Страница 13 из 15
Вещмешок был заслуженный, конечно. Шнур, на который он затягивался, завязан легкомысленным бантиком. Концы его обтрепались, и чтобы они совсем не распустились, на кончиках завязали узлы. Брезент выцвел и был покрыт невыводимыми пятнами неизвестного происхождения. Я перевернул его я вытряхнул содержимое на кровать. Не забыв, правда, развесить уши. Ну любопытно мне было, о чем там болтают мои спасители!
— Рома, я договорилась с ребятами насчет полиграфа, — тихо сказала Настя. — Так что все можно устроить в лучшем виде.
— Ты же не сказала, зачем? — Роман нахмурился.
— Обижаешь! — она усмехнулась и подмигнула.
— Только как мы его, — кивок головой в мою сторону, — в лабораторный корпус проведем? Там же Клавдия Львовна.
— Да уж, она не Семеныч, ей так просто мозги не задуришь... — Настя склонила голову и почесала кончик носа. — Надо вечером. Перед самым закрытием. Мы его спрячем в мужском туалете, а потом она обход сделает и уйдет. А у нас вся ночь будет.
— Точно! — Роман обрадованно хлопнул в ладоши. — Тачку надо. Есть тачка?
Я фыркнул. Даже чуть не заржал. Эти двое обсуждали серьезное нарушение все-таки. Проникновение с посторонним на закрытый режимный объект. Но делали это так несерьезно, как будто не самые примерные пионеры, которые собрались яблок в колхозном саду натырить.
Так, что тут у нас из одежды? Хм... Фланелевая рубашка в красно-синюю клетку. Этикетка. О, знак качества! Сто лет такой не видел, разве что на всяком старом хламе на Удельном рынке! Пошивочная фабрика «Петрозаводская ударница». Рубашка мужская, теплая«. Явно новая. Размер вроде мой.
Я отложил рубашку в сторону. Не самый плохой вариант, потянет.
Теперь штаны. Ага. Серые, с чуть заметным серебристым отливом. Ткань незнакомая, наощупь вроде парусины. Плотная. Боковые карманы, карманы на заднице. И один карман справа на коленке. Удобный пояс с металлической кнопкой с серпом и молотом и резинкой на спине. Туристические такие штаны. Поискал этикетку. Нашел. Ничего не понятно, только цифры.
— В универмаге сегодня только какие-то дедовские штаны продавались, так что я позаимствовала одни из нашей полевой формы, — сказала Настя, даже на меня не оглянувшись. Откуда она знает, что я именно я разглядываю? На спине у нее глаза что ли?
А, дошло. Когда она мне подмигнула в отражении в зеркале.
Ладно, штаны одобряем.
Труселя черные, неплохой трикотаж. Белая футболка. На ней три профиля в ряд. Бородатый Маркс, лысый Ленин и третий. Третий незнакомый. А вокруг этого открыточного сюжета — явно научные штуки. Модель атома, карта звездного неба, химические колбы, микроскопы-телескопы. Форма футболки стандартная, я такие рукава обычно сразу же отпарываю, превращая ее в майку.
Ну и обувь. Ну, это вечные ценности, это мы понимаем! Привычные грубые берцы со шнурками. Дешево и сердито. «Изготовлено на фабрике „Военобувь“, город Бобруйск, БССР». Размер сорок четвертый. Мой размер. Подобной обуви я истоптал, конечно, несчетное количество пар. Собственно, в таких же примерно я и ехал. Тоже, кстати, белорусских...
— Клим, ты себя как чувствуешь? — спросила Настя, повернувшись ко мне. — Голова не кружится? Ну, там, слабось, понос или еще что-нибудь?
— Нормально чувствую, — ответил я и даже попрыгал. И головой помотал из стороны в сторону, чтобы проверить, не кружится ли.
— Тогда одевайся! — скомандовала она. — Сейчас у нас... — Вскинула левую руку и посмотрела на здоровенные наручные часы на запястье. — Половина второго. До шести вечера у вас еще есть время. Погуляете, пообедать зайдете в столовую.
— Рыбный день, фу, — скривился Роман. — Лучше в кафетерий.
— Вам бы, Роман Львович, на мучное лучше не налегать, — с совершенно чужими интонациями сказала Настя. Как будто кому-то подражала. Тому, кого они оба с Романом знают. Потому что они оба громко рассмеялись. — Рома, что мы тут топчемся, вдруг Клим стесняется? Пойдем за дверью поговорим.
На лице Романа появилось сомнение. Он посмотрел на меня, потом на открытую форточку.
— А вдруг он... — начал он и замолчал.
— В окно выпрыгнет? — сказала Настя и приподняла бровь. — Ну и дурак тогда. Пойдем, не смущай человека!
Настя ухватила щуплого Романа за рубашку и почти силком вытащила за дверь. Зверь захлопнулась, стекла зазвенели.
Стесняюсь... Я стянул с себя больничные бумажные тряпки, скомкал их и поискал мусорную корзину. Не нашел. Поэтому просто бросил на кровать. Они выглядят одноразовыми, но фиг знает, какие тут порядки.
Оделся. Зашнуровал ботинки. Попрыгал, помахал руками.
Пересек палату подошел к зеркалу. Потер щеку. Странно. Неделю в автоклаве. Борода уже должна отрасти. А щеки гладкие. Кто-то меня побрил, пока я был в отключке? Я представил себе симпатичную медсестричку в полупрозрачном белом халатике. Как она склоняется надо мной с чашкой пены для бритья, и ее просвечивающие сквозь невесомую ткань халатика соски касаются моей груди...
Так, стоп-стоп-стоп! Я уже понял, что у меня ВСЕ системы работают лучше, чем было. Так что, погоди пока, медсестичка, мы с тобой потом пообщаемся. Когда меня в коридоре не будут ждать двое заговорщиков — одна с капитанскими звездами на погонах, другой — с ученой степенью.
Я вышел из палаты в коридор и осмотрелся. Нда, небольшая больничка. Короткий коридор, всего на шесть дверей, стол с настольной лампой, за которым, по всей видимости должна сидеть дежурная медсестра, но она сейчас куда-то отлучилась. Напротив дверей — окна с видом на парк. У одного как раз стоит моя парочка и тихонько болтает.
— А что с верхней одеждой, кстати? — невозмутимо спросил я. — Рубашка, конечно, теплая, но в ней все равно будет прохладно...
— Оставила в гардеробе, — ответила Настя и продемонстрировала номерок на мизинце. — Все, помчали. А то мне уже некогда, работа ждет. Я на обед выскочила.
— А Роману разве не надо работать? — спросил я.
— А я взял отгул на сегодня, — ответил повеселевший Роман. Наверное, обрадовался, что я в окно не выскочил и не сбежал в неизвестном направлении.
На площади стояла статуя Ленина. Вождь мирового пролетариата простирал вперед руку вполне привычным жестом. Из непривычного было то, что на руке у него красовалась модель атома. Шарики электронов на проволочных орбитах вращались вокруг шариков протонов и нейтронов, кучно сбившихся в ядро. Что-то новенькое. Вроде я не слышал, чтобы Ильич как-то отличился на ниве ядерной физики. Бревно таскал, многотомники трудов писал, а вот атом вроде не расщеплял. Впрочем, может эта модель атома символизировала науку в целом. Все-таки этот Соловец явно вокруг НИИ этого загадочного вращается.