Падающий дождь

Да, это был безотказный план. Грант долго не мог уснуть в ту ночь, вспоминая знаменитые случаи похищения детей. Нашумевшее в свое время похищение малолетнего сына национального героя Америки летчика Чарльза Линдберга. Похищение мальчика — сына чикагского миллионера — двумя великовозрастными сынками миллионеров Лейба и Леопольда, искателями приключений и острых ощущений. Оба случая и многие другие сенсации этого рода окончились зверским убийством похищенных. Каждый год в Штатах бывает от тридцати до сорока сенсационных, известных полиции и прессе случаев похищения — есть где позаимствовать опыт.

Уездного начальника привели под утро.

Капитана разбудили, как он просил, с восходом солнца.

— Мои люди должны быть представлены к орденам! — москитом гудел капитан Тон Дык Шин. — Надеюсь, я тоже не буду обойден.

— Когда для осла нет овса, — неожиданно изрек Харди, — его кормят лаврами!

Не без волнения шел Грант на свою первую встречу с настоящим вьетконговцем. О них в этой стране рассказывали чудеса: уходя от погони, они, как в сказке, умели превращаться в обезьян, в рыб, в птиц…

Пленник стоял со связанными за спиной руками, лицо в кровоподтеках, на подбородке запеклась кровь. Рост — не больше пяти футов, вес — фунтов сто двадцать. В глазах — тот же фатализм, который однажды увидел Грант во взоре буддийского монаха, смотревшего на сайгонскую толпу сквозь пожиравший его огонь, фатализм, полная отреченность от всего земного. Мешковатый черный костюм, сандалии из автопокрышки.

— Оружие есть? — спросил Грант, прочистив горло.

— Вот все его оружие, — ухмыльнулся «красный берет», стоявший рядом с автоматом в руках.

Он протянул капитану Шину обкуренную бамбуковую трубку.

— Как вам известно, сэр, — обратился Шин к Гранту, — здесь вы не советник, здесь вы командир, но вам известно также, что полковник Лам Шон, командующий «красными беретами», выговорил для меня особое право самостоятельно вести допросы пленных. Ваши переводчики могут сойти за лингвистов только в армии, им абсолютно чужд психический склад вьетнамцев, И вообще, вы еще не имеете в этих делах достаточного опыта.

Он отвел командира в сторону, продолжая:

— Ваш допрос третьей степени годен лишь для изнеженных американских гангстеров. А я, как вас, вероятно, информировали, три года служил военным следователем в тюрьме Пуло-Кондора, на Чертовом острове. Работал с бамбуковыми палками: раз, два — и трещат кости пальцев. Или колешь заостренным бамбуком в грудь. Работал и с электричеством — одна проволочка к мочке уха, другая к языку, и крутишь рукоятку. Подвешивал за связанные за спиной руки, пытал раскаленным железом, надевал на голову железное ведро и лупил по нему палкой. По вашему лицу, сэр, видно, что вас тошнит от этих технических деталей, а ведь я упомянул лишь о самых примитивных пытках, искусство которых здесь, на Востоке, доведено за тысячелетия до совершенства. Но эти «комми» — твердые орешки. Помню, мои старшие коллеги в Пуло-Кондоре рассказывали мне о Фам Ван Донге, нынешнем ханойском премьере. Он просидел на Чертовом острове целых шесть лет. Живучий, железный человек! А Тон Дык Тханг — вице-президент у дяди Хо! Старый революционер. Будучи моряком, поднял красный флаг на французском крейсере «Вальдек Руссо» в Черном море, приветствуя революцию большевиков! Он провел в Пуло девятнадцать лет!

— Чего вы хотите от меня? — потерял терпение Грант.

— Ваших указаний. Я спрошу пленного о размещении воинских частей в уезде, об оружейных мастерских, о госпиталях, о главных «комми», об обороне уездного центра. Какие еще вопросы задать ему? Он тоже, судя по всему, твердый орешек. По донесению нашего агента, он местный житель, служил комиссаром полка во время разгрома французов в Дьен-Бьен-Фу, старшего сына у него убили французы. Но я подберу к нему ключик, применю безотказный метод допроса: буду пытать при нем его ублюдка.

— Нет! — сказал Грант, вскипая. — Вы не сделаете этого!

— Почему? — искренне изумился Шин.

