Страница 9 из 56
В такие минуты действуют автоматически. Грант разослал дозорных по периметру района базирования. В первую очередь надо закрепиться здесь, подыскать самые выгодные места для часовых, обеспечить хотя бы пунктиром круговую оборону, организовать разведку, наблюдение и оповещение, в первые же сутки уточнить полученные от штаба агентурные данные о противнике.
Через три часа капитан поднял отдыхающих, чтобы те сменили дозорных. Сам он продержался только на «пеп-пилз» — бодрящих таблетках. Теперь он мог лечь, оставив за себя передохнувшего Клифа.
— Дьявол бы тебя побрал, Джонни! — пробормотал, зевая во весь рот, Экс-оу. — Ты разбудил меня на самом интересном месте: я как раз приобщал к цивилизации ту косоглазую куколку из «Каприза». Пока тихо?
— Пока — сплошной пикник, Клиф.
Плюхнувшись в приготовленный для него гамак, Грант укрылся частой москитной сеткой и, смежив веки, словно провалился в бездну, как ночью, с парашютом…
Ему приснился глупый, тщеславный сон. Будто стоит он навытяжку в парадной форме в зале Белого дома. На нем зеленый берет с красным шевроном и строенными золотыми стрелами-молниями. (У эсэсовцев тоже был символ — сдвоенные молнии…) И сам президент, знакомый по кинохронике и тысячам фотографий в газетах, прикалывает к его груди под серебряные крылышки десантника высшую награду Америки — «Почетную медаль конгресса»… Капитан Грант безмерно счастлив и горд. Ведь со дня рождения нации только каких-нибудь три тысячи человек получили эту бронзовую звезду на ленте из голубого шелка, всего тридцать воинов удостоились этой награды за всю войну во Вьетнаме!..
— Капитан Грант! — торжественно произносит президент. — Мне, право, жаль, что «Почетная медаль конгресса» дается лишь однажды!..
IV
«Американский народ живет сегодня в стране, которая создала самую убийственную военную машину в мире. Мы живем в обществе, которое учит своих сыновей ремеслу убийц и направляет свои огромные богатства на подавление мужественных людей от Вьетнама до Детройта, борющихся за простое человеческое право быть хозяевами собственной судьбы. Мы, американцы, не имеем права на звание человека, если мы, каждый в отдельности и все вместе, не встанем и не скажем НЕТ смерти и разрушениям».
Поспав всего часа три, капитан встал, чтобы сменить Клифа и проводить на первое важное задание начальника разведки Харди и штаб-сержанта Честэра, начальника подрывной службы и самого бывалого из диверсантов, в ближайшую деревню. Они отправлялись туда вместе с двумя «красными беретами», один из которых был начальником разведки вьетнамской команды ЛЛДБ. Оба владели языком местного племени и расстались с этими горами всего десяток лет назад.
— Пожалуй, весь успех нашего отряда и всей операции в целом, — напутствовал капитан разведчиков, — зависит от наших хороших отношений с туземцами, от того, сумеете ли вы завязать с ними дружбу. Поэтому я и нагрузил вас деньгами и подарками, как капитан Кук своих матросов, когда те шли на встречу с дикарями.
Подарки, конфеты, доллары и деньги… Бойтесь данайцев, дары приносящих… Что-то не то говорит он людям, а от успеха их миссии зависит столь многое!..
— Все будет о’кей, кэп! — оптимистично заверил командира Харди. — Эти гуки не доставят нам хлопот!
Гранта передернуло от слова «гуки». Неужели Харди не понимает, что успех всей операции зависит от превращения злых гуков в добрых чингачгуков — вьетнамских братьев идиллически добрых индейцев Фенимора Купера!
Минут двадцать разглядывал Грант с разных позиций на опушке джунглей рисовые поля, огненно пламенеющий под солнцем алый ковер из головок мака, бамбуковые хижины на сваях со спущенным бамбуковым бревном с насечками вместо ступенек.
В бинокль он разглядел полуголые тела занятых делом селян.
На оперативную базу Грант возвращался в глубокой задумчивости. Позади бесшумно крался его ординарец и телохранитель Мак. Этот техасец гордился тем, что раньше считалось величайшим позором, — индейской кровью в своих жилах. Мак числился первым в команде следопытом.
