Большие каникулы

Вы знаете, ребята, если зайти в лес километров на десять вглубь, наткнешься на запретную зону. Недавно там на мине корова подорвалась (представляете: прошло столько лет после войны, а мины еще попадаются). Корова была собственностью одной местной тетки. Ох, как она голосила, если бы вы слышали: платком слезы вытирала и причитала: «Красавица была моя Маня! — так звали ее корову. — Молоко давала — чистейшие сливки четыре ведра. Ни одной такой коровушки во всем совхозе, и в районе, и в округе не найти». Я, слушал ее причитания и все ждал, что она вот-вот скажет, что ее корова готовый сыр давала и творожники с изюмом. Ходят слухи, что эта тетка самогон гонит из сахара и пшеницы. Ловкая тетка — никто своими глазами, не видел, как она самогон гонит, но об этом все говорят. Глазки у нее узенькие и будто насквозь, просверливают. Вот сколько я вам порассказал, даже рука онемела. Да вот еще занозу из пятки вытащить надо (босиком хожу).

Друзья, пищите чаще. Адрес на конверте точный.

А. Костров.

Скрипка играет…

Здравствуйте, хлопцы!

Помните, я писал вам, что у нас тут есть два пруда. Так вот, сначала про Бусинку.

Вчера у папы, выдался совсем свободный день. Мама очень обрадовалась. Я пристал к папе, чтобы он со мной пошел в лес — на пруд порыбачить. Папа согласился, а мама рассердилась, стала упрекать его за то, что он ни один выходной не посидит дома. В общем, с трудом, но мы ее уговорили отпустить нас.

Мама шлепнула меня полотенцем по спине, и сказала: «Ладно уж, украл отца и не ухмыляйся».

Мы с папой, уложили в рюкзак картошку для ухи, я зеленого луку нарвал в огороде, укропу, огурцов и… (Вы пошевелите мозгами, у нас — свой огород! Редиска, лук, морковь, десять подсолнухов, растут, их, правда, никто, не сажал, не сеял, они сами по себе выросли.) В общем, взяли мы все, что нужно для рыбалки: кастрюльку, две ложки, миску и подались за калитку.

Мелколесье начинается сразу же, в пятидесяти шагах от дома. Идем по обочине дороги. Свистим, песни поем, загадки друг другу загадываем, чтобы веселее было. Вот скажите, когда человеческие руки становятся сразу тремя местоимениями? Ага, заело!.. Ладно, не ломайте голову. Отвечу: когда руки бывают вымыты. Три местоимения: «вы», «мы», «ты».

Или вот еще: когда местоимения мешают машинам ездить по дорогам?.. Ну-ка поскрипите, подумайте… Туго, да? Ну ладно, так и быть: когда на дорогах ямы. Местоимения: «я», «мы». Когда кончилось мелколесье, начался сосновый бор. Мы остановились. Папа снял свои ботинки, связал их шнурками и повесил мне на плечо. Идем по лесу и все вокруг разглядываем. Вдруг сзади нас послышался топот. Оглянулись. Видим, Вилен Кацура бежит.

— Узнал, — говорит, — что вы на Бусинку пошли, и припустился за вами.

Через час мы уже были у пруда.

Эх, ребята, такой пруд и такую природу можно увидеть разве только в цветном кино и один раз в тысячу лет! Ну представьте себе: идешь по лесу, а между деревьями колонны солнечных лучей, а между кронами деревьев синенькие пятнышки неба, а муравейники словно огромные перевернутые ласточкины гнезда. Птицы как будто слетелись на птичье собрание. На полянах ромашек миллиарды.

Сразу же за поляной пруд — Бусинка. Воду пруда сдерживает насыпная дамба. Нашли мы втроем мировое местечко, размотали удочки (Вилену тоже одна досталась), насадили червяков на крючки и закинули лески, а сами сидим разговариваем между собой. Зайчишка неподалеку от нас пробежал скачками и запетлял в глубь леса. Папа оторвет взгляд от поплавка, оглядится вокруг и вдруг произнесет: «Надо же… красиво-то как». В общем, часто он восторженно ахал да руками всплескивал.

Из камышей два чирка выпорхнули. Полетали, полетали над прудом и снова опустились на воду в камышах.

Вот так… сидим себе тихонько и рыбачим. Кое-что поймали. Вдруг из леса к нам человек приближается в черном кителе с дубовым листом на рукаве и на фуражке. Через плечо ружье-двустволка.

— Здравствуйте, товарищ Костров Павел Савельевич! — обратился он к папе.

Папа поздоровался с ним. Это был лесной обходчик.

