. И деньги, конечно, хорошие. Но… Смотрю я на эти сытые и довольные хари и понимаю, что как же это – сука, несправедливо! Одни кровь проливают, другие ананасы с рябчиками жрут…

– Что – снова взять и поделить, да? – хмыкнул Воробей.

– Нет, конечно. Хватит уже переделов собственности. Ты извини – просто эмоции. Денёк выдался трудный.

– Без эмоций тоже нельзя. Понимаю тебя, брат Быстров. Понимаю и где-то даже сочувствую. Но ты в грех уныния не впадай – это ведь не только церковный грех, но и наш, большевистский. Всё, пошли оформляться.

– Пошли.

Началась стандартная милицейская канитель: допросы, протоколы, показания… К моим словам не цеплялись, зная, как обстоит расклад.

И всё равно – штука это весьма утомительная. К концу дня устал как собака, руки после писанины покрылись чернильными пятнами.

– Слушай, я схожу – помоюсь! – показал я следаку тёмные разводы на ладонях.

– Сходи, конечно.

Я вышел в коридор, направился к умывальнику.

– Жора, привет! Какими судьбами? – навстречу шагал улыбающийся, как Чеширский кот, Полундра.

– Да так, в злодеев немножко пострелять пришлось, – я не стал вдаваться в подробности.

– Как же, наслышан, – закивал он. – И без трупов, говорят, не обошлось.

– Всего один, – развёл я руками.

Внезапно Полундра посерьёзнел.

– Жора, у тебя минутка найдётся?

Я оглянулся в сторону кабинета, откуда вышел. С основными формальностями вроде покончено, если что и осталось, так… по мелочи.

– Для тебя все пять найдутся.

– Тогда переговорить нужно.

Мы отошли чуть подальше.

– Такое дело, Жора – в общем, не получается у Смушко добиться твоего восстановления. Кравченко – упырь, палки в колёса ставит, всё влияние в ход пустил.

– Ты серьёзно?

– С такими вещами не шутят, Жора. Если мне не веришь, спроси у Гибера и Смушко.

– А мне они чего сами не сказали?

– Расстраивать не хотят. До последнего надеются. Но только зря они так… Нельзя людям давать ложную надежду. Все до последнего ждали, что Кравченко в Москву заберут, и тогда с тобой сладится, только что-то с переводом пошло не так. В общем. Кравченко в губернии остаётся… А у него на тебя зуб, причём больной. И он ни за что тебя не пропустит.

– Спасибо, Полундра!

– За что?

– За то, что правду сказал. Раз не выходит ничего – не буду и я дёргаться.

– Останешься в кабаке своём?

– Не мой это кабак, – сурово посмотрел я на Полундру.

– Извини, так, к слову пришлось, – повинился он. – Так что – продолжишь охранником подвизаться?

– Нет, дружище, больше не могу. Этот кабак мне уже поперёк горла стоит. Достало меня. – Тогда что планируешь делать? В городе с работой хреново.

– В Петроград поеду. С ребятами из тамошнего угро перетру. Питер – город большой, авось и для меня местечко найдётся. На крайний случай – в Москву, тоже вариант.

– Смушко о планах расскажешь?

– Скажу, конечно. Пусть не дёргается. Если с самого начала не задалось, дальше только хуже будет, – твёрдо сказал я.