Нулевая версия

— Нож был у вас? — тихо спросил Соснин.

— Такими игрушками не балуюсь...

Кадырханов любил эти вечерние часы, когда наконец переставал трезвонить телефон, да и сотрудники уже не так часто входили в кабинет. Можно было спокойно обозреть прошедший день со всеми его происшествиями. А за день их случалось немало. Бывали, конечно, и крупные происшествия, но последнее время больше беспокоили маленькие ЧП. Вот сегодня, например, пришел один гражданин, очень взволнованный, и говорит: «Куда это милиция смотрит, никакого порядка!» Оказывается, на улице, где расположен райотдел милиции, днем не выключают уличное освещение. Вот тебе и чрезвычайное происшествие! Вспомнив этот случай, Кадырханов невольно усмехнулся: неплохой урок по охране народного достояния!

Чаще всего Кадырханов занимался вечерами разбором поступившей за день почты. Долгие годы работы в милиции приучили его внимательно относиться к любым сообщениям. Сколько раз бывало, что незначительный на первый взгляд факт при тщательной проверке приводил к раскрытию тяжких преступлений. Но не только с профессиональной точки зрения относился Кадырханов к письмам граждан. Читая их, он чувствовал биение пульса района во всем многообразии жизненных ситуаций. О чем только не писали люди! С горестями и радостями обращались они в милицию, потому что верили ей. Это людское тепло согревало, придавало силы, делало особенно значительным нелегкий милицейский труд.

Сегодня внимание Кадырханова привлекло одно письмо, в котором сообщалось, что заведующий магазином № 17 Азизбеков живет явно не по средствам. «Жена Азизбекова, — писали в письме его соседи, — хвастается, что магазин ее мужа — «золотое дно». Наверное, это на самом деле так. Азизбеков работает один, имея четырех иждивенцев. Часто покупает ценные вещи. В квартире Азизбековых без конца пьют, гуляют...»

Отодвинув письмо, Кадырханов потянулся к телефонной трубке.

— Рустам Каримович? Еще не ушел? Зайди, пожалуйста, посоветоваться надо.

Через несколько минут в кабинет начальника милиции вошел невысокий седоватый начальник ОБХСС Хафизов.

— Познакомься, пожалуйста, с этим письмом.

Кадырханов протянул майору синий конверт и, выждав, пока тот ознакомится с содержанием письма, спросил:

— У вас что-нибудь имеется на этого Азизбекова?

— Нет, это первая ласточка.

Внезапная инвентаризация, проведенная на следующий день в магазине № 17, выявила крупную недостачу. Азизбеков объяснить причину ее образования не мог. Не могли объяснить и другие работники магазина. Некоторая надежда забрезжила лишь после беседы с практиканткой Лолой Каршиевой. Она рассказала, что накануне инвентаризации случайно услышала часть разговора Азизбекова с продавцом Ковалевым. Речь шла о деньгах, которые Азизбеков должен сегодня кому-то передать.

Возникло предположение: Азизбеков изъял деньги из выручки магазина для закупки «левого» товара, после его реализации деньги должны быть возвращены в кассу магазина. В свою очередь, не исключалось, что часть этого товара еще не реализована, ведь операция, по словам Лолы, могла быть проведена только в конце вчерашнего дня. Как бы то ни было, проверить эту версию следовало немедленно, поэтому тотчас же приступили к обыску в магазине.

Результаты обыска превзошли самые смелые ожидания работников ОБХСС. В подсобном помещении магазина был обнаружен тайник, из которого извлекли сто хозяйственных сумок. Вторично проверили документацию. Обнаруженные сумки производства кожгалантерейной фабрики № 2 в приходе магазина не значились.

Итак, все становилось на свои места.

Допрос Азизбекова подходил к концу. Заискивающе глядя в глаза следователю, Азизбеков торопливо, захлебываясь, вновь и вновь повторял, что это первый случай, когда он закупил «левый товар», и что тех, кто продал ему сумки, он совершенно не знает.

— Давайте, Азизбеков, подведем некоторые итоги. — Следователь встал и подошел к Азизбекову, который тотчас же поднялся, но следователь жестом показал на стул, и тот снова сел. — Я просто поближе к вам, Азизбеков. Вы ведь говорили, что никогда не были так откровенны, как сегодня. Не так ли?

