Страница 70 из 74
— АНА-А-АФЕМА-А-А-А! — Мощный голос заставляет тело дрожать от плохих предчувствий.
Курт отчаянно ищет взглядом того, кто пытается совершить воззвание к богу. И находит.
Гладковыбритый священник стоит в нескольких сотнях метров. Его белоснежное одеяние в крови, на сочащейся кровью руке не хватает большинства пальцев.
— Ана-афема-аа! — Протяжным, поставленным голосом взывает он. К нему присоединяется хор. Казалось, он звучит всюду. Даже раненные, даже те, кто уже при смерти — боевые братья присоединяются к нему. И неопытные неофиты и заслуженные инквизиторы.
Курт вскидывает мушкет. Далековато, но он должен попасть. Выстрел!
Пуля попадает в плечо, служитель церкви отшатывается, но не сбивается ни на одну ноту.
— Анафема! — Повторяет он, доставая с пояса кривой нож. Взмах! Из вспоротого запястья на землю течет кровь.
Курт понимает, что не успеет выстрелить снова. Он оглядывается, командира не видно.
— Стреляйте в святошу! Все! Надо срочно убить его или нам конец! — Кричит он, подбирая мушкет у пронзенного болтами трупа.
Из окопа слышатся жидкие выстрелы вразнобой. Пули свистят рядом со священником, вздымают землю.
Поздно.
Кровь священника прекращает течь. Окровавленные одежды становятся всё светлее и светлее, они очищаются.
Земля вокруг него начинает дрожать.
Кто-то со второй линии делает удачный выстрел, пуля несется прямо к груди, но рассыпается ржавой пылью.
— АНАФЕМА! — Хор сливается в унисон, но солист молчит. Он поднимает нож и перерезает своё горло.
Запоздалая пуля, летящая откуда-то сверху, лишает священника головы, но уже слишком поздно.
Ослепительный свет заполняет всё поле боя, обжигая глаза. Курт бросается на дно окопа, не веря, что это поможет.
Голод. Божественный голод обрушивается на них, высасывая каждую крупицу бытия. Несколько десятков метров укреплений перестает существовать. Бетон осыпается пылью, дерево превращается в труху, новенькие мушкеты — стремительно ржавеют. Даже земля сглаживается, устраняя вырытые людьми раны.
А люди…
Курт открывает глаза, не вполне веря, что ему удалось выжить.
Все, кто находился в нескольких метрах от него — лежат высушенными мумиями. Бескровная кожа обтягивает кости, в руках — ржавые мушкеты, одежда истлела. Даже командир не избежал этой участи, доспехи не в силах защитить от боевых молитв.
Тело бьет дрожь.
Не от увиденного. Смертей он повидал достаточно, в том числе и убитых магией. Просто резко стало чертовски холодно. Настолько, что изо рта идет пар, а с неба сыпятся крупинки снега. Словно что-то высосало не только всю жизнь, но даже тепло…
Первым делом Курт выглядывает из окопа. Врага нельзя выпускать из виду не при каких обстоятельствах.
Удар не задел свои войска, что логично. Лишь священники валялись мумиями, да реки крови испарились, подсушив поле боя.
Рыцари выглядели ослабленными, но неумолимо продвигались к их позициям. За ними — сотни воинов пожиже, но их числа вполне хватит. Заговорили пушки, но их одинокие голоса не справлялись со всей толпой. Похоже, под удар служителей в том числе попало и несколько расчетов.
— Примкнуть штыки! — Раздался приказ со второго ряда окопов.
Но Курт не дожил бы до седин, если бы не знал, когда приказы выполнять не следовало. В штыковую на рыцарей?
Он не самоубийца.
— Пузырь, а ну вставай, говнюк! — Курт потряс бледного товарища.
— Я… Мать моя, вверху! — Боец поднял руку, указывая в небо.
Курт бросил короткий взгляд, чтобы удостовериться, что там нет врагов. Врагов не было. Лишь клиновидный провал в небе прямо над их позициями, из которого на них смотрели звезды.
— Потом насмотришься. — Рявкнул он, поднимая товарища на ноги. — Где Ной?
— Не знаю… Во всем теле слабость.
— Проклятье, я же говорил вам держаться поближе, если хотите выжить… — Проворчал Курт, перезаряжая мушкет.
Из второй линии раздались выстрелы. Но учитывая, что вместо укрепленных позиций остался лишь пустырь, жиденькие залпы во фланги наступающих погоды не сделают.
Даже Пузырь это понимал, благо за свою жизнь воевал лишь с воронами в поле.
— Бежим? — Предложил он, трясущимися руками закрепляя штык.
Несколько новобранцев и правда решили, что лучше пуститься наутек. Идиоты.
Один тут же получил болт в спину и упал в пыль. За пределами окопа уже слышались тяжелые шаги рыцаря.
— Нет. В блиндаж, быстро!
Прихватив с собой троих выживших, Курт захлопывает железную дверь как раз в тот момент, когда сзади раздается истошный крик. Спрыгнувший в окоп рыцарь без труда насадил на длинную алебарду солдата со второго ряда. Несколько выстрелов в упор были приняты в щит. И хотя пробили его насквозь, уже не смогли сделать то же с броней.
— Вот ублюдок… — Ругается Курт, наблюдая через бойницу в двери, как рыцарь медленно потрошит солдата. Он вставляет ствол в бойницу и прицеливается, мысленно отметив грамотность укреплений. Находясь в блиндаже, можно было безопасно вести огонь по тем, кто спустился в окоп!
БАХ! В тесном блиндаже выстрел оглушал ничуть не хуже выстрела из пушки! Помещение тут же наполнил удушливый дым. Возможно, это было не так продумано, как он думал!
Дым медленно улетучивался сквозь отверстия в крыше… Но слишком медленно.
Сиплый кашель звучал со всех сторон.
Но вдруг его перебил отвратительный скрежет. Миг и из металлической двери торчало лезвие алебарды. Оно было слишком острым для чего, что миновало десяток миллиметров стали!
Артефакт!
Противно скрипя, алебарда медленно прорезает дверь.
— Бездна! У кого мушкет заряжен, быстро сюда!
Двое солдат панически шарят по патронташам, а Пузырь кидает Курту свой мушкет.
Вставить в бойницу. Прицелиться. Огонь!
БАБАХ!
Дышать становится невозможно. С другой стороны двери раздается дикая ругань.
— Ты… нас удушишь. Прекрати стрелять! — Жалуется один из солдат, стоящий у стены прямо напротив двери. В его руках даже мушкета нет, он потерял его, пока бежал.
— Кх-кхк… Зат-кха-кха-нись! — Прохрипел Курт, отойдя от двери, чтобы взять следующий мушкет.
Лезвие алебарды пропадает из двери.
В тот же миг дверь выносит направленным импульсом магии. Столь мощным, что пролетев всю комнату, она как комара размазывает безоружного солдата, которому не повезло стоять напротив неё.
Кровь заливает комнату, а дым устремляется в открытый проход, где стоит очень злой рыцарь.