Страница 10 из 19
Только спустя год новоявленная Элен Янген окончательно поверила, что на этот раз сумела уехать от прошлого достаточно далеко. В напоминание остался только чёрный котёнок – она не смогла бросить малыша на произвол судьбы, она слишком хорошо знала, каково это: остаться без близких, любящих людей. Для неё самой именно Фенька стала самым близким существом: тётей-дядей в Америке не нашлось, бабушка по отцу умерла давно, когда Элен ещё в уссурийскую школу ходила, а дедушка благополучно женился на вдове с детьми и осколок прежней семьи ему был не нужен. Она съездила познакомиться с дедушкой – тем их родственное общение и ограничилось. Новую жизнь Элен разделила с кошкой, признав, что иных родственников у неё просто нет.
Старинный трёхэтажный дом, в котором располагалась лос-анджелесская квартира Элен, был обнесён оградой и имел небольшой дворик, открытый только для жильцов. Здесь разрешалось гулять с домашними животными, и Фенька носилась как сумасшедшая по дорожкам и газону, карабкалась на деревья и пугала бабочек и птичек, когда её выпускали размять лапки. Подрастая, кошка взялась охотиться на воробьёв, прячась в траве и молниеносно выскакивая из засады, когда намеченная жертва подпрыгивала поближе. Иногда её охота увенчивалась успехом, и кошка гордо притаскивала задушенных птичек хозяйке. Элен, воровато оглядываясь и тихо ругаясь на питомицу, выкидывала улики произошедшего убийства в мусорный контейнер к вящему недовольству Феньки. Кошка рассерженно фырчала, но продолжала таскать ей трофеи, в первую очередь – мышек, неосторожно заскакивавших в их квартиру. Птицы вскоре доказали, что они умнее грызунов, и перестали слетать с веток на землю во время прогулок Феньки. Воробьи и голуби ехидно чирикали и курлыкали с недоступной кошке высоты, и Фенька тщетно всё время прогулки просиживала в засаде. Бедная охотница страдала невыносимо: дичь была так близко, а поймать её совершенно невозможно! Наученные горьким опытом птицы перестали залетать в палисадник, когда в нём гуляла Фенька: стоило ей показаться на пороге подъезда, как все пернатые обитатели крыши взмывали высоко на кроны деревьев и карнизы.
Однажды, гуляя по двору, Элен уронила кусочек булки, которую жевала на ходу. Птицы на деревьях оживлённо загалдели, и в конце концов один молодой голубь не выдержал: спикировал вниз и ухватил лакомый кусочек. Клевать его он улетел на крышу, но Фенька успела провести причинно-следственную связь, и на следующий день стащила со стола кусок белого батона и вышла на прогулку с приманкой в зубах. Таким образом её охота на птиц вышла на новый уровень, вернув шансы на успех.
Смотря на нахохлившуюся кошку, оккупировавшую подоконник, Элен подумала, что большой больничный парк с непугаными птицами вернёт хорошее настроение её любимице.
Глава 5, о странных пациентах доктора Хэлла
Кошка мягко и осторожно ступала лапками по дорожке, крутясь между ног Элен: размеры незнакомой территории её ошеломили. На первом круге по парку Фенька осматривала местность и немногочисленных встреченных людей, не отдаляясь от хозяйки. На втором круге рискнула обследовать невысокие кусты и обнюхать края клумб. Пару раз чихнув, Фенька брезгливо отвернулась от цветущей бугенвиллеи, фыркнула на миниатюрные розочки и перевела заинтересованный взгляд на щебечущих птичек. Здесь, вдали от центра города, разнообразие пернатых было велико, Элен даже не знала названия птиц.
«Следствие непрестанного сидения в лабораториях и аудиториях», – сказала она себе. Красавец Эрл Хэлл был совершенно прав, настаивая на необходимости отдыха!
