Страница 69 из 91
Всё же главное — это люди, думал я, неторопливо шагая вдоль длинного здания вокзала, в обход суетящихся группок пассажиров, кучкующихся возле тамбуров. Экономика, совместные космические программы, даже ядерный дамоклов меч, который, судя по всему, не нависает над головами здешнего человечества — это всё не более, чем следствие. Люди, сами люди стали другими — порой неразличимо, порой так, что остаётся только изумлённо открывать и закрывать рот, как во внезапно открывшейся мне истории с переводными экзаменами. «Новый советский человек, строитель коммунизма» не я ли во времена оны прятал ироническую усмешку, слыша это сочетание слов на очередном комсомольском собрании, или читая его в очередной передовице «Правды! — если вообще давал себе труд её прочитать? Конечно, это было уже в восьмидесятых, когда реалиями стаи и Афганистан, и «пятилетка пышных похорон», и неуклонно растущие очереди в гастрономах… Что же здесь случилось такого, что люди, вместо того, чтобы бухтеть на кухнях и травить с оглядкой (а кое-где и без) язвительные анекдоты о советской действительности — работают, радуются, воспитывают детей, летают в космос, словом, живут? Но ведь, и тогда они жили, причём многие (и я в их числе, чего уж там…) изо всех сил старались не замечать иные уродливые проявления советской действительности, изо всех сил убеждая себя и других, что всё это временно, всё это пройдёт, и вот тогда-то и настанет то самое светлое и счастливое завтра…
Всё это, так или иначе, придётся обдумать — но только не сейчас. Сейчас меня ждёт полка в вагоне, пусть тряская, пусть не слишком просторная — зато уютная тем особым железнодорожным уютом, в котором и радость дальнего пути, и молодость, способная радоваться глотку «Буратино» и остывшему пирожку из привокзального буфета. Исамое главное — уверенность в том, что самое лучшее, самое замечательное и захватывающее ещё впереди, но уже близко, и именно туда катится по рельсам тёмно-зеленый вагон с табличками «Москва-Симферополь». А голову поломать на предмет различий двух версий истории — право же, ещё успеется.
— Лёша? — раздался за спиной звонкий девичий голос. Я обернулся.
— Юль…. то есть Лида? А мне не спится, решил ноги размять…
— Ничего, меня часто так называют, я уже привыкла. — «Юлька Сорокина» мило наморщила носик. — А я вот тоже вышла прогуляться, заодно, купила тут кое-что нашим. Не поможешь?
— Да, конечно! — спохватился я и подхватил у неё из рук свёрток из коричневой бумаги, весь в пятнах масла. От свёртка вкусно пахло — кажется, беляшами. — Только ведь остынет, пока все проснутся…
— А у нас в купе уже проснулись, только вылезать не захотели. — сообщила она. — Сейчас чаю заварим и перекусим, а там, глядишь, и заснуть получится…
— Чаю не получится. — подумав, ответил я. — Титан проводница на ночь не раскочегаривала, я проходил мимо, потрогал — едва тёплый. Но это не беда, у меня — вот!
И продемонстрировал охапку бутылок с длинноносой деревянной куклой на этикетке. И как я их ещё не выронил — это с кульком-то беляшей!
— Вот и хорошо! — обрадовалась «Юлька». — Пошли тогда, а то через две минуты уже отправление, а в тамбуре народ, пока протолкаемся…
И мы пошли, опятьв тамбур соседнего вагона. Перешагнули через чемоданы новых пассажиров, прижимаясь к стенкам тамбура, минуя затор из отъезжающих в Крым курортников, старательно не замечая недовольные взгляды проводницы — «нашли время гулять, спали бы, только толкотню разводят…»
В Симферополе мы не задержались. Оказывается, все были расписаны по отрядам заранее — на привокзальной площади шумную толпу победителей «космических конкурсов» встретила колонна автобусов с табличками «дети» под ветровыми и задним стёклами, улыбчивые, нарядные вожатые зачитали списки, и мы расселись по своим местам. Вообще-то, отряды в Артеке, да и в любом другом пионерском лагере, подбираются как классы в школе, по возрастам, из сверстников — но на этот раз, видимо, из-за специфики «космических смен», от этого правила решили немного отойти. Мы, «дворцовские», оказались в одном отряде с калужанами, чему я успел тихо порадоваться. Багаж в лучших советских традициях покидали в следующий за колонной грузовичок — автобусы были городскими и отсека для чемоданов не имели, — но я ухитрился протащить свой рюкзак в салон. Не то, чтобы я кому-то не доверял — просто неохота потом копаться в груде чужих чемоданов и переругиваться с другими, такими же, как я, искателями своего имущества. Правда, к рюкзаку была, как положено, пришита табличка с именем-фамилией, возрастом и указанием родного города, но всё равно я решил не рисковать, тем более, что рюкзак отличнейше поместился под сиденьем.
Дорога… что про неё рассказывать? Мои спутники не отлипали от окон, любуясь красотами крымской природы; вскоре это занятие всем наскучило, и мы стали знакомиться с вожатыми. Вернее сказать, с вожатой — девушкой с польским именем Зося, которую, к гадалке не ходи, всю смену будут называть «пани Зося», как очаровательную актрису из суперпопулярной в СССР программы «Кабачок 13 стульев». Впрочем, усмехнулся я про себя, есть и другая шутка, не столь безобидная: «
Второй вожатый, если верить нашей «смертельно ядовитой змеюке», ждёт нас в лагере — он инженер, сообщила она, заговорщицки понизив голос, и прислан для участия в «космических сменах» из какого-й-то жутко секретной организации, где разрабатывают и строят космические корабли. Этим сообщением я заинтересовался — это не тот ли выпускник МЭИ, о котором рассказывал отец? Если так — надо будет к нему присмотреться повнимательнее. Правда, имя-фамилия отцовского «рекрута» мне неизвестны, но наводящие вопросы никто не отменял. Выясню, дайте срок. Интересно только, а его отец обо мне тоже предупредил? Вполне мог,— и это создаёт мне дополнительные сложности, потому как чего-чего, а послаблений в такой ситуации ждать не приходится. Присмотреть — да, мог попросить, но чтобы создавать какие-то особые условия? Нет, не тот отец человек, чтобы составлять сыну протекцию в такой пустячной ситуации.