Вик Разрушитель 4

Непонятно, почему именно здесь Мамоновы осели, а не попробовали уйти к Лене. Все же река — основа экономического процветания. Особенно в таких глухих краях как Якутия.

Вертолеты сделали круг над усадьбой и стали снижаться. Отец вытащил из кармана телефон, и скинув наушники, поднес его к уху:

— Что еще, нетерпеливый мой? — закричал он. — Не дождешься никак, пока я не приземлюсь? Что случилось-то? Да неужели?

Он повернул голову и посмотрел на меня каким-то непонятным взглядом, от которого стало не по себе.

— Ты ничего не путаешь, Серега? Ладно, сядем, разберемся. Для встречи все готово? Давай, пока!

Отец отключил телефон и пояснил:

— Брат звонил! Уже копытом бьют от нетерпения!

Мама только кивнула, не открывая глаз.

Наконец, шасси вертолета коснулись земли, лопасти перестали резать воздух, движок замолчал. Дождавшись, когда к двери подтащат трап, мы вышли наружу и оказались в окружении вооруженных людей. Их было человек десять. Один из них вышел вперед и поздоровался с отцом, потом с мамой, после чего почтительно склонил голову передо мной, с любопытством оббежав взглядом с ног до головы.

— Все тихо, без происшествий, Леня? — спросил князь.

— Стараемся, княже, — пробасил мужчина. — Пройдем в дом? Вся родня там, решили на улицу не выходить.

— Ну и правильно, сопли еще морозить, — хмыкнул отец и решительно зашагал по утоптанному снегу к деревянной цитадели из нескольких двухэтажных домов, которые при случае могли легко превратиться в защитные фортификации. Водружены на метровом фундаменте из дикого камня, не удивлюсь, если внизу еще два этажа есть с подвалами, бункерами и безопасными переходами. Может, и правильно, что родовое поместье находится на отшибе. Просто так не подберешься, все просматривается на много километров, даже мышь не проскочит.

Положа руку на сердце, я плохо запомнил, как знакомился со своими родственниками. Целая куча народа, столпившаяся в просторной гостиной центрального двухэтажного дома, пришла в движение, когда мы разделись и вошли туда. Отец, крепко держа меня за плечо, толкнул какую-то речь о воссоединении семьи через столько лет, проверив ее на стойкость и выдержку. Рассказал про мои достижения и успехи, про то, как мною заинтересовались даже Мстиславские, и как ему, то есть отцу, пришлось приложить невероятные усилия, чтобы я, наконец-то, оказался дома.

Потом мы начали знакомиться. Первым делом Глава Рода подвел меня к старейшине — глубокому старику с запавшими глазами, в которых горел какой-то дьявольский огонек. Он сидел в кресле, крепко сжав пальцами подлокотники. На мое вежливое приветствие Старейшина, не отрываясь, смотрел в лицо несколько минут, пока не сказал:

— А ведь вылитый Добр!

Не знаю, чего больше было в его голосе: одобрения или неудовольствия. Про Добра я уже знал: мой предок, первым приявший Дар Источника. Надо будет посмотреть на его портрет. Вон она, галерея, висит на стене вдоль лестницы, ведущей наверх. Только как Старейшина мог разглядеть во мне молодого Добра, если никогда в жизни не видел его молодым? Три века прошло. Может, по каким-то иным признакам, о которых я не знаю?

В общем, дед оказался неразговорчивым. Я с облегчением отошел от него. Старики, наверное, все такие вредные. Булгаков Семен Игоревич тому яркий пример. Вредный и тяжелый человек.

Потом пришла очередь знакомиться с женами князя Мамонова, по сути — моими вторыми матерями, Ириной Сергеевной и Еленой Петровной. Обе дамы с непонятной мне опаской и натянутыми улыбками приняли мое приветствие и произнесли стандартные фразы, как они рады моему приезду. У, гадюки! Знаю я, сколько вреда принесли моей маме!

Отец стал представлять моих единокровных братьев и сестер. Первым мне протянул руку Антон, находящийся в статусе наследника Главы Рода. Он сжал своей пятерней мои пальцы, а потом крепко обнял, похлопывая по спине.

— С возвращением, брат!

Потом прочность моей кисти решили проверить Дмитрий и Виктор, тот самый, который счастливо избежал судьбы стать мужем якутской княжны Дайааны. Да и сейчас по его лицу видно, насколько он рад этому факту. Но я никак не показал, что расстроен.

Елизавета — старшая сестра — уже была замужем, представила своего мужа Ефима. Мария — младшая — миленькая невысокого росточка девушка с забавно вздернутым носиком и глубокими черными глазами, смущенно приникла ко мне щекой.

А вот и дядья родные: Алексей и Сергей Яковлевичи — заматеревшие в суровом климате мужчины, такие же широкоплечие, но приземистые, как будто земная гравитация тянула их вниз. Средний дядька сжал своими ручищами мои плечи, легонько встряхнул, но говорить ничего не стал, лишь оценивающе впился взглядом светло-серых глаз в мое лицо. Младший, Сергей, оказался более эмоциональным, заулыбался, хитро подмигнул мне, как бы предупреждая, что основное знакомство будет позже.

Последними были жены дядьев, Ольга Осиповна и Галина Семеновна, чей возраст еще не перешагнул сорокалетний рубеж. По сравнению с «матерями» очень живые и мягкие, волны добрых эмоций от них были настолько сильные, что я ощущал их всей кожей.

Мелких потомков решили пока не представлять. Только под ногами мешаться будут в непонимании, зачем их тут собрали. Они где-то в другом жилом блоке под присмотром горничных находились.

Впервые я ощутил, что такое сила Рода. Почти все собрались здесь, чтобы встретить меня, увидеть, оценить и принять в семью. Им хотелось забыть происшествие пятнадцатилетней давности и показать самую главную ценность — сплоченность. Булгаковы, кстати, при мне столь тесно не собирались. У них, конечно, были свои семейные праздники, на которых обязательно присутствие всех членов рода, но мне не посчастливилось побывать на них.

А здесь был мой дом — именно это хотел продемонстрировать отец, собрав родню в гостиной. Чтобы каждый почувствовал толику вины и осознал, что появление в семье — это радость, а не новые интриги и склоки.

Меня обступили братья с сестрами и стали расспрашивать о Москве, как я там умудряюсь в одиночестве жить, не скучаю ли, нет ли желания вернуться в родное гнездо? Пока отшучивался, позвали в громадную столовую, размером похожую на средневековый зал для пиршеств, разве что статуй рыцарей не хватало по углам, да коллекции холодного оружия. Зато из огромных окон лился яркий солнечный свет, освещая накрытый стол.

Обед продолжался с несколькими переменами блюд. Народ после нескольких бокалов вина и рюмок водки расшевелился, разбился на кучки по интересам, а ко мне подошел отец, наклонился и шепнул:

— Выходи на улицу, жду тебя там.