Страница 43 из 79
— Не совсем, — Вера опять оживилась. — Это в каком-то смысле информационное пространство, где человек оказывается на краткий миг между жизнью и смертью. И касается этого же пространства, но только в более легкой форме, когда спит. Шаманы попадают туда ритуальным путем и могут там хозяйничать на свое усмотрение.
— При помощи бубна и ритуальных плясок? — усмехнулся я.
— Ритмический рисунок транса тоже имеет значение, — кивнула Вера. — Но здесь тоже важно отделять зерна от плевел. Шаманские техники во многом вещь театральная, рассчитанная прежде всего на зрителя, а не на его внутреннее состояние. Так что...
Вера пустилась в пространные рассуждения, а я залюбовался ее заблестевшими глазами. Люблю смотреть на людей увлеченных, даже если сам я ни черта не понимаю, что именно они рассказывают. Смотрел на Веру, вспомнил Настю. Она вроде тоже занимается этим же самым научным оккультизмом. Получается, что у Веры тоже есть устрашающее воинское звание? И что это сейчас она похожа на миловидную увлеченную своей работой студентку, но встретившись на узкой тропиночке с прапором Семенычем, она, получается, тоже превратится в грозного особиста?
Она говорила. Жестикулировала. Рассказывала мне о связи сознательного и бессознательного, сетовала на бесполезность сомнологических тестов и демагогию клинических психологов, которая просыпается в самый неподходящий момент. Рассказывала про сейды, называя их по цифрам и названиям, и сложность определения возраста конструкции, которая на самом деле тоже имеет первостепенное значение. А потом вдруг замолчала на полуслове и вскочила.
— Ой, Клим, простите! — в глазах снова вспыхнула тревога и надежда. Она легко потрепала меня по плечу, чем вызвала некоторый совсем даже ненаучный трепет. — Мне пора!
Я проследил за ней взглядом. На крыльце стоял, прищурившись, высокий жилистый парень со светлыми волосами и в круглых желтых очках. Одет он был слегка не по сезону — в яркую гавайскую рубашку и льняные широкие штаны. На плечи наброшен свитер крупной вязки. Ага, значит Дениску реанимировали и отпустили. И сейчас будет момент истины. Вера помахала ему рукой с тропинки, он заметил ее, лицо его стало задумчивым, и он начал что-то говорить. Только что именно, мне слышно не было. Я мог только видеть, что его губы шевелятся. Не получилось?
Но тут Вера радостно подпрыгнула, прямо как школьница, хлопнула в ладоши, а потом толкнула Дениса в грудь. Тот громко засмеялся, они обнялись и запрыгали теперь уже вместе.
Губы помимо воли стали растягиваться в улыбке. Надо будет потом спросить у ребят, что у них там получилось. Явно же получилось, иначе они бы так не радовались. Значит на ученом совете им будет что рассказать. И то ладно...
Я проводил взглядом эту парочку научных оккультистов, и понял, что моя тревожилась тут на самом деле не только Вера. Эмиль все еще не вышел, значит беседа с вежливым человеком в сером затянулась.
Эмиль появился через минут сорок, которые показались мне вечностью. Я уже почти собрался встать и дойти до его палаты, чтобы уточнить, все ли с ним в порядке, и продолжается ли беседа, или его бесчувственное тело извлекли через окно и погрузили в неприметную машину.
Ерунда, конечно...
Эмиль остановился на крыльце, как и Денис перед этим. Зажмурился на неяркое осеннее солнце, которое вдруг решило на закате немножечко поиграть лучами и окрасило облака в оттенки золотого, розового и лилового.
— Эмиль! — окликнул я и тихонько свистнул. — Я тут!
— О, отлично! — Летяга перескочил ступеньки и зашагал к моей беседке. — Боялся, что ты уже ушел.
— Ага, не дождешься, — буркнул я. — Долго ты. Я даже проголодаться успел.
— А у меня наоборот аппетит пропал, — скривился Эмиль. — Но ничего, аппетит приходит во время еды...
Сначала Эмиль присел на лавочку в беседке, но почти сразу заерзал.
— Прогуляемся, а? — предложил он. — Что-то насиделся, даже затекло все...
Прозвучало немного фальшиво. Будто он немного играет на публику. Придумывает оправдание, почему разговаривать прямо в беседке он не будет. Я даже мысленно представил себе комнату с множеством мониторов, на одном из которых мы с Эмилем сидим в простой деревянной беседке возле здоровенного каменного валуна. И оператор, обнаружив такое дело, крутит ручку громкости, чтобы внимательно послушать, о чем это мы собираемся между делом потрепаться. Камеры в беседке я не заметил, но вообще-то, будем честны, я ее и не искал. Вполне можно воткнуть «стеклянный глаз» в любой из внутренних углов. И замаскировать паутиной. Потому как идеальное место для «прослушки». Какое надо. Уединенное, расслабленное, живописное. Самое то, чтобы выбалывать всякие опасные секреты, любуясь увяданием суровой северной природы.
— Да не вопрос, — сказал я, встал и потянулся. — К озеру спустимся?
Эмиль кивнул и бодрым шагом направился дальше по тропинке, которая длинной дугой огибала крохотный медпункт, потом вливалась в дорожку пошире.
Красиво вокруг было. Как я люблю красиво. Не так, что дух захватывает от величия пейзажа, а по-тихому так. Уютно. Когда красота прячется в каждом сантиметре. В крохотных красных каплях на сером узоре лишайника. В текстурах камня, укутанного в зеленую шубу мха. В переплетении янтарных струй торфяной воды ручья. Всегда забавно. Вода, похожая на пиво.
Мы спустились по пологим каменным ступеням к берегу озера. Корявые корни деревьев вылезали из травяного ковра как паучьи лапы. Вода в озере замерла гладью старого зеркала.
— Не сказал я про того обрыгана, не ссы, — тихо проговорил Эмиль, усаживаясь на округлый валун. — Допетрило, когда кагэбэшник явился, что за рожи ты мне пытался корчить. Они тебя тоже опрашивали?
— Неа, — я помотал головой, присел и потрогал воду. Холодная, в пальцах сразу закололо. — Если честно, я не очень понял, почему нельзя рассказывать. И точно ли нельзя...
Эмиль молчал, а я задумчиво посмотрел на свою плюшку. В общем-то, совсем необязательно вешать всюду камеры наблюдения, чтобы знать, о чем мы говорим. Достаточно просто вшить жучок в этот вот девайс. И тогда будет записано вообще все, что мы скажем.
Может быть, это так и есть. А может мои коллеги уже проверили и выяснили, что плюшки не прослушиваются. Потому что если да, то вся эта конспирация с уклонением от всевидящих очей следящих камер вообще не имела смысла.