Страница 3 из 5
— А вдруг местные жители…
Я понял, что несу какую-то чушь, и замолчал. Жестокий сюрприз. А мы-то думали — открыли новую планету! И нате вам: улица с покрытием из земного пермапласта.
— Куда хоть ведет эта улица? — риторически спросил я.
Ма ответила на него как и положено всякой здравомыслящей женщине.
— Чем задавать глупые вопросы, лучше пойдемте и посмотрим, — сказала она.
Идти теперь стало легче. Добравшись до холма, мы увидели двухэтажное кирпичное здание. Вывеска на староанглийском языке сообщала: «Ресторан „Бонтон“».
— Я бы…
Ма вовремя прикрыла мне рот рукой, поскольку я все равно сморозил бы какую-нибудь глупость. Тем более здание находилось от нас в сотне ярдов, в том самом месте, где улица делала крутой поворот.
Я подошел к ресторану первым и открыл дверь с намерением войти внутрь… Никакого «внутрь» там не было. Здание напоминало декорацию, какие строят для съемок фильмов. За дверью был не зал ресторана, а все те же холмы и долины Сириуса-понарошку.
Я попятился и еще раз посмотрел на вывеску. Дверь я оставил приоткрытой, чтобы и остальные полюбовались этим зрелищем. Так мы стояли молча, пока Ма не потеряла терпение и не спросила меня:
— И что ты намерен делать?
— А что ты желаешь? — в свою очередь спросил я. — Чтобы я пошел и заказал омаров на обед? Да, забыл спросить, шампанское тоже заказывать?
Недопитая бутылка торчала у меня из кармана куртки. Я протянул бутылку сначала Ма, потом Элен, а затем влил в себя почти все, что осталось. Должно быть, я превысил допустимую скорость вливания шампанского в собственную глотку. В носу у меня защипало, и я громко чихнул.
Теперь я был готов к любым неожиданностям и снова направился к двери несуществующего ресторана. Если это декорация, рассуждал я, то я погляжу на нее с обратной стороны и, может, пойму, давно ли она здесь стоит. Увы, обратная сторона оказалась гладкой, словно лист стекла. Похоже, все это было сделано из какого-то синтетического материала.
Я наклонился и осмотрел землю. Ничего примечательного я не увидел, если не считать нескольких отверстий, проделанных насекомыми. В этом я не ошибся: рядом с одним отверстием сидел большой черный таракан. Впрочем, может и стоял; поди разберись, сидят эти твари или стоят? Только я сделал шаг в его направлении, как таракан юркнул в свою нору.
Мне стало немного легче. Я вернулся к своим и сказал:
— Представь себе, Ма, я видел таракана. И знаешь, что меня поразило?
— И что же? — спросила она.
— А то, что в нем не было ничего поразительного. Мы здесь достаточно успели навидаться разных умопомрачительных штучек. Вспомни страуса при шляпе, птичек с пропеллерами. Наконец, дорога, ведущая в никуда, и дом, где за фасадом пусто. Но таракан был самым обыкновенным. Ни рогов тебе, ни перьев.
— Ты в этом уверен? — спросила Элен.
— Более чем уверен. А теперь не пойти ли нам дальше? Все-таки интересно, куда нас приведет эта дорога.
Мы пошли и вскоре увидели куда. Опустившись в долину, дорога вновь круто повернула и привела нас к шатру. К верхушке шатра был прикреплен большой флаг с надписью: «Поставишь грош — миллион унесешь!»
На этот раз я даже не пошатнулся и не присел от удивления.
— Смотри-ка, Ма. Флаг точь-в-точь слизан с того, что когда-то развевался у Сэма Хейдемана над его шатром игровых автоматов. Ты еще помнишь Сэма и старые добрые времена?
— Это когда вы пили с ним, не просыхая? — сказала Ма.
— Брось, Ма. Тебе же нравился Сэм.
— Ты мне тоже нравился, но это не значит, что вы оба вели себя как ангелы.
— Ты преувеличиваешь, Ма.
Мы подошли к шатру. Он показался нам вполне настоящим матерчатым шатром, потому что его стенки слегка подрагивали на ветру.
— Мне что-то боязно отдергивать полог, — признался я. — Кто из вас хочет заглянуть внутрь?
Но Ма уже отодвинула полог и просунула туда голову.
— Привет, Сэм, старый пьянчужка.
— Ма, хватит шутить, иначе я…
Однако я и сам не заметил, как оказался внутри шатра. Внутри настоящего четырехугольного полотняного шатра, достаточно просторного и заставленного до боли знакомыми игровыми автоматами. В будочке разменщика монет сидел… Сэм Хейдеман. Трудно сказать, кто из нас двоих больше удивился неожиданной встрече.
