Бойтесь данайцев

Звонок у входной двери прерывает его глубокомысленные рассуждения. Дверь открывает отец.

— Здравствуйте, Виктор Степанович Ермаков здесь проживает? — слышится из прихожей голос вошедшего.

— Здесь, — настороженно ответил отец. — А вы кто будете?

— Майор милиции, из уголовного розыска.

Мать недоуменно, со страхом посмотрела на сына, тот лишь развел руками...

— ...Итак, вы записали номер телефона на книге?

— Да, да, именно на книге, — горячо согласился Виктор. — Ничего тогда не было под рукой. Я еще хотел переписать его, но потом как-то не получилось... Извините, — спохватился он, — вся беда в том, что я забыл его, у меня вообще память — никуда.

— Ничего, ничего, — успокоил его Соснин. — Вы постарайтесь, пожалуйста, все точно вспомнить как было. «Не заливает ли, — между тем подумал он, — уж больно преданным взором поедает меня. Боится, что не поверю? Какой ему смысл? Ну, положим, смысл существует, однако страх сильнее. Да нет, вроде правду-матку режет».

— А что за книга? Что-нибудь медицинское? Вы ведь врач.

— «Автомобильный транспорт США», — стыдливо потупился Ермаков. — Знаете, яркая с цветными вклейками, там все марки машин даны...

В этот момент тихо приоткрылась дверь и показалась мать. В ее глазах была тревога и готовность немедленно прийти на помощь сыну, но Виктор так энергично помахал ей рукой, что она тут же скрылась.

— Вы давно записались в библиотеку?

— Что вы! — искренне удивился Виктор. — Я вообще туда не записывался.

— Вы хотите сказать, что вам хватало институтской?

В ответ Виктор лишь кивнул головой, что должно было означать: именно это он хотел сказать; после чего у Соснина возникли серьезные сомнения в том, записан ли был его собеседник вообще в какую-нибудь библиотеку.

— А как же вы попали в библиотеку?

— У Сережки Сулимова — товарищ мой, — уточнил Виктор, — взял читательский билет. Там на проходе, оказывается, не проверяют, можно вообще пройти без билета.

— И как же выглядит тот парень, что пообещал вам права?

— Обыкновенно. Весь в фирме с макушки до пят. Высокий такой. Да вот еще что: на щеке у него след от заболевания... — Виктор запнулся, сморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить.

— Какого заболевания?

Вопрос Соснина был равносилен удару ниже пояса. Виктор еще больше напрягся: ведь проходили они эту болячку, черт ее подери, на каком только курсе?

— Я сейчас вспомню, вы не беспокойтесь.

— По форме похоже на операционный рубец? — пытался уточнить Соснин.

— Да! — радостно замахал руками Виктор. — Именно. Нос у него с горбинкой, губы тонкие, ямочка на подбородке, — торопливо выпалил он.

— А лет сколько?

— Двадцать пять — двадцать семь.

— Он представился?

— Да. Сказал, зовут Игорем.

— Ну что ж, спасибо. Теперь давайте все, что вы говорили, оформим, как требует закон.

К разговору с отцом Татьяна готовилась давно. Она понимала, что он будет нелегким, и поэтому несколько раз откладывала неприятный диалог под самыми нелепыми предлогами. Авось образуется. Как в детстве: зажмурился — и нет тебя. Ноу проблемс. Но сегодня она обязательно поговорит, чаша переполнилась.

Вчера под вечер к ней нагрянула Света Лямина, ее однокашница, с которой она не виделась целую вечность. Яркая, полнеющая блондинка, Лямина выглядела старше своих лет. Она уже успела и выйти замуж и развестись, и теперь все время намекала на какого-то доцента из политехнического — он в ней души не чает, и намерения у него самые серьезные, но жена — типичная пантера и не дает ему развод. Как только найду тебе замену, говорит, так и дам, а пока терпи. Есть же такие змеи подколодные.

— А вот я так неудачно, как моя мама, замуж не выйду, — неожиданно включается в разговор невесть откуда взявшаяся Анька, внучатая племянница Лидии Яковлевны. Аньке пять лет, ее родители уехали отдыхать, и Вера Яковлевна — младшая сестра Лидии Яковлевны — периодически подкидывает это исчадие ада, как она называет свою внучку, Ермаковым, тем более, что Танина мама, впрочем как и Таня, души не чают в ребенке. — Баба Вера ругает маму за неудачный брак.

Лямина хохочет, ей импонирует такая независимость взглядов.

