Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 71

В общем, я тщательно ознакомился с контрактом, который уже прочитал от корки до корки и сам Козлов, и присутствующий здесь же юрист с нашей стороны, глядевший на мир сквозь линзы больших очков в роговой оправе, после чего поставил размашистую подпись.

— Прекрасно! — подытожил Левински, пожимая мне руку и улыбаясь во весь рот. — Надеюсь, вы покажете хороший бокс и не дадите спуску этому ниггеру. Учтите, многие будут болеть за вас только потому, что вы белый, невзирая на вашу национальность.

У-у, блин, расисты хреновы, думал я, криво улыбаясь в ответ. Конечно, в будущем со своей толерантностью у пиндосов совсем уже крыша съедет, но сейчас негров действительно стоит пожалеть, они там люди второго сорта.

— А кто первый выходит? — спросил я.

— Али.

— Окей. Я так понимаю, у него красный угол… А я хотел бы выйти на ринг под свою песню. Это можно устроить?

— В принципе да, — пожал плечами Левински. — Хотя раньше ничего подобного не практиковалось. А что за песня?

— Называется «We Are the Champions», как раз в тему.

— Судя по названию, так и есть, — согласился потомок одесситов. — Что ж, предлагаю отметить это важное дело походом в ресторан, за счёт стороны-организатора, — между тем продолжил Левински. — Мистер Козлофф, вы составите нам компанию?

Для Бориса Яковлевича предложение оказалось довольно неожиданным, и он выглядел слегка растерянным.

— Хм, у меня тут дела ещё кое-какие неотложные…

— Жаль, жаль… А у вас, мистер Покроффски, надеюсь, никаких срочных дел нет?

— Извините, господа, у меня режим! Сами понимаете, готовлюсь к важному бою, ни капли спиртного.

— Эх, Сэм, придётся нам с тобой вдвоём напиваться, — сказал он на русском, хлопнув спутника по плечу и тот непонимающе поднял брови. — Today you and I are going to get really drunk[5].

— Oh, yes, I want to get drunk![6]

Засим и расстались, хотя, честно говоря, я немного жалел об упущенной возможности слегка гульнуть. Но у Козлова и его начальства, которому он наверняка доложил бы по инстанции, могло составиться обо мне не слишком позитивное мнение. Коммунист, понимаешь, а сам водку жрёт с капиталистами. Да ещё за их счёт. Могут последовать оргвыводы.

Подумал о водке (или чем там меня собирались угощать) — и захотелось выпить. Так сильно, что я зашёл в «Рюмочную» на Новокузнецкой и под парочку бутербродов употребил 200 граммов «Столичной». И пусть потом мне будет плохо!





По возвращении в Свердловск меня пригласили в обком партии, к самому Рябову. Звали ещё до отъезда в Пятигорск, но ввиду известных событий в своей семье я вежливо отказался от приглашения для вручения грамоты и чего-то ещё. На этот раз понял, что дальнейший отказ может обидеть областное руководство. Яков Петрович вручил мне грамоту и увесистую статуэтку боксёра, выполненную из малахита. При этом событии присутствовала вся элита обкома партии, включая Бориса Николаевича, а мне пришлось ещё выступить с небольшой благодарственной речью под вспышки фотокамер газетчиков и под объективом телекамеры — с областного телевидения прибыла съёмочная бригада.

Когда мы покидали зал, Ельцин предложил зайти к нему в кабинет, попить чайку. Я не отказался, благо что спешить особо был некуда. А во время чаепития я достал из кармана початую пачку жевательной резинки «Wrigley’s Spearmint», а из неё — завёрнутую в серебристую фольгу пластинку.

— Борис Николаевич, знаете, сколько стоит такая вот пластинка жвачки?

— Шут его знает, — пожал он плечами, — копеек десять, ну максимум пятнадцать.

— Рубль! — припечатал я. — В школах дети родителей, которые имеют возможность ездить за границу и привозить разные шмотки и жвачку в том числе, продают своим одноклассникам такую пластинку за рубль.

— Не может быть!

— Может, Борис Николаевич, ещё как может. У вас же дочери ещё школьницы? Вот и спросите у них. У фарцовщиков, кстати, можно купить подешевле, но тоже цены кусаются.

— Да уж… Я дочкам привозил жвачку из Болгарии, но они говорили, что одноклассников просто угощали.

— Не все такие, как ваши дочери, — хмыкнул я.

— М-да, — причмокнул Ельцин толстыми, влажными губами и покосился на меня. — Но ведь ты не просто так мне эту жвачку показал, верно? Ну-ка рассказывай, что задумал…

— А задумал я, Борис Николаевич, запустить производство этой самой жвачки в нашей стране, а если точнее — то на Свердловской кондитерской фабрике. У нас почему-то считают, что жвачка — это идеологическое оружие Запада. Даже научную основу подвели: якобы, когда жуешь жевательную резинку, то организм выделяет слюну, то есть реагирует как на еду, и начинает выделяться желудочный сок. А переваривать желудочному соку нечего, так как еда не поступает в желудок, в результате возникает язва желудка. Согласитесь, аргумент более чем сомнительный. На самом деле никаких язв от жвачки не появляется, а запретный плод, как известно, сладок.

Очень хотелось ему рассказать про трагедию, случившуюся в марте 1975 года во Дворец спорта «Сокольники» после хоккейного матча между юниорскими сборных СССР и Канады. Вернее, сборной из провинции Онтарио. Тогда в результате давки, случившейся из-за жвачки, погибло больше 20 человек. А если в СССР к тому времени уже будет полно своей жевательной резинки, то этой трагедии можно будет избежать.

— Вот ведь, придумали проклятые буржуи забаву, — вздохнул Ельцин. — Мы вон в детстве смолу жевали, зубы, правда, потом от неё коричневые были, да и на вкус так себе… Ладно, дело-то на самом деле важное. Как ты мне говорил когда-то?.. Если процесс нельзя остановить, то его нужно возглавить? Вот пусть наша молодёжь лучше жуёт советскую жвачку, чем американскую.

— Плюс экономический эффект, — закончил я свой спич. — Наша кондитерская фабрика, можно сказать, окажется монополистом по части производства жвачки на 1/6 части суши. Заказы будут идти со всей страны. Затраты на закупленное оборудование окупятся в течение года, если не раньше, а дальше пойдёт чистая прибыль. Главное — чтобы эта идея нашла понимание у руководства области.

— А для начала у меня, раз уж ты ко мне с этим обратился, — буркнул Ельцин. — Поразмыслю-ка я на досуге над твоим предложением.

А я быстренько отправил письмо по ранее обговорённому каналу связи, где описал будущую трагедию в «Сокольниках» и попросил поспособствовать запуску в СССР линии по производству жевательной резинки. Добавил, что свердловские кондитеры могли бы стать пионерами в этом направлении.