Страница 68 из 79
Под осуждающим взглядом дамы с собачкой мы протиснулись в дверь и вышли на пронизывающий ветер. Руку Федора я продолжал держать. Вся его горячая тирада насчет настоящей правды и всего такого прочего вполне может быть уловкой, чтобы я расслабился. А устраивать гонки по улицам тихого и благополучного наукограда — это привлекать к себе лишнее внимание, чего делать мне пока что не хотелось.
Но он не вырывался.
— Туда! — сказал он, указывая рукой в сторону перекрестка с тихим переулочком, ведущим в сторону частного сектора.
«Стопудово, я об этом пожалею...» — думал я, запоминая дорогу, которой вел меня Федор. Путь был не особенно сложный. Направо, потом еще раз направо, в тупичок, въезд в который был перегорожен раскидистым дубом, который рос здесь, наверное, еще до того, как Соловец в принципе появился...
— Вот эта калитка, — сказал Федор. — Нужно откинуть щеколду, протяни руку вот сюда...
Раздался басовитый лай, и к забору подскочила мохнатая белая собака размером с некрупного медведя.
— Тихо, Полкан, тихо! — залопотал Федор, потом повернулся ко мне. — Он старый уже совсем, и не кусается.
Я никогда не был особым знатоком собак, но, похоже, Федор не врал. Псина была какой-то родственницей маламута или самоедской лайки, а такие собаки никогда не отличались агрессивностью. Ну, разве что, с ног может сбить от переизбытка чувств.
Калитка тихонько скрипнула. Федор потрепал пса по могучей лохматой холке. Тот радостно взвизгнул и заскакал вокруг. Обнюхал мою протянутую руку, лизнул пальцы, наскочил, толкнул меня лапами в грудь.
— Полкан, место! — скомандовал Федор, но пес команду или не расслышал, или просто не захотел выполнять. — Идем в дом, он не отстанет...
Я потрепал пса свободной рукой. Даже мимоходом умилился. Красивые все-таки звери эти северные собаки! Если когда-нибудь я решусь завести живность, то это будет вот что-то подобное...
Дом был старый. Небольшой, деревянный, минималистичный. Похоже, что строили его еще до революции, а он до сих пор вполне сносно выглядит. Хоть ухаживают за ним, явно, не особенно хорошо. В углу дворика свалена куча какого-то хлама, пороги потемнели, краска облупилась. На деревянной ручке двери висели несколько тронутых ржавчиной мятых жестяных колокольчиков, спутанных между собой пеньковой веревкой.
Федор открыл дверь. Не заперто. На пороге он оглянулся и посмотрел на меня.
— Слушай, мужик, только ты это... — торопливо зашептал он. — Будь повежливее что ли.
— Там что, еще кто-то есть? — прошипел я, сжимая его руку почти до хруста.
— Да не засада это, вот тебе крест! — свободной рукой он даже осенил себя подобием крестного знамения. — Просто не хами ей, она этого страсть как не любит!