Мое любимое чудовище

Только вот по какой-то причине ей не хотелось обсуждать этого мужчину со своим порой весьма острым на язык братом, поэтому она ограничилась сказанным и спросила:

– Поужинаешь с нами?

Эдвин бросил на сестру быстрый изучающий взгляд, но столь неожиданную смену темы воспринял спокойно.

– К сожалению, нет. – Эдвин поднялся с дивана. – Договорился о встрече. Вообще-то я зашел узнать, как продвигаются дела с пьесой.

– Ужасно. – Лили со стоном откинулась на спинку стула. – Не представляю, как я писала диалоги раньше. Эти такие корявые, Эдвин! Пожалуй, стоит сжечь написанное и начать сызнова.

Обычно в подобных ситуациях брат шутками развеивал ее сомнения, но сегодня был как-то непривычно серьезен.

Выпрямившись, Лили посмотрела на Эдвина, и он поморщился.

– Что же касается…

– О чем ты?

Эдвин пожал плечами.

– Да так, ничего особенного. Просто я обещал, что пьеса будет готова к следующей неделе. Есть покупатель, который хочет поставить ее у себя дома.

– Что? – охнула Лили, почувствовав, как сдавило грудь. На мгновение ее охватила паника. Сможет ли она закончить пьесу за неделю?

Эдвин поморщился, и его подвижный рот принял довольно комичную форму.

– Дело в том, что в последнее время мне немного не везет в картах, и я хотел бы получить свою долю выручки, поэтому пьесу нужно продать как можно быстрее. Судя по всему, сначала мой покупатель нанял Мимсфорда, но старый мерзавец спешно покинул Лондон и оставил своих кредиторов с носом.

Несколько лет назад, когда Лили только начала писать, они с братом заключили сделку: Эдвин будет продавать ее пьесы под своим именем. Он мужчина, к тому же, в отличие от нее, обладал коммерческой жилкой, умел вращаться в аристократических кругах – чего Лили никогда не хотела, – и обзавелся множеством знакомых. В прошлом их тандем существовал весьма успешно, и вместе они заработали кругленькую сумму, но теперь, когда запасы денег таяли с каждым днем, Лили задумалась, не попробовать ли продавать собственные произведения самостоятельно. Конечно, это будет не слишком честно по отношению к Эдвину…

Лили покачала головой, пытаясь собраться с мыслями.

– Кому ты задолжал, Эдвин?

– Не говори со мной таким тоном, это оскорбительно. – Он с усмешкой посмотрел на сестру. – И очень напоминает нашу дорогую матушку.

От этих слов Лили охватило чувство вины.

– Но…

Эдвин порывисто подошел к ней, опустился на колени и взял ее руки в свои.

– Беспокоиться не о чем, дорогая. Правда. Просто закончи пьесу, ладно? И как можно скорее. – Он поднялся и звонко чмокнул ее в щеку. – Ты и сама знаешь, что ты гораздо лучше, чем этот писака Мимсфорд, а ведь его пьесы дважды подряд имели оглушительный успех в «Ковент-Гардене».

– Но, Эдвин, – беспомощно произнесла Лили, – что, если у меня не получится закончить пьесу так быстро?

Она заметила, как потемнели глаза брата, прежде чем он успел опустить голову.

– В таком случае мне придется найти другой способ получить наличные. Возможно, отец Индио…

– Нет! – Лили побледнела, ее сердце с силой забилось о грудную клетку. – Дай слово, Эдвин, что не станешь к нему обращаться.

– Ты же не можешь не признать, что он очень богат…

– Дай слово.

– Хорошо. – Эдвин недовольно насупился. – Но мне все равно как-то надо расплатиться с кредиторами.

– Я закончу пьесу, – пообещала Лили.

Эдвин взглянул на нее из-под ресниц, таких длинных и пушистых, что придавали ему невинный вид.

– К следующей неделе. – Голос Эдвина прозвучал беззаботно, но вместе с тем твердо.

– К следующей неделе, – кивнула Лили.

– Великолепно! – Эдвин расцеловал сестру в обе щеки и принялся кружить по комнате. К нему вернулось хорошее настроение. – Спасибо, дорогая! Просто гора с плеч. А теперь мне действительно нужно бежать. Зайду на следующей неделе, чтобы забрать рукопись, договорились?

