Страница 21 из 65
Семья Приска жила на небольшой вилле за городом Санс, где его предки были куриалами (1) уже не одно столетие. Одноэтажный дом с внутренним двориком, крытый черепицей, давал кров и хозяину, и домашним рабам. Землю обрабатывали литы, зависимые крестьяне-арендаторы. В это время простые горожане еще владели землей, пользуясь защитой закона, но все чаще и чаще алчная знать землю попросту отбирала. А уж епископы Галлии и вовсе не знали в этом удержу. И именно этот факт заставил купца Приска выбирать мужа для очередной дочери особенно тщательно. Тяжелые времена наступают…
— Триста! Триста солидов я даю в приданное, уважаемый Ламбрехт! — купец радушно смотрел в глаза знатному франку, который был не слишком богат, но по жене приходился родственником самому епископу Лупу.
— Не так-то и много ты даешь, — пожевал губами Ламбрехт, почесывая наголо бритый по обычаю франков затылок. Русые волосы с медным оттенком были собраны в хвост на голове.
— Ты не так меня понял, — замахал руками купец. — Я даю не золото! Кому оно теперь нужно, когда и торговли почти не стало! Я даю за дочерью виллу на пятьдесят югеров земли, заселенную арендаторами! Как тебе такое, почтенный Ламбрехт?
— А? — по-дурацки раскрыл рот франк. — Ну, если виллу, то да! Земля — это то, что надо. Земля — она всегда с тобой будет. А виноградник добрый там есть?
— Венеранда! — хлопнул в ладоши Приск. — Принеси как нам того самого вина…
Полная пожилая тетка с серебряным браслетом на руке была привезена в Галлию еще в детстве откуда-то из-за Рейна, и была почти членом семьи. Она торжественно вплыла в покои, держа в руках бронзовый кувшин старой работы, украшенный неведомыми птицами. Он в этой семье уже лет триста передается от отца к сыну. Давно такую красоту делать разучились. Кухарка разлила вино по чашам, и терпкий аромат разнесся по комнате, заставив франка жадно двигать ноздрями. Почтенный купец был знатоком человеческих душ, и находил ключик к каждому. Тут все оказалось несложно, германцы были пьяницами все как один.
— Мне кажется, мы договоримся, — сказал Ламбрехт, который осушил чашу в два глотка и одобрительно крякнул, вытирая длинные усы. — Хоть ты и худородный, положа руку на сердце, и ремесло твое презренное, но приданное что надо. Я согласен! — протянул он руку.
Проклятый варвар, то есть дорогой родственник покинул дом, и уважаемый купец сел на скамью в атриуме, любуясь статуей какой-то голой женщины, которая стояла тут с незапамятных времен. У него дома никогда не бывало святых отцов, иначе не миновать суровой епитимьи. Греховную статую, конечно, надо было бы убрать подальше, а то и вовсе разбить молотком, как это сделали многие знатные семьи, но Приск решиться на это не мог. Она пленяла его красотой лица, плавным изгибом шеи, загадочной улыбкой на мраморных губах. В ней было то, что потеряла Галлия при новых хозяевах, когда неотесанная деревенщина родом откуда из-за Мааса называет худородным его, римлянина из старой уважаемой семьи.
Скоро подадут обедать, Венеранда расстарается ради Клавдии, которую она качала на руках. Да и жена, которой сегодня нездоровится, тоже выйдет к нему. Пятый десяток пошел его ненаглядной Евлалии, пятый десяток. Подумать только! Как летит время! А вот и она. Супруга вышла во дворик и села напротив. Она все еще была красива, и уходящая порода римлян, пришедших сюда при императоре Адриане, в полной мере передалась ее дочерям. Приск очень любил ее… От размышлений купца отвлек раб, на лице которого была полнейшая растерянность.
— Господин, к вам гость.
— Кто? — лениво спросил Приск, который никаких гостей сегодня больше не ждал. Он пригубил вино, и довольно прищурился. Определенно, день был хорош.
— Какой-то важный купец, — пояснил раб. — С ним охрана. И это… господин… Он на нашего Само похож как две капли воды, только постарше будет…
Приск едва не подавился вином, которое моментально стало безвкусным. Он посмотрел сумасшедшими глазами на жену и просипел:
— Евлалия, умоляю, молчи! Чтобы ты ни увидела, молчи!
— Молчать? — вскинула та брови.
— Да! Молчи и кланяйся!
— Ты перебрал? — изумилась жена. — Это франк тебя напоил?
— Хозяин! — напомнил о себе слуга. — Так его прогнать?
— С ума сошел? — побледнел купец. — Зови немедленно! И скажи, чтобы накормили его спутников!
Во дворик зашел молодой мужчина с гибкими движениями хорошего бойца. Он был одет по моде франков, в обшитую тесьмой рубаху, зеленый плащ и кожаные чулки, перевитые лентами до колен. На поясе его висел нож длиной в локоть, рукоять которого была отделана серебром. Если бы Приск не знал этого парня, то принял бы за одного из удачливых воинов-германцев, которые бродили по дорогам в поисках найма.
— Ваша светлость! — Приск склонился в неглубоком поклоне.
— Приск, ты спятил? — заявила Евлалия. — Это же…
— Заткнись, дура! — прошипел Приск. — Заткнись и кланяйся!
Евлалия глупо захлопала ресницами, и изобразила поклон, слегка переломившись в пояснице. Она ничего не понимала.
— Прошу вас, герцог, — радушно взмахнул рукой Приск. — Венеранда сейчас подаст обед. Моя жена не сможет составить нам компанию, она нездорова. — И он значительно посмотрел на супругу. — Тебе надо отдохнуть, дорогая! Ты нездорова!
— Да… Да, конечно, — пробормотала она, ошалело глядя на своего бывшего раба. — Я пойду, прилягу, нехорошо мне что-то.
Хозяйка ушла в спальню, дверь которой выходила прямо в атриум, а мужчины прошли в обеденные покои, где Само с любопытством, как-то по-новому разглядывал поблекшие фрески на стенах.
— Жаль, что так больше не умеют делать, — вздохнул он. — В церквях такая мазня, что смотреть тошно. Тебя, Приск, за эту статую попы еще заживо не сожрали? Это же Венера, демоница в их понимании.
— Венера? — удивился Приск. — А я и не знал. Моя семья уже лет триста как в Христа верует. А это… Это здесь стоит для красоты. Не демон это, просто красивая женщина. Я люблю на нее смотреть, герцог. Кстати, мальчишка Само кроме еды ничем не интересовался. Он видел и эту статую, и эту роспись каждый день и проходил мимо, не обращая на них никакого внимания. Жаль, что его больше нет, мне его не хватает. Добрый был паренек…
— Ты ошибаешься, — спокойно ответил Самослав. — Он перед тобой. Ты помнишь, как велел выпороть меня за разбитую тарелку?
— Нет, не припоминаю, — побагровел купец, в висках которого застучали молоточки. — Что это мы о прошлом, да о прошлом? Хорошо ли ты добрался сюда?
— Неплохо, — хмыкнул Самослав. — Где-то пришлось дать взятку, где-то — в морду. Но трех десятков охранников вполне достаточно.