Пересечение Эйнштейна

Музыку! Маэстро, музыку!

Я обернулся и посмотрел на неожиданного помощника. Занимался рассвет, на фоне розоватого утреннего неба стоял незнакомец. Он щелкнул кнутом, сбивая с дракона последний цветок, — ззззз... — и свернул его в кольцо. Я потер щиколотку. Дракон застонал.

— Ваш? — я неуклюже кивнул на дракона через плечо.

— Был, — он дышал глубоко и свободно, на костлявой груди при вдохе проступали ребра. — Если пойдешь с нами — будет твоим.

Дракон потерся жабрами о мое бедро.

— Умеешь управлять драконами с помощью кнута? — спросил незнакомец.

Я пожал плечами:

— Однажды я видел, как это делают пастухи. Это было лет шесть назад.

Мы взобрались на Берилловое Лицо и увидели, как внизу стадо ящеров переходит Зеленое ущелье. Как-то раз я уже видел этих клейменных и кротких монстров... когда однажды увязался за идущим к пастухам Ло Ястребом.

Незнакомец усмехнулся.

— Значит, это произошло снова. По моим подсчетам, мы в двадцати пяти километрах от цели. Хочешь поработать вместе с нами, верхом на ящере?

Я посмотрел на разрубленные цветы.

— Да.

— Хорошо, он будет твоей верховой лошадью, и для начала твоя работа заставить его встать, оседлать и доставить к стаду.

— О... (сейчас посмотрим: я вспомнил, что пастухи влезают на драконов, ставя ноги в складки чешуйчатой кожи. Мои ноги... так? И держатся за два белых уса, растущих позади жабер: Голо... Так? Головокружение!)

Минут пятнадцать мы по грязи спускались к озеру, выкрикивая вниз погонные команды. Я упорно заучивал все эти слова, никогда раньше мне не доводилось их слышать. А потом мы оба рассмеялись: когда доехали до берега, дракон случайно столкнул меня в воду.

— Эй, ты думаешь, что я смогу управлять им?

Незнакомец протянул руку и вытащил меня из воды, другой рукой он придерживал моего дракона, а остальными почесывал покрытую шерстью голову.

Его волосы были такого же цвета, как и у Маленького Джона.

— Не отказывайся. Я начинал не лучше. Пойдем.

Я поднялся и, пошатываясь, пошел, а потом и побежал по берегу. Думаю, что это выглядело достаточно грациозно.

— Возьми удила для дракона.

— Спасибо. Откуда это стадо и кто ты?

Он стоял на берегу, погрузив ноги глубоко в песок. Уже совсем рассвело, и в лучах солнца на его груди и плечах драгоценными огнями сверкали капли воды (я окатил его, падая в озеро) Он улыбнулся и вытер лицо.

— Меня зовут Паук. Я не расслышал твоего имени.

— Ло Чудик, — я похлопал дракона по чешуйчатому горбу.

— Не называй Ло никого из пастухов, — сказал Паук. — Не надо.

— У меня и в мыслях такого нет, если человек не из нашей деревни.

Он вскочил на дракона, устроившись за моей спиной.

Отсвечивающие янтарем волосы, четыре руки и небольшой горб. У Паука было семифутовое туловище, передвигающееся на шести ногах. И все тело было переплетено мускулами. Он был обжигающе красным, красно-коричневым и весь переливался. А смех Паука был похож на шелест сухих листьев.

Озеро мы объехали в полном молчании. И... человек, музыку!

Сотни три громко стонущих драконов (Паук объяснил, что так они выражают свое удовольствие), толкались неподалеку от озера. Не зря молодежь считает, что пасти драконов — очень романтичное занятие: они были разноцветными. Я понял, почему Паук запретил мне называть пастухов Ла, Ло или Ле. До сих пор не понимаю, как двоим из них удавалось удерживаться на драконьих спинах. Но я сразу почувствовал к ним расположение.

Один юноша обладал живым умом: вы можете долго рассказывать, какие у него зеленые глаза, и как они сверкают, когда он смотрит на вас, и как хорошо он владеет кнутом и управляется с драконами.... Только он был мутант. Огорчило меня это и заставило подумать о Челке? Ваша работа....

