Колхозное строительство 1

– Не знаю, Пётр Миронович, смогу ли я бросить курить. Столько лет смолю, – тяжело вздохнул Петров, просительно склонив голову.

– А как же вы пример своим подчинённым показывать будете? Кроме того, я собираюсь предложить Городскому Совету Народных Депутатов принять постановление, запрещающее курить в общественных местах города Краснотурьинска. А ваша редакция, вся целиком, и есть «общественное место». Неужели будете бегать через дорогу в кусты, и там, под пронизывающим ветром или под дождём, быстренько, «не в затяг», пыхать, как школьник?

– А надо ли взрослых людей принуждать к «бросанию»? Вон Фидель Кастро курит, Брежнев, Черчилль сигару из рук не выпускает, – попытался найти союзников Петров.

– Ну, раз самый главный враг нашей с вами страны господин Уинстон Черчилль курит, то вам, конечно, сам бог велел, – усмехнулся Пётр.

Он уже остыл после «разгона» курильщиков, но сдаваться не собирался.

– Я попрошу Франка, чтобы он пригласил вас на вскрытие трупа заядлого курильщика. Полюбуетесь лёгкими. И это не обсуждается. Человек, который возглавит в Краснотурьинске борьбу с курением, должен быть «в теме».

– Охо-хо, принесла вас нелёгкая, Пётр Миронович. А говорят, вредно резко бросать – вес человек набирает.

Штелле оглядел главного редактора – веса в том было от силы пятьдесят кило.

– Ну, вам, Фёдор Тимофеич, пяток килограмм набрать не повредит. Жду вас в воскресенье на лыжах в парке, будем вам лёгкие чистить. Только я ведь не только за этим к вам пожаловал. Хочу одну идею интересную озвучить.

Пётр рассказал про свою задумку о литературном приложении к газете.

– Стругацкие. Как же, читал. «Трудно быть богом» – очень неплохая вещь. Только там ведь нужно согласие авторов.

– А согласие нужно для целого произведения, или для частичного тоже необходимо? Ведь есть такое понятие как цитирование. Давайте поступим так: будто бы вы с тем же самым товарищем Германом спорите о достоинствах этого произведения и цитируете его отдельными главами.

– Ну, это на грани, – Петров помассировал подбородок, – Может, созвониться с авторами и договориться с ними?

– Фёдоров умер же. Чего мы боимся? Стругацкие сюда не приедут. А даже если до них и дойдёт наше приложение, то, в крайнем случае, заплатим несколько рублей – тиражи ведь у нас небольшие будут. Я думаю – первый выпуск вообще на пробу сделать в сотню экземпляров. Кроме того, если эта идея сработает, то предложить читателям вашим подписаться на приложение. Ну и на всякий случай не указывать нигде ни адреса издательства, ни названия. Пусть и называется нейтрально – «Литературное приложение». И в розницу после рекламной кампании не продавать. Пусть выписывают газету и приложение. Понятно, что стоить оно должно не три копейки, а хотя бы тридцать.

– Хорошо. Я всё же проконсультируюсь кое с кем, – Петров поднял палец вверх.

– Да пожалуйста. Всё, меня там во Дворце дети ждут. Побежал.

Событие двенадцатое

Вика Цыганова сидела за пианино и пела песню. В небольшом зале было несколько стульев. Один из них занимал руководитель симфонического оркестра Дворца культуры металлургов Отто Августович Гофман, второй – руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец, третий – сам директор ДК БАЗа Евгений Яковлевич Глущенко. Пётр зашёл тихонько, чтобы не помешать Вике. Дверь находилась сбоку от стульев, и его появление руководители дворца культуры должны были бы заметить, но этого не произошло. Все трое мужчин слушали, открыв рты, и плакали, даже не утирая слёзы. Просто не замечали их. Десятилетняя девочка Маша пела песню Мартынова на слова Андрея Дементьева «Баллада о матери». Голос у девочки был звонкий и чистый, а четыре с лишним десятка лет, которые провела на сцене Вика Цыганова, позволили этот голос ещё и правильно подать. Может, получалось чуть хуже, чем у певицы Зары – а может, и не хуже, ведь трое взрослых дядек плакали.