В Ня-Чанге, готовясь к заданию, они досконально изучили будущий район действий, его географию, экономику, добросовестно познакомились с культурой народа, национальным психическим складом, обычаями, верованиями, основами языка. А главного он, Грант, все же не знает: станут или не станут туземцы помогать американцам, станут ли они союзниками в борьбе против Вьетконга?
Доллары, жевательная резинка… Подействуют ли здесь методы филиппинского президента, о которых с таким неподдельным восторгом рассказывал ему полковник Фолькстаад? Тот знал обо всем этом не с чьих-либо слов, а сам лет пятнадцать тому назад воевал против хуков на Филиппинах. («Мой мальчик! Я служил у самого генерала — тогда полковника Лансдейла, советника филиппинского президента Района Магсайсая. И с ним же потом перебрался сюда в Сайгон, когда здесь запахло жареным».) Это Лансдейл испрашивал для Магсайсая деньги, шоколад и конфеты, которыми его солдаты задаривали поголовно всех детей в деревнях. Операция «Конфеты» привела к тому, что эти несмышленыши доносили на отцов, стали важнейшим источником информации о партизанах и тем помогли подорвать их силу.
Прежде, во время службы на форпосте, романтик Грант сравнивал свою жизнь с жизнью первых белых поселенцев таинственного Нового Света в укрепленных поселках на лесной росчисти. Они тоже не расставались с оружием, оборонялись и нападали на туземцев. Теперь же ему и его «беретам» предстояло вести наполненную тревогами и приключениями жизнь тех куперовских героев, которые отважились пойти в глубь неизведанного лесного материка, чтобы торговать с покорными туземцами и воевать против непокорных. Купер воспевал добрых чингачгуков, а здесь гуки, и пока эти гуки — загадка. И весь вопрос — вопрос жизни и смерти для зеленоберетчиков — сводится к одному: станут ли эти гуки чингачгуками?
Гранту не терпелось самому воочию увидеть таинственных горцев, но он не решился показать свой англосаксонский нос в их деревне: голубоглазых брюнетов в здешних краях не видывали.
В лагере он подошел к Дону Мэтьюзу. Радист уже вторично, после отправки первой радиограммы об удачном приземлении и выходе на базу, связывался с Центром Би-57.
Он уселся на большой камень возле Мэтьюза и начал протирать автомат.
Радист зашифровывал радиограмму о первых шагах, предпринятых в тылу противника сводным отрядом капитана Гранта. Первые шаги отряда — это первые капли того «Падающего дождя», которому, по замыслу отдела планирования «фирмы» и штаба «зеленых беретов», суждено размыть плотину коммунистического режима.
Дон Мэтьюз, этот красивый парень из Гаваны, великолепно танцует румбу и пачангу, но живет только одним — любимым радиоделом. Он и с Кубы бежал потому, что Фидель грубо прикрыл его радиомастерскую. Во времена Батисты Мэтьюз отнюдь не был богат и, чтобы подработать на новую радиоаппаратуру, частенько, бывало, становился джиголо — платным компаньоном богатых, но стареющих американок. Его отец был сначала видным гаванским гангстером, затем телохранителем у Батисты, мать — в ней текла испанская и негритянская кровь — прославилась в сороковых годах как мисс Куба. Сам же Дон Мэтьюз славился как маг и волшебник эфира. Утверждали, что Дон не только с потрясающей скоростью передает, принимает и зашифровывает-расшифровывает радиограммы, но буквально «из воздуха» делает радиодетали для ремонта рации. Во время вторжения в заливе Кочинос Дону крепко повезло: Кастро разгромил десант из кубинских эмигрантов прежде, чем Дон успел высадиться.
— Эту длинную радиограмму я не стану передавать обычным путем, — сказал Дон Мэтьюз, отложив шариковый карандаш. — Слухачи Вьетконга мигом засекут меня, даже если я буду опять работать на официальной волне генерального штаба армии Таиланда. Ты никогда еще не видел нашу последнюю техническую новинку для обмана «слухачей»? Я просто влюблен в нее!