И прежде чем Лили успела что-либо ответить, он направился к выходу.

И вот теперь она тупо смотрела на дверь. Ну и как ей закончить пьесу к следующей неделе?

– Почему мы прячемся в разрушенной галерее? – спросила Артемис Баттен, герцогиня Уэйкфилд.

Аполлон с любовью посмотрел на свою сестру близняшку, и губы его растянулись в улыбке. Она носила титул герцогини всего пять месяцев, но держалась так, словно была рождена для этой роли. Сегодня Артемис надела возмутительно дорогой темно-зеленый костюм с широкими кружевными манжетами. Ее каштановые волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, темно-серые глаза лучились спокойствием и счастьем. Аполлона радовали эти чудесные перемены, случившиеся с сестрой спустя четыре года, на протяжении которых она навещала его в Бедламе.

Однако мгновением позже в глазах Артемиды вспыхнуло отчаяние.

Достав из кармана блокнот, Аполлон написал: «Ты же не хочешь, чтобы тебя увидели посторонние, особенно Индио».

Пока сестра, сдвинув брови, читала написанное, Аполлон сунул руку в сплетенную из ивовых прутьев корзину, которую Артемис принесла с собой. В ней он обнаружил чистую рубашку – слава богу! – несколько пар носков, шляпу и небольшой сверток с восхитительной едой.

После нескольких лет пребывания в психушке он больше никогда не будет воспринимать еду – любую еду – как должное.

– Кто такой Индио? – спросила Артемис, когда Аполлон взялся за яблоко.

Зажав яблоко в зубах и не обращая внимания на сморщенный нос сестры, он написал: «Маленький, но весьма любознательный мальчик, проживающий с собакой, нянькой и любопытной матерью».

Брови Артемиды взлетели вверх, когда брат захрустел яблоком.

– Они живут здесь?

Аполлон кивнул.

– В этих развалинах?

Артемис окинула взглядом обугленные, осыпающиеся стены галереи, где раньше располагались музыканты. Перед ней возвышались ряды мраморных колонн, которые когда-то поддерживали крышу над прогулочной аллеей. Крыша обрушилась во время пожара, да и колонны изрядно потрескались и осыпались. Аполлон уже придумал, что с ними сделать. Если их немного очистить от сажи и умело поработать молотком в некоторых местах, то они превратятся в живописные руины, хотя сейчас напоминали покрытые копотью пальцы, устремленные в небо, и навевали уныние.

Аполлон занял одно из помещений за галереей, где когда-то музыканты, танцоры и актеры готовились к выступлениям. В свое новое жилище он принес соломенный матрас и пару стульев. Крышу заменил натянутый от угла до угла кусок брезента, который защищал от дождя и ветра. Обстановка получилась спартанской, зато здесь не было блох и клопов, то есть рай на земле по сравнению с Бедламом.

Аполлон забрал у сестры блокнот и написал: «Они живут в театре. Она актриса – Робин Гудфеллоу. Харт позволил ей пожить здесь некоторое время».

– Ты знаком с Робин Гудфеллоу? – На мгновение Артемис забыла о титуле и вновь превратилась в маленькую девочку, с благоговением взиравшую на конфету за полпенса.

Решив, что ему нужно побольше узнать об актерской карьере мисс Стамп, Аполлон осторожно кивнул, Артемис уже успела взять себя в руки.

– Насколько я помню, Робин Гудфеллоу довольно молода. Уверена, ей не больше тридцати.

Аполлон беззаботно пожал плечами, но, увы, сестра знала его уже очень давно и очень хорошо. Явно заинтересованная происходящим, она подалась вперед.

– И, должно быть, она очень остроумна, раз играет все эти очаровательные мужские роли…

Мужские роли? Это было весьма рискованно. Аполлон нахмурился, а его сестра продолжала болтать:

– Прошлой весной мы с кузиной Пенелопой видели ее в какой-то пьесе здесь, в «Хартс-Фолли». Как же она называлась? – Артемис задумчиво сдвинула брови, но потом покачала головой. – Впрочем, это не важно. Ты с ней говорил?

Аполлон многозначительно посмотрел на блокнот.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Однако Аполлон уклонился от правдивого ответа. «Мои обстоятельства не располагают к светским визитам вежливости».