— Папаша Уэрри! Надо же, провалиться мне в собственную задницу! — воскликнул он и только потом спохватился, что мы с ним не в мужской компании.
Но сначала мы с Сэмом вдоволь похлопали друг друга по спине и крепко пожали руки. Затем он извинился перед Ма и Элен за «некоторую вольность языка», после чего я познакомил его с Джонни Лэйном.
Все было как в те давние времена, когда мы с ним странствовали по Марсу и Венере и подзадоривали людей попытать счастье. Сэм рассказал Элен, что помнит, когда она была еще «вот такусенькой», и спросил, не помнит ли она его.
А затем Ма громко шмыгнула носом.
Когда Ма так шмыгает носом, значит, мне нужно на что-то обратить внимание. Я оторвал взгляд от старины Сэма, посмотрел на жену, а потом и туда, куда указывали ее глаза. Носом я не шмыгнул, но рот от удивления открыл.
Из дальнего конца шатра к нам шла женщина. Я назвал ее женщиной, поскольку не мог найти подходящего слова для этого создания. В ней слились одновременно святая Цецилия, Гиневра и «красотка Петти».[4] Она была подобна заходу солнца в Нью-Мексико и холодному серебристому блеску марсианских лун над Садами Экватора. Она напоминала неистовое цветение венерианских долин ранней весной и чарующие звуки скрипки Дорзальского. Повторяю, словами этого не выразишь.
Неудивительно, что я разинул от удивления рот. Но чтобы рот разинул наш образцовый пилот? И не просто разинул, а еще и громко вздохнул. Я еще ни разу не видел, чтобы Джонни на кого-нибудь разевал рот, не говоря уже о вздохах. Бедняжка Элен, подумал я. Попался мальчик, и, похоже, всеми коготками.
Состояние Джонни послужило мне неплохим напоминанием, что мне скоро стукнет пятьдесят и я счастлив в браке. Я крепко сжал руку Ма.
— Сэм, на какой планете ты раскопал такое…
Сэм оглянулся назад.
— Мисс Эмберс, — сказал он, — я хочу познакомить вас с моими давнишними друзьями, которых неведомым ветром занесло сюда. Миссис Уэрри, это мисс Эмберс, кинозвезда.
Он поочередно представил ей Элен, меня и, наконец, Джонни. Ма с Элен были предельно вежливы. Что касается меня, то внешне могло показаться, что я — неотесанный мужлан, который даже не заметил протянутой руки мисс Эмберс. Меня не оставляло предчувствие: если я возьму эту руку, то забуду отпустить ее и заодно забуду свой возраст, счастливый брак и все такое. Видели бы вы мисс Эмберс, вы бы поняли меня.
Джонни забыл отпустить ее руку.
— Папаша Уэрри, старый ты пират, — добродушно улыбаясь, говорил мне Сэм. — Как тебя сюда занесло? Я-то думал, что ты осел где-нибудь в колониях, иначе обязательно пригласил бы тебя в съемочную группу.
— В съемочную группу?
Кажется, все увиденные нами несуразности имели вполне логичное объяснение.
— Да. Киноконцерн «Межпланетное кино». Я у них консультант по игровым автоматам. Тут понадобилось снять несколько сцен в шатре с игровыми автоматами. Я вспомнил, что меня на складе есть готовый реквизит. Привез сюда, поставил. У киношников сегодня выходной день. Они в нашем лагере, поэтому здесь пусто.
Наконец-то все начинало вставать на свои места.
— Слушай, а фасад ресторана, что мы видели по дороге, — тоже ваша декорация? — спросил я.
— Разумеется, как и сама улица. Сама улица киношникам была не нужна, но для какого-то эпизода им понадобилось снять прокладку дороги.
— Теперь понятно. А что ты скажешь про страуса с галстуком-бабочкой или пропеллерных птиц? Уж их-то никак не отнесешь к кинореквизиту. Или ваши ребята и до такого додумались?
Они вполне могли додуматься. Я слышал, что «Межпланетное кино» выдает непревзойденные трюки.
4
Святая Цецилия — дева-великомученица, покровительница церковной музыки, одна из наиболее почитаемых святых первых веков христианства. В IV–V вв. ее имя было уже хорошо известно в католическом мире. Гиневра — жена короля Артура (см. мифы и легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола). «Красотка Петти» — длинноногая девушка-сорванец, веселая и неунывающая. Появившись в середине 30-х годов прошлого века, она в течение двадцати лет оставалась своеобразным феминистским символом Америки. Своему появлению на свет обязана американскому художнику Джорджу Петти (1894–1975). Прообразом «красотки Петти» послужила жена художника, а впоследствии — его дочь. (Прим. перев.)