Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 36

— Ребята, стойте, от этой тетки мы кое-что выведать сможем, она ведь главный беспроволочный телеграф у нас в поселке. — Тетка шла быстро, опираясь на тонкую суковатую палку. Иногда она останавливалась, чтобы походя успеть пошевелить палкой траву, растущую вдоль тропинки. — Калган-корень ищет — средство от сорока болезней, — сказал Семен. — Потом настойки делает и продает во флакончиках. Ловкая тетка — из ничего деньги умеет делать.

Взобралась она на дамбу и прямо к нам. Поставила кузовок у пенечка и присела. Глазками-буравчиками сверлит нас и ехидновато улыбается.

— Что, хлопчики, у разбитого корыта сидим? Лягушек считаем? — спросила тетка. — Ну, ну, любуйтесь на безобразие директора совхоза Дзюбы. Ведь это он бумажечку подписал на погибель Бусинки. А вы, пионеры всему примеры, сидите тут да глазки пучите на эту трясину. Эх вы!..

— А откуда вы знаете, что бумажечку подписал Георгий Степанович Дзюба? — поинтересовался Вилен.

— Я, пионерия, все знаю, потому как всем интересуюсь, не то, что вы. Это я вам по особому секрету сообщаю, а вы уж дальше сами кадило раздувайте, чтобы. Дзюбе этому жарко было.

Я смотрел на хитрое лицо этой тетки, на ее с проседью волосы, на серьги с разноцветными камушками и почему-то не верил ни одному ее слову, выскакивавшему сквозь щель тонких, ярко накрашенных губ. Суетливые движения ее рук, бесцельно перебиравших в кузовке набранную «лечебную» травку, словно отыскивали на ощупь самые нужные травинки. Но это было для нее не главное. Она что-то нам не досказала и сейчас выбирала удобный момент для сообщения. Мы молча наблюдали за теткой. Помолчав немного, она встала с пенька, отряхнула юбку, ухмыльнулась лукаво и как бы в шутку ткнула пальцем Семку в лоб. Семка оттолкнул ее руку и с удивлением спросил:

— Вы что, тетенька, в лоб меня тычете? Что я, ваш родственник, что ли?

— Да нет. Какой, ты родственник. Просто указала на пустую голову. Все вы и галстуки имеете красненькие, и иногда в строю ходите, в трубу медную дуете, а толку от вас чуть. Проморгали Бусинку.

Упрек был, может быть, и справедливый, но разве кто-нибудь мог предвидеть, что такое случится?

— Эх вы… — с упреком произнесла тетка и направилась было уходить. Вилен встал поперек ее пути и вновь спросил:

— А все же почему вы считаете, что виноват в этом Георгий Степанович Дзюба? Вы что, видели, как он подписывал бумажку?

— Не видела, — со злостью сказала тетка. — Но такие слухи по поселку ходят.

— А про вас тоже разные слухи ходят, — вставил Семен. — Да еще какие.

— Какие же про меня слухи ходят, а ну говори? — Тетка угрожающе шагнула к Семену. Семен не отступил. Он смело глядел в ее глаза.

— Да ну, тетя, стоит ли говорить. Вы лучше научите нас, как нам дальше поступать? — с нескрываемой иронией спросил Семен.

— А поступать, если хотите знать, я вас научу! Возьмите да побейте окошки в кабинете у Дзюбы. И никто вам за это ничего не сделает. Дело-то ваше все равно будет правое. Вот и делу конец. А если что, вас все поддержат. Вы же пионеры, за природу боретесь. Только не говорите, что я вас на это толкала. А уж если что, то мы вас всем народом выручать будем.

Смотрел я на эту хитрую гражданку и думал: «Вот же бывают на земле на нашей такие гражданки».

— Скажите, а чего вы так на директора совхоза окрысились? — спросил я ее. Тетка как-то изучающе взглянула на меня. Потом повернулась к Вилену и, кивнув в мою сторону, спросила:

— Это что за хлопец? Не тот ли, который из Москвы с ученым агрономом приехал?

Я ей сказал, что я действительно приехал из Москвы.

— А интересно, почему мы все-таки должны стекла побить у директора?

Тетка сверкнула очами на нас и махнула рукой:





— А идите вы к шуту. Ничего я вам такого не говорила.

— Говорила. Только что говорила. Но бить стекла мы все же не будем, — сказал Вилен. — А знаете почему? Вы же сами говорили, что мы пионеры. Вот по этому самому и не будем.