— Кому-кому, а главному агроному совхоза надо бы знать, что рыбку ловить в этом пруду запрещено. Тут мы карпа зеркального запустили. Вам как новичку на первый раз предупреждение, — сказал лесничий, чуть улыбаясь.

— …Ну что ж, нельзя так нельзя. — Папа выплеснул пойманных рыб из ведерка.

Короче говоря, удочки мы смотали и пошли домой…

Устал я писать вам, а толком так ничего и не рассказал. Ну да ладно, в следующем письме продолжение прочитаете… Хотя нет. Еще немного поцарапаю бумагу.

Письма я вам пишу на чердаке при свете карманного фонаря. Кругом тишина, и я пишу. Сюда, на чердак, я притащил матрац и простыню. Так что теперь спать буду здесь, на чердаке. Эх, вас бы сюда ко мне!

Вот бабочка ударилась в фонарик… Тихо, ребята… Где-то играет скрипка… Вот интересно: никогда раньше не любил скрипку… А тут… Как здорово! Недалеко где-то играет. Совсем недалеко. Дома через три от нас… Может быть, в нашем поселке какой-нибудь лауреат проживает инкогнито, а мы и не знаем… Скрипнула дверь в нашем доме… Это моя мамуля. Я ее по шагам узнаю.

— Спишь, Андрей?

— Давным-давно сплю.

— Одеяло второе возьмешь?

Я ей с чердака:

— Я же на матраце, а под ним сено. Мягко.

— Ну спи. Спокойной ночи!

И вновь дверь скрипнула. В дом ушла.

Вот она: «Тиха украинская ночь». Ой тиха. Мне кажется, что такую тишину рукой пощупать можно. Вожу фонариком по старым балкам чердака, по всем темным углам. Все кажется таинственным, загадочным, Немного жутким. Но это оттого, что ночь кругом. Вот где мечтается! Слуховое окно открыто настежь. Я смотрю из темноты в него, и кажется, что я в иллюминатор Наутилуса гляжу. Над поселком бледным шариком плавает луна. Я встал со своей постели, пробрался к окну, оперся руками о самый край и гляжу на ночной поселок. Совсем рядом пролетела какая-то, ночная птица и растворилась в лунном свете. И даже шороха крыльев не было слышно. Вот простор для ночной путешественницы! Правда? Луна медленно проплыла над совхозным клубом. Вот чуть задержалась над домом Вилена. Пристроилась на чьей-то телевизионной антенне и дальше… По полям… по лесам…

Вернулся я на свою постель и теперь лежа смотрю на мутно-молочное пятно слухового окна. Кажется… я уже… засыпаю… Вот дослушаю сверчка… Он где-то совсем рядом… Я его обязательно дослушаю. Привет…

Ужас что произошло

Здравствуй, Юрка! На днях у нас произошло большое несчастье. Такое, что я никогда не забуду.

Прибежали ко мне вчера Вилен Кацура и Семка Галкин, бледные, запыхавшиеся, сообщают, что Бусинки больше нет. Сначала я не поверил им. Семка схватил меня за руку и говорит дрожащим голосом: «Бежим, бежим с нами в лес — сам увидишь». И мы припустились во всю прыть.

Примчались к Бусинке… И что же там увидели: камыш весь повален, истоптан, лодки исчезли, и только замшелые большие камни громоздятся в грязи на дне пруда, да в тине головастики шевелятся. На дамбе валяется деревянный заслон, который сдерживал воду.

У пруда (теперь уже бывшего) застали мы совхозного плотника деда Лагутина. Сидит он на старом пне, голову склонил на колени и что-то, шепчет про себя: то ли молится, то ли ругается. Нагнулись мы к нему. От него водкой пахнет. Семка спросил его:

— Это кто же такое натворил?

Дед голову приподнял, мутным взглядом на нас посмотрел и говорит:

— Я виноват, ребятки, во всем я виноват…

— Ты? — закричал Семка. — Ну, дед, мы тебя сейчас судить будем за такое дело.

Он взглянул на нас дымчато-серыми глазами. Зашмыгал носом и сказал:

— Свяжите меня чем-нибудь покрепче, оттащите, где тина пожиже, и киньте с размаху, чтобы меня там засосало. Я вам даже спасибо скажу за это.

Мы растерялись и не знаем, что с ним делать.

— Вяжите! — приказал дед Лагутин.

Мы стали связывать его, по его личной просьбе, своими ремнями от брюк. Когда мы его связали, Семка ухитрился сунуть ему под ребро кулаком, дед ойкнул и говорит: «Кулачишка у тебя остренький, внучок». А Семка ему: