Солнечное затмение

Палатку расставили быстро, за какую-нибудь четверть часа, окопали её канавой для стока воды, разгрузили машины и после недолгой поверки легли спать. Палатка наша предназначалась для одновременного проживания десяти человек, но мы вполне помещались и компанией в четырнадцать персон. Неудобно пока было только то, что спали на голой земле, которая, правда, была очень тёплой. Впоследствии артиллеристы обещали нам дать необходимое количество ящиков из-под снарядов для того чтобы соорудить из этих ящиков нары.

Моя очередь наряда в патруле пришлась на два часа ночи в паре с сержантом Саней Бодровым, недавно прибывшим в нашу воинскую часть. Саша был высок ростом, черноволос и имел внешность такую, которая, наверное, нравится девушкам. Он родился и жил в Москве, закончил техникум, работал несколько месяцев на какой-то фабрике мастером, собирался поступить в институт. Мама его – владелица фирмы, какой, чем занимающейся – никто не знал, да и это обстоятельство порядком никого не волновало, главное, что фирма была, а значит, была возможность в армии не служить и жизнь свою подчинить размеренному и спокойному течению. Но Александр не захотел подчиниться этому течению и когда пришла пора призыва, сделал выбор в пользу армии к явному неудовольствию своей родительницы. Мама, правда, приложила свою руку (по крайней мере, Саша так считал), чтобы сына отправили служить рядом с домом и призвали Александра в одну из московских воинских частей. Отслужив год, Саша каким-то образом проштрафился (тоже никто не знает каким) и из тёплого местечка (что уж греха таить – все считали, что служить в Москве легче, чем где бы то ни было) попал в нашу боевую часть. Поначалу он был весьма заносчив по отношению к нам, но вскоре поведение его изменилось после одного инцидента на зарядке. Все отжимались под счёт дежурного офицера, а Саша стоял в сторонке и просто смотрел на остальных. К нему в гневе подошёл один из наших солдат, Костя Левин, и спросил, почему тот не делает упражнение вместе со всеми, на что Александр ответил, мол, достаточно и того что делают все остальные, за что тотчас получил удар кулаком в грудь. После этого случая оказалось, что Саша был общительным, добрым и в целом очень положительным человеком.

Итак, я проснулся, вставил в свой прицел ночного видения аккумуляторную батарею, пристегнул прицел к автомату для того чтобы при необходимости использовать его по назначению и вышел из палатки.

Нашей задачей было патрулирование только что образованного лагеря как по периметру, так и за его пределами с целью наблюдения, установления возможных вариантов проникновения, учитывая то, что мы находимся хотя и не в самой зоне боевых действий, но всё-таки уже в воюющей республике. В лагере ввели цифровой пароль и сообщили его всем, кто несёт службу на постах. Сегодня он равнялся пяти и применять его необходимо было следующим образом. Например, находящийся на посту солдат видит приближающегося к себе человека и громко кричит: «Стой! Пароль: два!». Приближающийся к посту человек должен ответить «три», чтобы в сумме получилось пять, потому как предполагается, что каждый, кто имеет право ходить по территории лагеря должен знать пароль. Если же такой человек не отвечает или называет неправильную цифру, то часовой имеет полное право открыть огонь на поражение. Такова реальность в условиях боевых действий. Теперь приходится также привыкать к тому, что всегда при себе должен быть автомат: и при приёме пищи, и во время сна, и даже в туалете. Зато теперь мы носим автоматы по-другому, всё так же на плече, но стволом вниз, «по-боевому». Это не было нигде написано, насколько я знаю, но все сразу стали носить оружие именно так, кроме, конечно же, пулемётчиков. Так было намного свободнее, ведь в месте постоянной дислокации, и даже на полигонах оружие за спиной надлежало носить так, чтобы ствол был направлен вверх, а антабка лежала на плече, из-за чего оружие всегда было крепко прижато к спине.

Тем временем жизнь в лагере бурлила: приезжали отставшие машины, солдаты из других подразделений точно так же ставили палатки, везде горели прожекторы, фары; освещение было, как на любом городском празднике вечером. Мы вышли на окраину лагеря и у нас завязался небольшой разговор.

– Как там Москва? Сверкает точно так же? – начал я.

– Да, конечно, – ответил он. – Иллюминация сейчас не та, что была в восьмидесятых. Я помню, когда был ребёнком, в центре гуляли с родителями, так всё было темным темно. Не то, что сейчас.

– Ну а как вообще Москва? В целом?

– А что тебя больше интересует? Ты был в столице?

– Был проездом, да и то когда в детстве с отцом ездили к многочисленной родне в Ярославль. Да что интересует? Даже не знаю. Всё интересует. Говорят, что у вас всё по-другому сейчас. Люди другие, отношения между людьми.

– Да я бы не сказал именно так, – возразил он. – Люди везде разные, просто в Москве их на порядок больше. Движения много в Москве, работы, все стараются заработать много денег.

– В наше село каждый год на лето приезжает парень из Москвы, рассказывает всякие смешные истории из своей жизни. А ты ходил в Москве в клубы, на дискотеки?

– Да, конечно, спрашиваешь тоже! – искренне удивился Саша.

– Ну, мало ли что может быть, я вот ни разу не был. Сначала в городе, в котором я жил, клубов попросту не было, а потом я жил в селе, где, понятное дело, клуб есть и каждые выходные в нём проходят сельские дискотеки. Но это, сам понимаешь, не то.

– Да, в столице их пруд пруди. Однажды, помню, идём мы со своей мадам по улице…

– С какой мадам? – перебил его я.

– Со своей девушкой, – ответил он.

– Я думал, что так называют уже замужних или зрелых женщин.

– Ну, вот я её так называю, мы же уже живём вместе – жили до армии, – уточнил он. – Так вот, идём мы, значит, по улице, гуляем и проходим мимо какого-то клуба, было холодно, решили зайти, согреться, выпить чаю, а я так и чего-нибудь покрепче. При входе висит объявление, что сегодня открытие, презентация, то есть мы попали в самый первый день работы этого клуба. Дальше всё показалось мне немного странным. Персонал бара: бармены, официанты, уборщики – все сплошь были мужского пола, молодые парни! Мы подошли к стойке, заказали моей мадам чаю, а мне – коньяку, и стали ждать. Девушек же в клубе вообще не было, и меня сейчас же осенило, что это клуб для гомосеков, представляешь!

– Нда-уж, – заметил я. – Не «Голубая устрица»?

– Видимо, да, – ответил он и, расслышав мой комментарий, усмехнулся. – А, нет! И моя мадам отправилась гулять по клубу, а он довольно большой, так к ней даже никто не приставал, а вот ко мне подсаживались пару раз какие-то типы с многозначительными разговорами, но я всех посылал подальше.

– А ты и за границей был? – спросил я своего товарища, когда мы вышли за импровизированный периметр лагеря.

– Да, был, – буднично ответил он, как будто не желая дальше развивать эту тему.

– Где же, если не секрет?

– Да немного где, – замялся он. – В Греции был. В Барселоне был, это в Испании.

– Да, я в курсе, мать писала, – спокойно ответил я. – А тебя там что-нибудь удивило?

– Ты какие-то странные и неопределённые вопросы задаёшь: как в Москве? как за границей? – несколько недовольно сказал Саша. – Скажи конкретно, что тебя интересует?

– Да меня всё интересует, – живо ответил я. – Я живу в селе, хотя и не глухом, но всё же селе; за границей не был, и даже не знаю, буду ли когда-нибудь; всё интересно: люди, города, архитектура.

– Да что сказать, – начал он после небольшой паузы. – Люди там такие же, как и у нас, нет такого, что они там все довольны жизнью и постоянно улыбаются, и не сказать, что такие уж и открытые. Тепло, конечно, и красиво! Людей на улицах много, да и у нас в Москве их немало. Что ещё сказать… даже не знаю. Русских туристов мало, но интересный случай был однажды в Барселоне, когда среди бела дня на улице мы с мамой услышали отборный русский мат. Какой-то мужик ругался на женщину рядом с ним, жена это была или кто-то ещё – неизвестно, но нам почему-то не хотелось в этот момент, чтобы окружающие знали, что мы тоже русские.