Тетка резко повернулась, взяла свой кузовок и быстро зашагала по тропке к поселку, Остались мы у спущенного пруда сноба втроем. Проводили мы ее взглядом, пока она не скрылась из виду.

— Ишь на что нас толкала, куркулька, — сказал Семка и показал вслед этой гражданке кукиш.

— А кто она такая? — спросил я у Семки. Но он не ответил мне. Пожал плечами. Махнул нам всем рукой и сказал:

— Пошли домой.

По дороге к поселку кое-что все же выяснилось. Понемногу, понемногу, и ребята рассказали мне разные разности об этой гражданочке. Узнал я от ребят и о нашем директоре совхоза Георгий Степановиче Дзюбе. Оказывается, он был командиром партизанского отряда. Имеет девять боевых наград. Четыре раза был ранен. Фашисты его считали «неуловимым». Охотились за ним и обещали тому, кто укажет, где находится отряд Бороды (такая была его подпольная кличка среди партизан); дать надел земли, корову и немецкие марки. Да только предателей среди местного населения они не нашли.

Говорили ребята и про здоровье Георгия Степановича. Сердце у него шалит очень, и частые приступы сердечные бывают. Ему бы уже и на пенсию пора, да только он не соглашается, говорит: «Вот построю Дворец культуры из стекла и бетона, библиотеку отгрохаю, баню для любителей попариться и кое-что еще успеть бы, а там и пенсионную книжку в карман положить можно будет».

Вот, ребята, что я узнал еще за один день наших каникул.

Дни мчатся быстро и события накапливаются. Будет о чем вспомнить. А вот Бусинка из головы не выходит. Вечером, когда я забрался на свой чердак на ночлег, перед сном пришла мысль: прийти с ребятами к Георгию Степановичу в кабинет и выспросить у него все поподробнее, кто же все ж таки будет отвечать за Бусинку? Неужто все так и останется загадкой для всех и станут ходить разные тетеньки и распространять всевозможные небылицы? А может быть, предложить Георгию Степановичу свои услуги: съездить, в киностудию и там сказать, что дело у нас такое небывалое приключилось из-за вашего режиссера и что вы теперь с ним делать будете? Заявить об этом от имени всех школьников нашего поселка.

Я уверен, что ребята согласятся с моим предложением. А что? Вполне нормальное предложение. Директор занят, у него дел по горло здесь, в совхозе, а у нас каникулы, нам ничего не стоит съездить в Киев и наделать там шороху. Пусть только нам поручат. А что, если нам взять и написать письмо в «Пионерскую правду»? Как вы думаете, ребята? Если будут у вас какие-нибудь мысли по этому поводу, немедленно пишите мне.

Вот, пожалуй, и все про Бусинку. Если будут какие-либо новости, я дам вам знать. Выключаю карманный фонарик. Засыпаю.

А. Костров.

Оперетта приехала

Иван и Юра, привет!

Все, что я рассказываю вам в письмах, может быть, вам совсем не покажется таким уж ярким и занимательным, ну что ж поделаешь… Конечно, день на день непохож. А это и хорошо, что непохож, а то будут дни как матрешки одинаковые, только и разница, что одна больше, другая меньше.

У нас тут с опереттой смехота получилась. А в общем, все по порядку: умылся я утром, почистил зубы. Мама мне белую рубашку погладила. Надел я коричневые шорты, на пробор волосы зачесал и отправился в клуб на оперетту областного передвижного театра, который должен был в воскресенье показывать новый спектакль «Баранкин, будь человеком!» (музыка С. Туликова, пьеса В. Медведева).

Направление взял я на Зеленую улицу, где должен был ждать меня Семка Галкин. Встретились мы с ним и двинулись к Вилену. Вилен и Семка тоже принарядились ради «Баранкина». Семка полный карман семечек тыквенных прихватил, чтобы скучно не было. Я спросил его: «А разве у вас в клубе можно семечки грызть?» — «Сколько хочешь — и никто слова не скажет».

Начало спектакля назначено на афише в 11 часов, но мы подошли к клубу в 10.30, чтобы места занять получше.

Возле клуба уже народ толпится, ждут, когда впускать будут. Мы к дверям поближе протиснулись. Клуб наш совхозный, прямо скажу, не Большой театр и похож он на большой складской сарай. Только хотел я вам рассказать не о стареньком клубе, а самом спектакле.