А потом без перерыва почти Вика грянула «День Победы».

Когда песня закончилась, Пётр решил прервать концерт и захлопал в ладоши. Медленно, как сомнамбулы, трое слушателей повернулись к нему.

– Пётр Миронович! Машенька сказала, что сейчас споёт ваши песни. Эти песни? – первым пришёл в себя Гофман.

Пётр знал его историю, более того – с его дочерью он учился в одном классе. Через два года Отто Августович купит автомобиль «Москвич», набьёт его полный охотниками и перевернётся. Все погибнут – выживет только собака – и симфонический оркестр распадётся. Не найдётся второго такого подвижника. Нужно будет это предотвратить – вот только как? Жизнь в Краснотурьинске теперь ну очень круто поменяется. Может, просто не позволить ему купить машину? Или ещё лучше, прикрепить авто с шофёром?

– Вам не понравилось? Маша, а ты какие песни ещё спела? – обратился он к продолжающей сидеть с поникшими плечами Вике Цыгановой. Устала.

– Все десять.

Да, за последние пять дней они подготовили слова и музыку, пусть пока без всякой аранжировки, к десяти песням о войне.

«Бери шинель, пошли домой». «Нам нужна одна победа» – тоже Булата Окуджавы. «Сыновья уходят в бой» – Высоцкого. «Он вчера не вернулся из боя» – его же. «Мы вращаем Землю» – опять его. «Маки» – нетленка Юрия Антонова. «Колоколенка» – великая вещь Леонида Сергеева. «Баллада о матери» – песня Мартынова на слова Андрея Дементьева. «Журавли» – сумасшедшая вещь Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова, правда, в обработке «Високосного года». «День Победы» – гимн Тухманова на слова Владимира Харитонова.

– Маша сказала, что это ваши песни. Это правда? – подскочил к Петру директор Дворца культуры.

– Маша поскромничала. Она вообще очень скромная девочка. Слова одной из них написал поэт Расул Гамзатов – я её только чуть исправил. У него там про гусей, а я их на журавлей поменял. Остальные стихи мои, а вот музыку мы с Машенькой вместе писали, и тут львиная доля её. Я-то сам нот не знаю, – развёл руками Штелле.

– Пётр Миронович! В это с трудом верится… – начал было Гофман, но его прервали.

– Это правда! Я ведь сама слышала, как папа с Машей песни по вечерам под гитару писали! – набросилась на работников культуры «дочь» Катя, до этого мышкой сидевшая в углу зала.

– Да я не сомневаюсь в авторстве. («А зря!» – мысленно вздохнул Пётр). Просто из этих десяти песен две точно великие, за них вам дадут как минимум Государственную премию. А остальные настолько необычны, что их даже сравнивать не с чем. А «День Победы»! Да нужно половину наших композиторов разогнать. Они такую песню не напишут.

Пётр вспомнил, с каким трудом пробивалась именно эта песня. А ведь сейчас будет ещё хуже! Тогда не пущал председатель правления Союза композиторов РСФСР Родион Щедрин, грудью ложился на амбразуру – так там хоть был известный поэт и фронтовик Владимир Харитонов, ну и Тухманов тоже был членом союза. А кто такой Тишков? Официально ему точно не пробиться. Есть, правда, нюансик: он и не собирается идти тем путём. Наплевать на Москву и корифеев. Мы сначала завоюем народ, а уж потом мэтры сами всё, что нужно напишут. И про самородков, и про таланты из народа. Выбора у них не будет.

С песнями получилось непросто. Скорее всего, часть слов заменена на отсебятину – особенно в песне «Мы вращаем землю». Дак, может, она и не хуже стала, а лучше! Они несколько раз спорили с Викой о том, кого объявлять автором – не хотела Цыганова чужие песни себе приписывать, у неё и своих полно. Полно-то полно, но с ними решили погодить – там почти везде ругают власть, и везде есть упоминание бога. Как воспримут слушатели слова: «С нами бог и Андреевский стяг»? Не прокатит – по крайней мере, для первых песен. Вот и решили, что автором стихов выступит Пётр, тем более что он стихи и так пишет, а авторство музыки разделят пополам. Он-то ведь нот не знает.