— Совершенно верно.

Азизбеков сидел на самом краешке стула, во всей его позе чувствовалась настороженность.

— Не могу понять, Азизбеков, как это ваш сотрудник Ковалев знает, что сумки в магазин привез Семен Ильич, а вы этого не знаете.

— Правильно, Семен Ильич звать его, такой маленький, щупленький старичок, — оживился Азизбеков. — И как это у меня из головы вылетело! — сокрушенно развел он руками.

— Напрасно удивляетесь, — усмехнулся следователь. — Это все плоды вашей откровенности.

— Нет, нет. Я действительно запамятовал. Всего раз его видел. Встретился с ним случайно во дворе промтоварной торгово-закупочной базы. Ни фамилии, ни места его работы не знаю. Вроде бы товаровед он по специальности. Подошел ко мне и предлагает партию хозяйственных сумок по заниженной стоимости, всего шестьдесят процентов, только деньги, говорит, сразу на кон. Я сказал ему, что подумаю и ответ сообщу в конце дня. Вот так и купили мы эти сумки, будь они прокляты...

Было ясно, что Азизбеков больше ничего не скажет. Надо искать Семена Ильича, если только эта личность реальная. Одновременно следовало назначить ревизию цеха фабрики № 2, маркировка которой имелась на изъятых в магазине сумках. Но здесь следователь допустил ошибку. Увлекшись поисками товароведа Семена Ильича, он назначил ревизию лишь спустя три недели. Эта запоздалая проверка никаких результатов не дала.

Более успешными были поиски Семена Ильича. Им оказался некий Шнайдер — товаровед одного из торговых предприятий города. По внешнему виду он был похож на человека, описанного Азизбековым и Ковалевым. Но опознать Шнайдера они не смогли. Сам Шнайдер категорически отрицал какие бы то ни было операции по поставке хозяйственных сумок без документов.

Попытки изобличить Азизбекова, Ковалева и Шнайдера с помощью противоречий в их показаниях успеха не принесли. Ничего нового не могли сказать и свидетели.

Следствие зашло в тупик.

— Михаил Макарович, здравствуйте, Туйчиев вас беспокоит. Как там наши дела?

— Здравствуйте, Арслан Курбанович, — Гиндин говорил как всегда, чуть растягивая слова. — Испекли вам пирожок, можете забрать.

В заключении повторной судебно-медицинской экспертизы указывалось: «Смерть наступила от множества колоторезанных повреждений, которые носили прижизненный характер и были нанесены одним ножом. Возраст убитого — 25-28 лет. Давность наступления смерти — в пределах полутора-двух месяцев с момента обнаружения трупа».

— Ну, что нового, уголовный розыск? — спросил Туйчиев у Соснина, вернувшись в свой кабинет от судебных медиков.

— Есть сообщение: на основании данных дактилоскопической формулы убитый по уголовной регистрации не значится. Выяснилось также, что Пономарев Вячеслав Петрович судимости не имел. Пока все.

Арслан протянул Николаю заключение судебно-медицинской экспертизы, а сам стал внимательно читать полученный из Челябинска ответ. Жена Пономарева рассказала сотрудникам челябинской милиции, что уже более двух месяцев не получала денег по исполнительному листу и ничего не знает о том, где находится ее бывший муж. В сообщении указывался и адрес матери Пономарева, которая проживает в Брянской области. По этому адресу сразу же направили запрос.

Обедали в маленьком уютном кафе, расположенном в двух кварталах от прокуратуры. Арслан молча водил вилкой по тарелке с бифштексом, Николай катал хлебный шарик, бросая рассеянные взгляды по сторонам. Угнетало отсутствие ясного плана дальнейшего расследования.

Да и как проверить правдивость показаний Северцева?..

В кабинет вернулись молча. Сразу же вошла Таня — она принесла только что полученное заключение экспертизы, восстановившей лицо убитого по методу профессора Герасимова. Результаты ее были ошеломляющие: удлиненный овал лица и широко поставленные глаза молодого мужчины не имели даже отдаленного сходства с фотоснимком Пономарева.