Присев на скамеечку под роскошным кустом, усыпанным ярко-синими цветами, Элен довольно вытянула ноги и позволила себе расслабиться и насладиться покоем, пока питомица самостоятельно обеспечивает себя ужином. Следить за кошкой было невероятно забавно! Вначале Фенька спряталась в некошеной траве рядом с её скамейкой, ожидая появления поблизости беспечных птичек. Птички не заставили себя ждать, но Феньку подвели цветочки, пестревшие в траве: она громко расчихалась от попавшей в нос пыльцы. Птицы вспорхнули, и разочарованная кошка пошла искать другое место для засады. Такими местами выступили: урна для мусора, ствол дерева, ноги Элен, но птички пригорода оказались слишком шустры для домашней кошечки. Фенька сердилась, дёргала хвостом, а потом внезапно приникла к земле и поползла через узкую полосу газона, разделявшего две парковые дорожки. Заинтригованная Элен поднялась посмотреть, на кого же вознамерилась напасть её охотница.
Дальнейшее произошло одним мгновеньем: Фенькин прыжок, вопль укушенного мальчика, шедшего по соседней аллее, запоздалый крик Элен: «Фу! Нельзя!»
Пролетев по газону, она схватила довольно урчащую кошку, оторвав её от штанины ребёнка, и с раскаянием произнесла:
– Ради Бога, прости! Впервые в жизни моя кошка напала на человека! Это всё из-за переезда: она сама не своя. Сильно она тебя цапнула?
Светловолосый мальчик в солнечных очках закатал штанину бежевого больничного костюма, поискал повреждения.
– Крови нет, не прокусила, – констатировал он. На вид ему было лет десять, он с интересом посмотрел на извивающуюся в руках Элен кошку и спросил: – Какого она цвета?
– Кто? – растерялась Элен.
– Кошка твоя. Вижу, что тёмная, значит либо тёмно-серая, либо тёмно-рыжая, либо действительно чёрная.
– Чёрная, – подтвердила Элен, поглаживая Феньку, но не забывая крепко её удерживать. – Ты плохо видишь?
– Вижу я отлично, только страдаю дальтонизмом. Полная цветовая слепота – слышала о таком? Зато я вижу в сто раз больше оттенков серого, чем обычный человек. Если бы сейчас не так ярко светило солнце и не приходилось носить очки, я бы сам определил, что кошка чисто чёрная. Белый и чёрный я различаю.
– Мне хорошо известно явление дальтонизма: я биофизик, изучение причин таких заболеваний как раз мой профиль. Врождённый дальтонизм научились лечить не так давно, в 2050 году,* с помощью трансплантации искусственно выращенной сетчатки глаза, содержащей все необходимые цветочувствительные колбочки.
– Какие колбочки? – недоумённо нахмурился мальчик, с надёждой слушая её слова и стараясь всё-всё понять.
– В глазу есть специальные клетки, они называются палочки и колбочки, но при дальтонизме последние отсутствуют, поэтому ты видишь светлое и тёмное, но не различаешь цвета. Ткань искусственной сетчатки выращивают, в том числе, в лаборатории, где работаю я, и твои родители могут записать тебя на операцию в научно-исследовательский медицинский центр при университете. Наши врачи уже двум десяткам людей вернули цветное зрение без всяких негативных побочных эффектов.
– В том и дело, что лечат только людей! – огорчённо вздохнул мальчик, пнув мелкий камешек на дорожке. – Я слышал, как папа с мамой говорили об этом: твои си-се-сийчатки делаются только для людей на основе человеческого хен-ген-генного материала, вот. Для нас такое не делают, поскольку людям вообще о нашем существовании говорить нельзя. Ты же взрослая, а элементарных вещей не знаешь!
Мальчик обиженно отвернулся. Элен невольно почувствовала вину, будто бы напрасно его обнадёжила, и недоумение: кем себя считает ребёнок, если не человеком?! Учитывая больничный костюм мальчика, варианты могли быть самыми разными – как никак, больница тут психиатрическая.
– Кто ты? – не удержалась она от вопроса.
– Я – феникс. Мы – радужные птицы рассвета, но я никогда не пойму, как прекрасны радуга и рассвет, – со смирением, тихо ответил ребёнок. – Для меня они серые, как и всё вокруг, а я так мечтал быть художником, как мама с папой. Большинство фениксов – представители творческих профессий, это особенность нашего рода, а я как чужак среди своих. Все сородичи меня жалеют, тщательно выбирают выражения в моём присутствии, но от этого на меня только больше накатывает тоска. Порой тоска становится совсем невыносимой, и тогда родители тревожатся и волокут меня сюда. Я – пациент самого мастера, он занимается самыми сложными случаями, а мой именно такой – сложный.