Тут был и другой парень, по сравнению с которым Беленький выглядел почти нормальным. Все тело его было усыпано язвами и нарывами, и от них шел нездоровый плохой запах. И он сразу же захотел рассказать мне свою историю. Его звали Вонючка. (Его словесное недержание вызывало интерес, когда он выходил.) Но мне хотелось поговорить с Зеленоглазым. Расспросить, где он был и что видел. И ко всему прочему, он знал несколько хороших песен.

Драконы по ночам терялись и их надо было отлавливать и возвращать в стадо. Меня послали объехать стадо и найти отбившихся животных.

За завтраком я узнал от Вонючки, что я буду заменять пастуха, которого вчерашним вечером постигла беда — ужасный и грустный конец.

— Необычные люди здесь выживают, — задумчиво сказал Паук. — Необычные — нет. Она выглядела более «нормальной», чем ты. Но сейчас ее здесь нет. Она только идет...

Зеленоглазый подмигнул мне, откинув со лба черную прядь, перехватил мой взгляд и отошел, сворачивая кнут.

— Когда, наконец, испекутся яйца? — спросил Ножик и протянул к очагу серые руки.

Паук пнул его и пастух торопливо отскочил.

— Подожди, пока не поедим мы.

Но через пять минут Ножик подполз обратно и потер рукой камень очага.

— Теплый, — извиняющимся тоном пробормотал он, когда Паук его снова пнул. — Я люблю это тепло.

— Бери еду.

— Где вы их берете? — я указал на стадо. — И куда гоните?

— Драконы рождаются на Горячем Болоте, в двухстах километрах отсюда. Мы гоним их через Великий город к Браннингу-у-моря. Там животных режут, яйца отнимают от родителей, оплодотворяют, а потом мы отвозим эти яйца назад в Болото.

— Браннинг-у-моря? Что там с ними делают дальше?

— Пускают на мясо, большей частью. Других используют для работы. Это почти фантастическое место для того, кто родился в лесу. Я мотаюсь взад-вперед все время и мне приходится иметь два дома — в Браннинге и возле Болота. Дом, жена, трое детишек — в городе, а другая семья — на Болоте.

Мы ели драконьи яйца, драконье же сало с кусочками хлеба, обильно посыпанное солью и перцем. Наевшись, я поднес мачете к губам и заиграл.

Это музыка!

Это была мелодия со множеством ритмов. Я выбрал один и продолжал играть. Проиграв еще пять нот, я заметил, что Паук удивленно таращит на меня глаза.

— Где ты это слышал?

— Думаю, что мелодия пришла откуда-то свыше.

— Не прикидывайся дурачком.

— Музыка рождается в моей голове.

— Сыграй ее снова.

Я заиграл. Паук засвистел и наши мелодии слились.

Когда песня закончилась, он сказал:

— Ты знаешь, что ты иной?

— Мне об этом говорили. Скажи, как называется эта песня? Это совсем не похоже на ту музыку, которую я играл раньше.

— Это соната Кодали для виолончели.

Дрок закачался от утреннего ветра. «Что это?» — спросил я. Позади нас застонали драконы.

— Ты услышал ее из моей головы? — спросил Паук. — Ты не мог слышать ее раньше, разве только я, сам того не замечая, напевал ее про себя. И я не мог напевать крещендо с тройными паузами.

— Значит я получил ее от тебя?

— Эта музыка звучит у меня в голове несколько недель. Я слышал ее прошлым летом на побережье, за ночь до того, как отправился в путешествие к Болоту с оплодотворенными яйцами. Тогда я откопал часть музыкальной секции в развалинах античной библиотеки в Хайфе.

— Так значит, этой музыке я научился у тебя? — внезапно все стало ясно... все разговоры с Ла Страшной, встреча с Родной, когда я заиграл «Билли, Билли». — Музыка. Так вот откуда я получаю музыку, вот чем я отличаюсь от остальных, вот почему я иной, — я воткнул мачете в землю и присел рядом.

Паук пожал плечами.

— Я не знал, что получаю ее от других людей, — я нахмурился и пробежал пальцами по отверстиям рукоятки.

— Я тоже иной, — сказал Паук.

— Как?

— Вот так, — он закрыл глаза и на всех его плечах вздулись бугры мускулов.

Мачете вылетело из моей руки, протащилось по земле и завертелось в воздухе. Потом оно вонзилось в бревно и задрожало.

Я захлопнул в прямом смысле отвисшую челюсть.

Все это было настолько захватывающим...