Грант окинул неприязненным взглядом щеголеватую фигурку капитана Шина, кичившегося своей безукоризненной военной выправкой. Этому солдафону, вымуштрованному выпускниками Сен-Сира, только бы маршировать перед президентским дворцом в Сайгоне под желтым знаменем с тремя красными полосами.

— Потому что здесь, как вы, должно быть, заметили, командую я!

Глядя на капитана Шина, Грант внезапно понял, что Шин ненавидит его. За то, что вынужден смотреть на американца снизу вверх, за то, что капитан Грант получает значительно большее жалованье, чем он, капитан Шин, ненавидит за то, что американцы не принимают всерьез армию Южного Вьетнама…

— Я имею полномочия!

— Я лишаю вас их!

— Вы не имеете права!

— Здесь я командую!

Капитан «красных беретов» подавил вспышку гнева, покусал губы под тонкими, как крысиные хвостики, усиками.

— О’кей! Не будем ссориться. Еще генералы кайзера учили: «Военная необходимость стоит выше права». А в вашей стране говорят: не разбив яиц, не изжаришь омлета. Решено! Я буду допрашивать отца мальчишки.

— Нет, сэр! — отрезал Грант, подавив желание кулаками расправиться с этим замухрышкой. — Ночью мы отправим пленного на ту сторону с помощью «небесного крючка».

— Но сначала я должен допросить его. Нам нужны сведения о районе ГВОА из первых рук. Так мы условились в Ня-Чанге. Кроме того, я прошу, отправить на восток и мальчишку. Он мой трофей, и я хочу, чтобы его передали моей жене.

— Это зачем еще? — насторожился Грант.

— По нашей традиции он пойдет ко мне в услужение. Вы знаете, что «комми» отняли у меня поместье и всех моих слуг…

Грант слышал, что офицеры АРВН превращают в своих личных рабов пленных детей Вьетконга, но как-то не верил в это, не хотел, не мог верить. И он, правнук офицера, павшего в войне Севера и Юга, в войне против рабства, отгонял от себя ту убийственную мысль, что он, капитан Джон Грант, стал союзником рабовладельцев.

— Вам этого не понять, — пожав плечами, сухо продолжал Шин. — Разве вы здесь не для того, чтобы защищать наш образ жизни? Итак, я иду допрашивать «комми».

Спор закончился тем, что Грант послал по радио срочный запрос в Ня-Чанг.

Штаб ответил в рекордное время:

«Подтверждаем полномочия капитана Тон Дык Шина».

— Прекрасно! — довольно усмехнулся капитан Шин, прочитав раскодированную радиограмму. — Пойду, допрошу красного. Я и так потерял слишком много времени, а ведь придется пользоваться подручными средствами. Вы, капитан, предпочитаете, разумеется, остаться в стороне?

— Я иду с вами, — морщась, точно от зубной боли, проговорил Грант.

Он шел за Шином, с ненавистью глядя в его узкую спину, на торчащие лопатки и уши и говоря себе, что он не имеет права оставаться в стороне от таких вещей, умывать руки, как Понтий Пилат. Он командир, он за все в ответе!..

По дороге к палатке капитана Шина Грант окликнул Харди и переводчика Стадза Хуллигана. Стадз окончил школу переводчиков сухопутной армии США — двухнедельная начальная языковая подготовка, шесть недель занятий исключительно на вьетнамском языке, тридцать две недели вовсе без английского языка. И все же капитан Шин прав: эти переводчики изъяснялись свободно лишь в борделях Сайгона. Пусть Стадз посидит на допросе — как-никак практика. Ну, а Харди — помощник командира по разведке, ему сам бог велел присутствовать на допросе.

Капитан Шин и пленный уселись друг против друга за самодельным, врытым в землю столом из бамбука, словно собрались мирно сыграть партию в шахматы. Но за спиной пленного, расставив ноги, встали двое «красных беретов». Грант взглянул на них и мысленно выругал себя: он до сих пор не научился различать этих людей. Точно так же он почти не различал друг от друга японцев и китайцев.

Харди сел, широко расставив колени, уткнул в ляжки дюжие кулаки. На лице — насмешливо-выжидательное выражение.

Заметно важничая, капитан Шин задал несколько вопросов пленному на вьетнамском языке и, по-видимому, остался недоволен его односложными ответами. Он медленно встал, скрестил руки на груди и, точно обдумывая следующий ход, зашел за спину пленного и вдруг молниеносно нанес ему три удара: правым кулаком по одному уху, левым — по другому и ребром правой ладони по шее.