— Сейчас же замолчи, — говорит Таня. — Ты еще не уехала? Ведь бабушка просила тебя привезти.

— Сейчас деда Витя меня повезет, — успокаивает ее Анька.

— Представляешь, вчера я вхожу к себе, а она залезла на мою кровать, накрылась с головой одеялом и рыдает взахлеб. Я спросила, что случилось. А она: «Я такая несчастная, такая несчастная. Я одета хуже всех. У меня нет манто. Мы с мамой — оборвыши!»

Они все выходят в гостиную, где Виктор Степанович с женой о чем-то тихо беседуют. Анька подбегает к Лидии Яковлевне, а хозяин, увидев Лямину, встает с кресла.

— Постой, это кто же? Неужто Светочка? — изумленно спрашивает он у дочери.

— Она самая, — улыбается Лямина. — Вот, заглянула к Татьяне, давно не виделись. Всего вам хорошего.

— Куда ты спешишь, Светлана, — говорит Лидия Яковлевна. — Сейчас чай будем пить.

— Спасибо. Мне пора, — благодарит Света и снова прощается.

— Я скоро приеду, Лидочка, мне к Олегу Палычу по делу надо, — засуетился хозяин. — А вы в какую сторону?

— О, мне далеко, на Каракамыш.

— Я вас подвезу, мне по дороге.

— Ты Аньку отвези. Вера просила, — мрачнеет жена.

— Какой смысл? — удивляется Ермаков. — Ведь завтра она ее снова привезет.

— Это тебе по дороге, — с нажимом говорит Лидия Яковлевна.

Ермаков пожимает плечами и без особого энтузиазма берет Аньку за руку.

На следующий день, когда Таня пришла домой, Анька уже снова была у них, она носилась по квартире, как угорелая. Внезапно остановилась, подошла к серванту и начала катать по дверце машину.

— Аня, ты мебель портишь, — сказал Ермаков.

— Это разве мебель? Вот у нас мебель!

Все рассмеялись. Увидев, что Ермаков углубился в газету и внимания на нее не обращает, девочка решила взять реванш.

— Ты знаешь, баб Лида, — звонко сказала Анька, кося взглядом на безмятежно читавшего хозяина, — деда Витя вчера в машине чуть не поженился на тете Свете.

Виктор Степанович жалко улыбнулся и украдкой посмотрел на жену.

— Деда сказал, что если у него заберут двадцать лет, он сразу поженится, — продолжал настаивать маленький изверг. — Потом обнял ее.

— Как обнял? — не выдержала Лидия Яковлевна. — И это — ведя машину... Ты ведь мог ребенка угробить, перевернуться... — Она встала и направилась к себе, не преминув спросить по пути: — И что ответила тетя Света?

— Она сказала: «Завтра в восемь», — с готовностью ответила Анька.

Лидия Яковлевна вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

— Папа, я на минутку, уложу ее. — Таня взяла девочку на руки. — Мне нужно поговорить с тобой. Не уходи, пожалуйста.

Она с большим трудом уложила Аньку спать и вернулась. Отец сидел в той же позе, читал газету. Дочь села на диван и пристально посмотрела на него. Отец еще несколько минут держал перед собой газету, потом отложил ее.

— Я слушаю тебя, — бесстрастным голосом произнес он.

— Ты извини меня, папа, за бестактность. Я не имею никакого права вмешиваться в твою личную жизнь, но я не могу, не имею права больше молчать. Ты знаешь, — голос ее задрожал, — маме осталось недолго быть с нами. Неужели нужно так бесстыдно сокращать отмеренный ей небольшой срок жизни? Ты же своими руками убиваешь ее. Побойся бога, — она заплакала.

Отец долго молчал, потом подошел к дочери, сел возле нее, погладил по голове.

— Ты права, мне нет прощения. Обещаю тебе больше никогда маму не расстраивать. Прости меня, Танюша. Ты ведь не ханжа и уже взрослый человек, должна понять. Я мужчина. Но я тебе клянусь — больше у тебя не будет оснований возвращаться к сегодняшнему разговору. Ты думаешь, удовольствия заставляют меня ценить жизнь. Глубокое заблуждение. Это моя нелегкая жизнь заставляет ценить удовольствия. Ты никогда не задумывалась над тем, почему мать-природа наделила грешного человека и разумом и страстями? Для того, чтобы с помощью последних он заглушал страдания. После того, как человек исчерпает свои страсти, природа проникается к нему жалостью и через несколько лет прекращает убогое существование, опирающееся только на разум.